Священник взял телефон гвардейца и взглянул на экран. — Офелия. Лейтенант начал искать место, где можно было бы остановиться, и наконец нашел полянку на краю обрыва, где росли такие высокие эвкалипты, каких писатель в жизни не видел. — Простите, мне нужно ответить, — извинился Ногейра. Он вылез из машины и отошел на несколько шагов. Было ясно, что звонок его удивил. Лейтенант закончил разговор и направился к машине, но мобильник снова ожил. Ногейра ответил и вдруг словно застыл. Наконец он открыл дверь, но вместо того чтобы сесть, наклонился и сказал: — Мануэль, со мной связалась Офелия, судмедэксперт. Сегодня рано утром нашли машину Тоньино. Она была спрятана в кустах на проселочной дороге. А в ста метрах от нее обнаружили труп парня; тело висело на дереве. А еще мне звонили из участка. Два дня назад я описал им пропавший автомобиль, но никому до этого не было дела. А теперь я вдруг понадобился. Писатель наклонился и высунулся между передних сидений. — Черт возьми, Ногейра! Надеюсь, у тебя не возникнет проблем. Можешь сказать, что это я попросил тебя сопроводить меня до дома Видаля. Мы же не представлялись гвардейцами; я могу в этом поклясться, если будет нужно. Лейтенант попытался улыбнуться, но было видно, что он озабочен. — Вот увидишь, это ерунда. Просто формальности. — Тоньино повесился? — спросил Лукас. Гвардеец молча посмотрел на него, затем завел двигатель и выехал на дорогу. — Ты сказал, что тело висело на дереве. Он покончил с собой? Ногейра провел рукой по усам, словно не желая, чтобы слова вырвались из его рта. В зеркало заднего вида он наблюдал за Мануэлем. — Офелия сказала, что труп аж черный, но очевидно, что парня сильно отделали. Лицо обезображено, однако одежда соответствует описанию, которое дала тетка Видаля, когда подавала заявление о его исчезновении. Все указывает на то, что Тоньино били, пока он не потерял сознание, а затем повесили. Точнее эксперт сможет сказать после вскрытия, но судя по состоянию тканей, юноша мог погибнуть в тот же день, когда исчез. Писатель перехватил взгляд гвардейца в зеркале заднего вида и понял, на что намекает лейтенант. — Тогда же, когда скончался Альваро. Оба преступления, должно быть, связаны. — Не знаю, — засомневался Ногейра. — Предположим, Антонио нашел в кабинете дяди письмо Ортуньо, когда красил там стены. Едва бросив взгляд на документ, он сразу сообразил, что сможет выручить кругленькую сумму за такую информацию. Парень осознавал, что для маркиза и его брата эти сведения стоят куда больше трехсот тысяч евро. Тоньино позвонил Сантьяго и потребовал денег. Но не учел реакции Альваро. Твой муж примчался в монастырь разъяренный и потребовал объяснений у приора. Как только маркиз уехал, настоятель тут же направился к племяннику — возможно, чтобы вернуть письмо, но скорее всего, чтобы предупредить, чем все может обернуться. Когда я расспрашивал приора о Тоньино, меня удивило, что дядюшку совершенно не интересовало местонахождение парня. Возможно, потому, что он знал, где Антонио. Не забывайте, настоятель отрицал, что Альваро был в монастыре. А когда мы приперли его к стенке, придумал какую-то чушь про исповедь. — Такого точно быть не могло, я ручаюсь, — подтвердил Лукас. — Приор не казался особо обеспокоенным. Вероятно, потому, что уже решил проблему. Альваро убили, Тоньино, как теперь выяснилось, тоже. Возможно даже, что в один и тот же день. — Неужели ты думаешь, что он так далеко зашел, чтобы сохранить в тайне случай тридцатилетней давности? — Ты не представляешь себе, на что идут люди, лишь бы не предавать огласке куда менее серьезные проступки. Из того, что нам рассказал Ортуньо, становится ясно, что у приора есть возможность решать серьезные проблемы весьма кардинальными методами. Он не колеблясь обставил убийство Бердагера как суицид, скрыв тот факт, что в его церковно-приходской школе было совершено сексуальное насилие. Кроме того, у нас есть свидетель, утверждающий, что настоятель угрожал собственному племяннику. Марио сегодня рассказал нам, что приор приезжал к нему и пытался убедить держать рот на замке. Так насколько далеко он способен зайти, лишь бы защитить свое имя и свой монастырь? Мог ли настоятель отделать Тоньино и повесить его на дереве? Мог ли столкнуть автомобиль Альваро с дороги? Возможно, у нас недостаточно оснований, чтобы арестовать его, но мы знаем, что когда-то приор выдал убийство за суицид. Правда… — Послушай, ему лет семьдесят, а может, и больше, — подал голос Лукас. — У него не то артрит, не то артроз, он невысокого роста и весит килограммов шестьдесят. — Это верно, — согласился Ногейра. — Трудно представить, как он наносит Альваро удар ножом. И хотя Тоньино был довольно хлипким юношей, да еще и не в самой лучшей форме из-за наркотиков, слабо верится, что настоятель избил его до полусмерти, а потом еще умудрился повесить парня на дереве. Чтобы поднять человека с земли, нужны сноровка и физическая сила… Мануэль не отрывал глаз от лица лейтенанта, отражавшегося в зеркале, и вдруг понял, что гвардеец избегает его взгляда. — В любом случае все это лишь гипотезы, никаких доказательств у нас нет. Нужно дождаться результатов вскрытия Тоньино и отчета по сравнению краски с машины Альваро и пикапа из монастыря, — подытожил Ногейра. — Ты забыл упомянуть еще об одном варианте, — вызывающе сказал писатель. — Что приор вообще не имеет к этому никакого отношения. А смерть Антонио — дело рук Альваро… Слова, которые услышала Мей, ответив на звонок, теперь зазвучали как приговор: «У него есть доказательства, что ты убийца». — Замолчи! — Лукас произнес это с таким отчаянием, что Мануэль закрыл рот. Но это не помешало ему представлять, как могли разворачиваться события. Невысказанные догадки теперь выглядели все более и более правдоподобными. Ортигоса поднял глаза и, встретившись взглядом с лейтенантом, понял, что тот думает о том же самом. Поэтому он продолжил: — Альваро и Тоньино поссорились. Альваро был намного сильнее парня, он вполне мог избить Видаля и повесить его на дереве. Офелия сказала, что из-за раны на боку он постепенно истекал кровью, но, вероятно, успел сесть в автомобиль и проехать несколько километров… — В мозгу писателя снова зазвучали слова Вороны. — Я не понимаю, как ты осмеливаешься даже допускать такую возможность, — возмутился священник, глядя на Мануэля. — Если б мы говорили о том Альваро, которого я знал, я рассуждал бы точно так же, как ты. Но он оказался совершенно другим человеком. Боюсь представить себе, на что он способен. — Поверить не могу! — сердито воскликнул Лукас. — Я хорошо помню, о чем говорила старая маркиза. — Я же предупреждал: она делает это, чтобы уколоть побольнее, посеять в твоей душе сомнения. А ты, как видно, позволил им зародиться, — парировал священник. — А что она тебе сказала? — с любопытством поинтересовался лейтенант. — Что Альваро унаследовал от отца склонность к жестокости, что родители не ошиблись и не сомневались в нем, потому что он уже доказал, на что способен. — Ты думаешь, старуха имела в виду то, что случилось в школе? — Есть кое-что еще, о чем я вам не рассказывал. Ногейра, помнишь, спустя несколько дней после похорон Альваро гвардейцы вернули мне его вещи. Среди них был мобильник, о существовании которого я не знал. Когда мы запросили детализацию звонков, то увидели, что один из них был совершен из телефона-автомата. Секретарь Альваро пояснила, что этот сотовый ее шеф использовал, чтобы решать все вопросы, связанные с родственниками. — Писатель посмотрел на гвардейца, и тот кивнул. — Но я не говорил тебе, что накануне приезда в Галисию Альваро позвонили на тот мобильник, а Мей взяла трубку и услышала следующее: «Ты так просто от него не отделаешься. У него есть доказательства, что ты убийца. И если ты ничего не предпримешь, он всем расскажет». Лукас от злости чуть не подпрыгнул на своем сиденье. — Поверить не могу! Ты считаешь Альваро преступником? Возможно, ты прав и никогда не знал своего мужа. Зато я хорошо его изучил и уверяю тебя, что он на такое не способен. — Теперь я уверен, что звонил Сантьяго. Он находился в таком отчаянии, что каким-то образом раздобыл номер брата. Возможно, взял у Гриньяна. Когда юрист рассказывал мне о просьбе Сантьяго, то отметил, что тот спешил и был крайне взволнован. Подумайте только: «У него есть доказательства, что ты убийца»… Тоньино узнал обо всем и погиб — по мнению судмедэксперта, вполне вероятно, в день своего исчезновения. Именно тогда, когда в Галисию приехал Альваро, чтобы решить эту проблему. «Не смей мне угрожать». Священник отчаянно тряс головой, отрицая такую вероятность, плотно сжав губы и демонстрируя полное несогласие и крайнюю степень негодования. Мобильник Мануэля внезапно ожил. Писатель взглянул на экран — у него не было желания ни с кем говорить. Звонила Мей. Он молча выслушал ее и отключился. В салоне, словно предвестник бури, повисла гнетущая тишина. Ортигоса вдруг понял, что ему не хватает рядом мохнатого Кофейка. Ногейра остановил машину на парковке у отеля, дождался, пока Мануэль и Лукас выйдут, и уехал. Он направился на место преступления. Ни писатель, ни священник не нарушали тягостного молчания. Ортигоса направился к своему автомобилю, Лукас последовал за ним и спросил: — Куда поедешь? — В Ас Грилейрас. Можешь присоединиться или остаться здесь, а с меня хватит. Мне нужны ответы, и я хочу получить их немедленно. Священник кивнул, обошел машину и забрался на пассажирское сиденье. Славный и справедливый День быстро угасал. Когда Мануэль и Лукас добрались до поместья, последние лучи заходящего солнца золотили фасад главного здания, из-за чего оно выглядело обманчиво гостеприимным. Приятели сразу же отправились на кухню, где, как и ожидали, нашли Эрминию и ее мужа, которые держались за руки и выглядели крайне обеспокоенными. Экономка с испуганным видом обернулась на звук шагов и бросилась в объятия Лукаса. — Нет, пожалуйста, только не это! — воскликнула бедная женщина и разрыдалась. Ее тревога передалась писателю и священнику. — Эрминия, что случилось? — растерялся Ортигоса. — Как, вы не в курсе? Значит, вы пришли не из-за Сантьяго? — А что с ним? — спросил Лукас, продолжая обнимать трясущуюся экономку и удивленно глядя на ничего не понимающего Мануэля. Эрминия зарылась лицом в грудь священника, слезы потоком лились из ее глаз. — Fillo, этот дом проклят! Они все погибнут, мои мальчики обречены… Писатель повернулся к супругу экономки. Тот продолжал молча сидеть за столом с таким видом, будто его не касалось все происходящее. Или словно уже перестал чему-либо удивляться. Ортигоса напряг память, пытаясь вспомнить имя смотрителя. — Дамиан, что случилось с Сантьяго? — Его увезли на «Скорой». Катарина поехала с ним. Говорят, что маркиз выпил кучу таблеток. Если б не парнишка, не было бы уже нашего Сантьяго. Малыш пришел к нему в спальню и начал трясти, пытаясь разбудить. — Самуэль? Смотритель кивнул: — Если б не мальчик, маркиз уже умер бы. — Где сын Элисы? Как он? Эрминия наконец отстранилась от священника и подала голос: — С Самуэлем все хорошо, не волнуйся. Pobriño даже не понял, что произошло. А может, решил, что это новая игра… Он наверху, мама читает ему сказку. Ортигоса подошел к столу и плюхнулся на стул. Казалось, весь мир вокруг рушится. Писатель постарался привести мысли в порядок. Он приехал сюда с намерением припереть Сантьяго к стенке и не отставать, пока тот не признается. Мануэль вспомнил, что как-то видел маркиза рыдающим в церкви. Возможно, тот страдал куда сильнее, чем казалось окружающим. До такой степени, что мучения стали невыносимыми.