Машина судмедэксперта была припаркована перед домом. На подъездной дорожке стоял и автомобиль Ногейры. Мануэль оставил свой «БМВ» рядом, открыл щеколду ворот — в прошлый раз он видел, как это делал лейтенант, — и направился к входу. Его встретили четыре собаки. Через открытую дверь гаража писатель видел поленницу и багажник машины Альваро, частично укрытой брезентом. В доме пахло свежесваренным кофе и только что испеченным хлебом, и урчание в животе напомнило Ортигосе, что он со вчерашнего дня ничего не ел. Когда писатель вошел на кухню, то увидел, что стол накрыт к завтраку, а Офелия держит в руках чайник. — Привет, Мануэль. Садись, пожалуйста. — Она указала на один из стульев. Не задавая лишних вопросов, хозяйка дома разлила по чашкам кофе с молоком и поставила на стол тарелку с гренками из душистого галисийского темного хлеба, сняв с нее белую салфетку. Все трое с аппетитом накинулись на еду. Ортигоса решил, что Офелия из деликатности отложила свой рассказ до окончания завтрака. — Все указывает на то, что Антонио умер тринадцать дней назад. Возможно, даже четырнадцать, если его тетушка правильно указала дату исчезновения племянника в заявлении. Дело в том, что вчера приор, дядя Видаля, заявил, что старушка перепутала дни, потому что он приезжал к ним в субботу. Как он утверждает, выпить кофе. — Вот скотина! — воскликнул Ногейра. — Значит, он не рассказал ни о ссоре, ни, как я полагаю, о визите Альваро в монастырь и их беседе… Теперь настоятель утверждает, что видел Тоньино в субботу. Хочет прикрыть свой зад, ведь дело принимает серьезный оборот! — Возможно, врут оба. Тетка указала не тот день, чтобы заставить гвардейцев искать племянника. Что касается приора, то он более искусный лжец. Сказал, что в субботу заезжал на кофе к сестре — и с тех пор племянника не видел и ничего о нем не слышал… — Офелия замолчала. Казалось, она хочет добавить еще что-то, но лишь покачала головой и продолжила: — Антонио был в той одежде, которую его тетя описала в заявлении. Хочу пояснить, — тут хозяйка дома повернулась к Мануэлю, — что на данный момент рано делать выводы о точном времени смерти. Я жду результатов различных анализов — образцов, взятых со слизистой глаз, исследования на количество трупных червей и так далее. Но если ты меня спросишь, я скажу так: Видаль мертв уже четырнадцать дней. Он погиб одновременно с Альваро. Тело Тоньино в очень плохом состоянии. Час назад мы перевезли его в морг в герметичном контейнере. Труп не был укрыт от непогоды, в последнее время постоянно шел дождь, но днем все еще достаточно жарко. Кроме того, в той местности очень много воронов и сорок, которые не брезгуют падалью, так что можете себе представить, как сейчас выглядит покойник. Ногейра и Ортигоса кивнули. — Я очень внимательно осмотрела тело в секционном зале, и мои первоначальные выводы подтвердились: Видаля били по лицу. У него сломана скула, выбит зуб, множество трещин в нижней челюсти, а также отеки в районе предплечий — явный признак того, что он защищался. — Офелия изобразила, будто закрывает лицо. — Значит, парень находился в сознании, пока его избивали. На это указывает еще и то, что кровь, вытекшая из ран, свернулась. Кроме того, в машине Антонио нашли кучу использованных салфеток в крови. Поэтому логично предположить, что сначала на Видаля напали, потом он пытался привести себя в порядок, а все остальное случилось позже. — Есть ли предположения, чем его могли так отделать? — поинтересовался Мануэль. — Да. Руками. Удары, без сомнения, наносили кулаками. — Поправьте меня, если я ошибаюсь, но у человека, который участвовал в подобной драке, должны остаться следы на костяшках, ведь так? — сказал писатель, вспомнив, как болела его рука в ту ночь, когда они с лейтенантом беседовали с другом Видаля в клубе. — Разумеется. Ведь удары были очень сильные, у покойного выбит зуб… Должны быть рассечения, содранная кожа, воспаленные суставы. — Я видел руки Альваро, — продолжал Ортигоса с некоторым облегчением. — По крайней мере, правую. Учитывая, что мой покойный муж — правша, в драке он бил бы этой рукой, верно? — Да, но никаких повреждений на кистях сеньора де Давилы я не припомню. — Антонио ведь торговал собой, — вмешался Ногейра. — Клиенты нередко избивают представителей самой древней профессии. Хотя многие потом об этом жалеют… Вдруг драка и смерть не связаны между собой? Сначала Видаля избили, а потом он встретился с Альваро… — Или с настоятелем. Ты видел его через несколько дней после исчезновения Тоньино. На руках были ссадины? — Не заметил. Хотя, если Видаль был мертв уже в субботу, прошло достаточно много времени. Если использовать хорошее заживляющее средство, раны могли уже зарубцеваться. Офелия кивнула: — Скажу вам больше: несмотря на то что причина смерти Антонио — асфиксия в результате повешения, в нижней части живота я обнаружила восемь глубоких проникающих ран, нанесенных ножом с узким лезвием. На теле Альваро мне удалось лишь определить размер разреза, пока дело не приостановили. В случае с Видалем я изучила повреждения более тщательно и пришла к выводу, что Антонио пырнули орудием, очень похожим на то, каким был убит де Давила. Разумеется, я не могу утверждать это на сто процентов. — На обоих мог напасть один и тот же человек? — предположил Мануэль. — Не сочтите, что я порчу все веселье, — встрял лейтенант, — но все же между этими двумя могла быть связь. Альваро заманивает Тоньино в горы, обещая заплатить, и убивает. Или наоборот: де Давила отказывается платить, и Видаль втыкает нож ему в живот. Альваро намного выше и сильнее, он отбирает клинок и наносит Антонио несколько ударов… Ортигоса закрыл глаза, словно пытаясь стереть из памяти слова Ногейры. — Орудие убийства нашли? Офелия долила всем кофе и только потом ответила: — Пока нет. Ни в автомобиле, ни на месте преступления. — Альваро мог взять его и выкинуть до того, как машина слетела с трассы, — подал голос лейтенант. Писатель бросил на него взгляд, полный ненависти. — Вот что любопытно, — продолжала судмедэксперт, не обращая внимания на повисшее в воздухе напряжение. — Я заметила это, еще когда осматривала тело Альваро. Но у Видаля ран больше, так что все было очевидно: судя по направлению порезов, удары наносились слева направо. Гвардеец вскинул брови и скривил губы. — А что это значит? — полюбопытствовал Мануэль. — Возможно, убийца — левша, — пояснил Ногейра. — Но это не точно, — поспешила добавить Офелия. — Я не успела как следует поработать с телом Альваро, так что нельзя утверждать, что в обоих случаях использовалось одно и то же оружие. Также необходимо учитывать другие моменты — например, положение нападавшего по отношению к жертве. Скажем, если он находился в автомобиле, то вынужден был занять определенную позу. И все-таки первым делом напрашивается вывод, что убийца — левша. — Альваро был правшой, — твердо заявил Ортигоса, с вызовом глядя на лейтенанта. — А как насчет Видаля? Гвардеец взглянул на часы: — Еще рано. Чуть позже позвоним его тете и узнаем. А вот по поводу настоятеля я сомневаюсь. Он рос в те времена, когда левшей насильно переучивали. Возможно, он как раз из таких. — А что насчет ударов по лицу? — продолжал настойчиво допытываться писатель. — Можно ли судить по траектории, кто их нанес? Офелия задумалась: — На самом деле повреждения есть на всех участках кожи. Это нормально, ведь в ходе драки человек двигает головой и уворачивается. — Судмедэксперт продемонстрировала похожее поведение. — Но самые сильные удары, в результате которых был выбит зуб, раздроблена скула и повреждена челюсть, пришлись на левую сторону. Возможно, это говорит о том, что нападавший — правша. И хотя обычно в таких случаях используют обе руки, можно предположить, что избил Антонио один человек, а удары ножом нанес другой. И еще: убийца — человек рослый и сильный. Невысокий и худой Тоньино, конечно, весил от силы килограммов шестьдесят. Но я еще на месте преступления заметила, что на трупе нет одной кроссовки, а носок сполз и болтается, зацепившись за пальцы. Сначала я подумала, что Видаль потерял обувь, когда бился в конвульсиях, что типично для асфиксии. Но ботинок нашелся метрах в десяти от дерева, у автомобиля, а во время вскрытия я обнаружила многочисленные повреждения на пятке, полученные при жизни. Поэтому я думаю, что Антонио притащили к дереву, а сделать это мог только кто-то очень сильный. Ведь нужно было поднять человека с земли, а потом повесить его на ветке. Конечно, труп находился невысоко, но и для этого требовалось приложить немалые усилия. Кроме того, у убийцы на руках должны были остаться ссадины. Правда, незначительные, если он использовал перчатки. Сейчас веревку осматривают на предмет частичек кожи и клеток эпителия, но, судя по первоначальным данным, их там нет. Ненадолго воцарилась тишина, а затем Мануэль сказал: — Полагаю, нужно установить точное время смерти Тоньино. Потому что мы уже знаем, когда слетела с дороги машина Альваро… — Послушай… — Офелия вздохнула. — Ты, наверное, много чего видел в фильмах, но установить точное время смерти, если прошло больше нескольких часов, очень сложно. За исключением, пожалуй, тех случаев, когда в момент убийства останавливаются часы жертвы или находится свидетель. Чаще всего мы можем лишь приблизительно определить период, сопоставив имеющуюся информацию. Но когда прошло уже две недели, а труп в таком состоянии, задача весьма усложняется. Пока не придут результаты исследований, о которых я говорила, а также заключение криминалистов в отношении того, что обнаружили в автомобиле, мы можем лишь строить гипотезы. Писатель покорно кивнул. — Да, чуть не забыла. — Лицо судмедэксперта стало серьезным, и она протянула Ортигосе конверт, который все это время лежал рядом с ней на столе. — Из лаборатории пришли результаты анализа образцов краски. Достаточно заплатить вперед, и получишь ответ очень быстро. Частицы, обнаруженные на машине Альваро, и те, что ты добыл в монастыре, полностью совпадают. Мужчины в изумлении уставились на Офелию. Наконец Ногейра произнес: — И ты говоришь нам об этом только сейчас? — Умерь свой энтузиазм, это заключение не имеет никакой юридической силы. Образцы были добыты частным лицом, без разрешения и без ордера. Мы не можем использовать этот документ и ничего не докажем. — Дорогуша, — ответил лейтенант, вырывая конверт из рук Мануэля. — Я всего десять дней как вышел на пенсию и еще не забыл, как делать свою работу. Возможно, предъявить эту бумажку в суде мы не сможем, а вот нанести визит настоятелю стоит. — Я поеду с тобой, — сказал писатель. — Лучше не надо. Он теперь в курсе, кто ты такой и какого рода информацией интересуешься. Ему незачем знать, что мы действуем заодно. — У тебя не будет проблем, если надавишь на него? — забеспокоился Ортигоса. — Нет. Вчера я еще сомневался в этом, но приор ведь не упомянул ни об Альваро, ни о твоем или моем визите. Значит, у него есть причины молчать. Осталось узнать, боится ли он предать огласке то, что произошло декабрьской ночью восемьдесят четвертого года, или также скрывает что-то, касающееся гибели Альваро и Антонио. — Мы не можем быть полностью в этом уверены, — подала голос Офелия. — Но все сходится. Разве нет? Пора навестить нашего друга. Поеду выражу свои соболезнования, а заодно посмотрю, как он объяснит присутствие частиц краски с пикапа на машине Альваро. Судмедэксперт неохотно кивнула. — А ты чем займешься, Мануэль? — Вернусь в Ас Грилейрас. В конце концов, как мне кажется, все началось именно там и там же закончилось. * * * Ногейра бросил взгляд на окна второго этажа, где находился кабинет настоятеля. В стеклах отражалось серое галисийское небо, но также смутно угадывались очертания фигуры приора, который сделал шаг назад, когда увидел, что гвардеец на него смотрит. Лейтенант спрятал улыбку, зажег сигарету и не спеша насладился ею, дав возможность настоятелю томиться ожиданием и впасть в отчаяние, гадая, чем вызван этот визит. Ногейра докурил и поразвлекался еще немного, поприветствовав пожилых монахов и завязав с ними разговор о здоровье. Начался дождь, и лейтенант решил, что приор уже должен быть на взводе. Он вошел в здание и поднялся на второй этаж. Дверь кабинета была открыта. Ногейра живо представил себе, как настоятель то распахивает, то закрывает ее и так и не может решить, как же принять незваного гостя. Приор сидел за столом. Но, в отличие от картины, которую нарисовал себе лейтенант, не делал вид, что работает, не нацепил очки и не завалил стол бумагами. Не произнося ни слова, гвардеец закрыл дверь, пересек кабинет и подошел к настоятелю. Тот изменился в лице и пристально смотрел на визитера в молчаливом ожидании. Ногейра не стал тратить время на любезности. — Я знаю и про то, что случилось декабрьской ночью восемьдесят четвертого, и про заключение, составленное братом Ортуньо, которое вы спрятали, и про то, что Тоньино его нашел и решил шантажировать Альваро Муньиса де Давилу, и что последний был здесь в день своей смерти и требовал у вас объяснений… Приор вскочил с кресла и опрокинул его, будто его подкинула невидимая пружина, прижал руки ко рту, пытаясь сдержать тошноту, и помчался к двери в туалет, замаскированной книжными шкафами. Лейтенант не двинулся с места. Некоторое время до него доносились звуки рвоты, кашель и тяжелое дыхание. Затем настоятель спустил воду в унитазе и открыл кран. Когда он вышел из ванной, то прижимал ко лбу влажное полотенце. Ногейра не стал поднимать опрокинутое кресло у стола, а вместо этого поставил два стула напротив друг друга, сел на один из них и жестом предложил приору занять другой. Того упрашивать не потребовалось. Вся его уверенность куда-то испарилась, и слова полились изо рта таким же неудержимым потоком, каким до этого извергалось содержимое его желудка. — Тоньино всегда был таким. Не хотел ни учиться, ни работать. Я несколько раз предлагал ему выполнять несложные поручения в монастыре. Территория у нас большая, всегда есть чем заняться. Вместо того чтобы привлекать посторонних людей, я звал племянника. Вряд ли меня можно упрекнуть за это. Прошлой зимой возникли проблемы с водосточной системой, в паре помещений протек потолок. Ничего серьезного, но остались пятна. Мы ждали все лето, чтобы убедиться, что теперь всё в порядке. Осталось лишь заново покрасить комнаты. Антонио работал у нас три дня. Я уж думал, что на этот раз все будет иначе. Племянник казался оживленным, охотно трудился. Мы освободили мой кабинет, его тоже нужно было покрасить. — Левой рукой настоятель указал на желтое пятно на потолке у окна. — Но на следующий день Тоньино не появился. Надо сказать, меня это не удивило — он уже выкидывал подобное раньше. Накануне, уходя, Антонио сказал, что ему нужны деньги, и я заплатил авансом часть причитающегося ему за работу. Поэтому и решил, что племянник просто ушел в загул. Когда он не появился, я позвонил сестре, но та сказала, что Тоньино нет дома. Она всегда за него вступалась и выгораживала, поэтому я не знаю, правда это или нет. — Приор пожал плечами. — Так что я подумал, что зря потратил деньги. Братья помогли мне вернуть мебель на место, и я в который уже раз дал себе зарок больше не связываться с племянником. Когда на пороге появился Альваро Муньис де Давила, я начал догадываться, что произошло на самом деле. Один из ящиков моего стола слегка расшатался и, видимо, выпал, когда начали освобождать кабинет для покраски. Таким образом, папка, где лежало заключение Ортуньо, попала к Антонио. Как только маркиз ушел, я помчался к сестре и пытался поговорить с племянником, но тщетно. Он даже к двери не подошел. Потом мне позвонили, и пришлось срочно возвращаться в монастырь.