— Возможно, — ответил Лукас. — Но не думаю, что Антонио действительно намеревался предать секрет любовника огласке. Одно дело — пугать, чтобы получить деньги. Совсем другое — привести угрозу в исполнение. Тоньино прекрасно понимал, что эта информация имеет ценность, только пока остается в тайне. Если б история о насильнике всплыла, приор попал бы в тюрьму, тетка Видаля страдала бы, да и сам парень мог отправиться за решетку из-за шантажа. А если убийца — Сантьяго, ему ничего не мешало разделаться с любовником сразу же, Альваро даже ни о чем не узнал бы. Вот только маркиз сильно страдает, до такой степени, что пытался убить себя. — Послушай, святой отец, я тоже немало знаю об исповеди и суициде, — подал голос Ногейра. — Судя по моему опыту, второе помогает ничуть не хуже, чем первое. — И что, Сантьяго понадобилось две недели после убийства Альваро и Видаля, чтобы осознать всю глубину своей вины? И три года после гибели Франа? Лейтенант начал терять терпение: — А что тут невозможного? Жених Элисы делился своими подозрениями со старшим де Давилой и с тобой. Нельзя исключать вероятность, что он задал Сантьяго вопрос в лоб. Сказал, что видел, как брат уединяется в сакристии с жиголо-наркоторговцем. Фран мог достаточно быстро докопаться до правды. Он был лояльным и открытым юношей, сам не без греха, если вспомнить его лечение от наркозависимости, поэтому настаивал, чтобы Сантьяго признался. А вот средний сын маркиза предпочел притворяться всю жизнь, сплел целую сеть из лжи, врал родителям, вступил в брак с женщиной, которую никогда не любил, накачивался наркотиками, чтобы встречаться с проститутками и поддерживать имидж крутого парня. Он таскал Альваро в бордель и вынуждал его уединяться с девушкой, чтобы никто не заподозрил, что тот — гомосексуал. Сантьяго так долго создавал этот красочный фасад! Неужели он так легко сдался бы после тех гигантских усилий, которые приложил? Я с самого начала говорил: эти люди сделаны из другого теста. Семейство де Давила веками творило что хотело. Для них важно только одно: не запятнать свое имя, и за это они готовы заплатить любую цену! Мануэль вдруг вспомнил свой разговор с Лукасом. Священник рассказал о предложении, которое старый маркиз сделал Альваро. Оно больше напоминало соглашение с дьяволом. Может быть, с Сантьяго отец выбрал ту же стратегию? «Женись на девушке достойного происхождения и соблюдай приличия…» Нет, в среднем сыне изначально было какое-то раболепие. Он, словно собачка, вился у ног отца, во всем ему подчинялся, сносил унижения, хотел добиться его любви, но так и не преуспел. Могла ли детская травма привести к тому, что Сантьяго так и не смог принять свою натуру? Сексуальные домогательства в юном возрасте накладывают неизгладимый отпечаток на формирование половых предпочтений. Одно точно: маркиз прилагал немыслимые усилия, чтобы никто не узнал о его отношениях с Тоньино. Но что стало тому причиной? Отрицание собственной природы или установки, принятые в семействе де Давила? Сантьяго видел, что случилось с Альваро, и скрывал правду о себе как мог. Ногейра взглянул на Лукаса, который уныло свесил голову, и понял, что, видимо, сорвался на крик, пока говорил. Иногда гвардеец забывал, кто перед ним. Он глубоко вздохнул и постарался успокоиться, прежде чем продолжить. — В любом случае без доказательств у нас нет ничего, кроме гипотез. Что-то я сильно сомневаюсь, что Сантьяго признается. — Я сегодня с ним встречаюсь. Спрошу в лоб, — решительно сказал Мануэль. Священник встревоженно посмотрел на него: — Ты серьезно? — Я не знаю, как еще получить ответы на интересующие нас вопросы. Лукас повернулся к лейтенанту: — А ты что думаешь? — Сначала нужно побеседовать с теткой Антонио. Самому неприятно такое говорить, но сейчас она в расстройстве, поэтому есть шанс от нее чего-то добиться. Что касается визита к Сантьяго, идея неплохая. Только не вздумай предупреждать его заранее. Мобильник Ногейры оглушающе зазвонил. Гвардеец взял трубку. — Привет, Офелия. Да, он здесь… — Несколько минут лейтенант молча слушал, а затем воскликнул: — Отлично! Я так и знал, ты гений, детка! — Он повесил трубку. — Судмедэксперт оказалась права. Как ты знаешь, мы запрашивали детализацию звонков с мобильного Альваро. Но, занявшись вплотную вторым телефоном, совершенно забыли о том, которым он пользовался обычно. Последний вызов был сделан с него в ноль-ноль пятьдесят семь. Альваро звонил тебе из машины, которая в тот момент находилась на тридцать седьмом километре шоссе на Луго. — А что там? — Бордель «Ла Роса». — Так он оттуда мне звонил? — Что он тебе сказал? — спросил Ногейра. — Что очень устал, и это было слышно. А еще голос был очень грустным. Не знаю… Прозвучит странно, но Альваро словно предвидел, что не вернется. Лейтенант задумчиво кивнул: — Моя жена говорит, что каждый из нас знает, когда умрет — неважно, от рака, инфаркта, в результате землетрясения или попав под поезд… Лаура считает, что люди предчувствуют свой конец, их поведение меняется, появляется странная меланхолия, словно человек смирился с судьбой и готов отправиться туда, откуда не возвращаются… А медсестры видят много смертей. — Твоя жена права, я с ней согласен, — подал голос Лукас. Гвардеец повернулся к Ортигосе: — Мануэль, сожалею, что пришлось сказать тебе о борделе, но для нас важно то, что Альваро звонил из машины, припаркованной рядом. Скорее всего, он сопровождал Сантьяго. Получается, брат был последним, кто видел его живым… что автоматически делает Сантьяго главным подозреваемым. — Но мы уже спрашивали Ньевес, и она сказала, что тот был у них за неделю до приезда Альваро и больше не появлялся. Вряд ли она что-то напутала. — А вдруг они не стали входить? — А зачем тогда приезжали? — Тебе не кажется, что лучшего места встречи с шантажистом, чем парковка у борделя, и не придумать? — Думаешь, братья явились туда, чтобы заплатить Антонио? — Место вполне подходящее. Территория со свободным доступом, но не привлекает особого внимания, есть выезд на шоссе в любом направлении… Уверен, выбор сделал Сантьяго. Мануэль вспомнил слова Малышки о том, что за ними строго наблюдают, чтобы не вздумали договариваться с клиентами в обход хозяйки, а также те пристальные взгляды, которыми его награждал белобрысый охранник, пока писатель ждал Ногейру. — Если они там были, я знаю, кто их точно видел. — Мамут, — подхватил лейтенант и обернулся к Лукасу. — Прости, святой отец, но сегодняшний вечер ты проведешь дома. Мы едем к шлюхе. — Я бы даже сказал, к шлюхам, — поправил Ортигоса. — Только давай еще раз заскочим к Ричи, хочу у него кое-что узнать. — Ничего, я посижу в машине, — совершенно серьезно ответил Лукас. Писатель и гвардеец переглянулись и расхохотались, а через несколько секунд к ним присоединился и священник. Напряжение, витавшее в воздухе, исчезло. Сердце мошенника На подъездной дорожке, перед соседним домом и у крыльца было припарковано несколько автомобилей. Словно сговорившись, никто из приехавших попрощаться не поставил машину перед дверями маленького гаража, где на плитке всеми цветами радуги переливалось под дождем масляное пятно, наводя на мысли о пролитой крови Авеля. Если во время прошлого визита троицы в Ос Мартиньос лишь слегка моросило, то сейчас шел ливень, однако дверь в дом, несмотря на отсутствие защитного козырька, открыли настежь. Мануэль, Лукас и Ногейра вошли внутрь. В кухне и столовой находились человек двадцать, преимущественно женщины. Огромный обеденный стол был накрыт скатертью и на этот раз смотрелся весьма органично. На нем были расставлены тарелки с печеньем, эмпанадами и пирогами. Хозяйка даже достала из серванта элегантные кофейные чашки и чайник. Несколько масляных ламп стояло на массивном полированном комоде перед изображением святой, которая невозмутимо взирала на страдания простых смертных. Роза Мария в траурном одеянии сидела в окружении нескольких женщин, таких же худых и угрюмых. Кто-то кинулся к ней, когда старушка начала вставать, но тетушка Тоньино отказалась от помощи, кивком головы поприветствовала вошедших и направилась в заднюю часть дома, сделав троице знак следовать за ней. Спальня хозяйки оказалась крошечной. Большая кровать, застеленная темно-красным покрывалом, была придвинута к стене, а рядом с ней уместился ночной столик из темного дерева. Роза Мария махнула рукой в сторону постели, предлагая гостям сесть, а сама закрыла дверь, за которой висело множество разномастных вешалок со всевозможной одеждой, создавая впечатление, будто у стены стоит человек. Старушка посмотрела на вещи. — Ко мне приходит сотрудница из социальной службы. Закапывает капли, а вот с одеждой не знает, что делать, и тащит все сюда. Но она у них временно, обещали найти кого-нибудь на длительный срок. — Роза Мария повернулась к Ногейре. — Спасибо. Мне сказали, что вы похлопотали за меня. Выражение лица лейтенанта говорило о том, что это сущий пустяк. Старушка снова указала на кровать, но никто из троих не сел, чувствуя себя дискомфортно в тесной спаленке хозяйки. — Я видела, что, выйдя от меня, вы зашли к соседке, и представила, что она могла вам наговорить. Мегера только и делает, что шпионит за всеми. Хотя ее можно понять: после смерти мужа, который покинул этот мир восемь лет назад, бедняжка так одинока… По-моему, с тех пор она немного не в себе, — сочувственно сказала Роза Мария, прижав трясущуюся руку ко рту. Очевидно, тетушка Видаля в последнее время много плакала: лицо ее опухло. Но глаза выглядели намного лучше, чем в прошлый раз, хотя краснота до сих пор не прошла. Непрерывный поток слез смывал выделения и вынуждал старушку постоянно использовать платок, поэтому катаракта не так привлекала внимание. — Тоньино действительно возвращался. Я провела ужасный день после того, как приезжал приор и наговорил кучу гадостей. Вообще-то у нас хорошие отношения, но мальчик с самого начала стал камнем преткновения. Брат не понимает, почему я всегда защищаю Антонио. А ведь тот был совсем малышом, когда отец умер, а мать сбежала. Я заботилась о племяннике как могла, окружила его заботой. Я любила Тоньино, и он отвечал мне тем же. Он вырос хорошим парнем. — Роза Мария замолчала и спокойно смотрела на троицу, словно бросая им вызов: осмелится ли кто-нибудь опровергнуть ее слова? Гвардеец закивал: — Ну разумеется. Старушка одобряюще покачала головой и устало продолжила: — Я очень огорчилась и беспокоилась — все ждала, когда мой мальчик вернется и все объяснит. Брат постоянно злился на Антонио, но в таком состоянии, как в тот день, я его никогда не видела. Я испугалась за племянника. Время приближалось к часу ночи, когда я услышала, как подъехала машина. Я так тревожилась, что даже ужин в тот день не приготовила. Просто стояла и ждала, когда Тоньино войдет. Хотела сказать, что он очень осложнил мне жизнь, и спросить, правда ли то, о чем говорил брат. Но не смогла. Мой мальчик словно с ума сошел. Я знала его лучше, чем кто-либо. Он только ступит на порог — а я уже вижу, в каком он настроении. Так вот, в субботу ночью Тоньино был крайне подавлен. Я не успела и рта открыть, как он бросился в мои объятия, совсем как в детстве, и сказал: «Тетушка, я совершил ошибку. И очень серьезную». У меня душа ушла в пятки. Роза Мария замолчала и некоторое время смотрела в одну точку на полу. Мужчины терпеливо ждали, и тишину нарушали только голоса соседей, доносящиеся из столовой. Старушка не двигалась. Лучше б она плакала или хотя бы закрыла лицо руками, потому что смотреть на ее застывшую, словно придавленную к земле фигуру было совершенно невыносимо. Мануэль бросил вопрошающий взгляд на лейтенанта. Тот жестом показал, что торопиться не надо. Наконец старушка вздохнула и, словно очнувшись от сна, устало огляделась вокруг. Ногейра взял ее за руку, точно так же, как в прошлый раз, и подвел к кровати. Когда она села, Ортигоса услышал явственное шуршание кукурузных листьев, которыми, по старинному обычаю, набивали матрасы. — Тоньино сказал: «Тетя! У меня есть друг. Когда я работал в монастыре, то нашел кое-какие бумаги и решил, что он заплатит мне за информацию. Он очень богат, для него это пустяки. Мы договорились, и сегодня ночью друг намеревался передать мне деньги. Но неожиданно ситуация осложнилась. Вмешался еще один человек — жесткий и неуступчивый. Он умен и сразу понял, откуда ветер дует. Заявился в монастырь и предупредил дядю, приор дал ему мой телефон. Тот человек позвонил мне — а ведь я тогда думал, что всё под контролем. Собеседник был очень зол, начал мне угрожать, а я от неожиданности испугался и, не сказав ни слова, повесил трубку. Да, знаю, я идиот. Немного поразмыслив, я набрал его номер — думал, мы все уладим. Я пытался убедить того человека, предлагал просто заплатить и разом избавиться от проблемы. Но ты и представить себе не можешь, как он отреагировал. Заявил, что если я продолжу упорствовать, он все расскажет и мы с дядей сядем в тюрьму, а ты умрешь от стыда. Такое впечатление, будто он все обо мне знал. Я не нашел, что ответить, и опять бросил трубку». Я схватилась за голову, а Антонио заплакал и продолжал: «Клянусь, я и не думал, что ситуация настолько усложнится. Привычная схема не сработала. Я всего лишь хотел получить достаточно денег, чтобы выбраться из этой поганой дыры, чтобы зажить как все нормальные люди. Ты всегда заслуживала лучшего, но не могла ничего себе позволить из-за меня… А теперь все полетело к чертям. Тетя, клянусь, я не собирался раскрывать никаких тайн, хотел лишь немного разбогатеть. Мой друг — хороший человек, я не стал бы причинять ему вред». Роза Мария тяжело вздохнула и посмотрела на мужчин. — Что я могла ему сказать? Я старалась успокоить моего мальчика, но не понимала как. После звонка Тоньино места себе не находил. Боялся идти на условленную встречу. Долго ездил кругами как неприкаянный и пытался набраться смелости, чтобы вернуться и рассказать мне обо всем. — Старушка умолкла. — А почему Антонио снова куда-то отправился? Он же решил оставить затею с шантажом. — Ему позвонил какой-то мужчина. Я уверена, что именно мужчина, так как слышала его голос, пока Тоньино с ним общался. Уж не знаю, о чем они говорили, но племянник после этой беседы весьма воспрял духом. До меня донеслись слова: «Дома… Я тоже хочу тебя увидеть… Хорошо». Потом мой мальчик повесил трубку. Он очень оживился и сказал, что ему нужно уехать. Я пыталась уговорить его остаться, появилось плохое предчувствие, но Тоньино меня не послушал. Он принарядился и перед уходом сказал: «Тетя, возможно, мне удастся все уладить». Улыбнулся и вышел из дома. Больше я его живым не видела. Выбор