– Это твое выживание – ложь, к тому же неубедительная. Ты думаешь, что хорошо притворяешься, но обманываешь только себя. – Он точно диагноз ставил. – Я видел, как люди на тебя смотрят. Они знают, что ты другая. – Чепуха. – Шон теряет дар речи, стоит тебе на него поглядеть. – Он был неравнодушен ко мне в аспирантуре. – И до сих пор неравнодушен, но дело не в этом. Мистер Джонсон, надеюсь, не твой поклонник? Однако он вместе с Шоном трепещет при малейшей перемене твоего настроения и боится, когда не может посадить тебя на привычное место. И добро бы речь только о людях: Берно ты перепугала чуть ли не до смерти. – Того монаха? – не поверила я. – Он тебя испугался, а не меня! – Мы с Берно знаем друг друга с тысяча семьсот восемнадцатого года, – сухо сообщил Мэтью. – С какой стати он будет меня бояться? Познакомились на вечере у герцога Чандоса, где он пел Дамона в «Ацисе и Галатее» Генделя. Уверяю тебя, испугала его именно ты. – Мы живем не в волшебной сказке, Мэтью, а в человеческом мире. Людей намного больше, и они действительно нас боятся. Человеческий страх сильнее и магии, и вампиров. – Страх и отрицание – человеческий путь. Колдуну он заказан, Диана. – Этого я как раз не боюсь. – Еще как боишься! Пошли, я отвезу тебя в Оксфорд. – Послушай… – Желание получить нужную информацию пересилило все остальное. – Мы оба интересуемся «Ашмолом-782». Между вампиром и колдуньей не может быть дружбы, но работать-то вместе мы можем? – Не уверен. Всю дорогу до Оксфорда мы молчали. Люди ошибаются, думая, что вампиров делает страшными жажда крови, – в Мэтью меня больше всего пугало это его отчуждение и внезапные вспышки гнева. У ворот Нового колледжа он достал мой коврик из багажника и сказал без всякого выражения: – Хороших тебе выходных. – Спокойной ночи, Мэтью. Спасибо, что на йогу сводил, – сказала я столь же бесстрастно. И не оглянулась ни разу, хотя чувствовала на себе его холодный взгляд. Глава 9 Мэтью пересек Эйвон[22] по горбатому арочному мосту. Знакомые крутые утесы и темное небо Ланаркшира успокаивали его – суровая и контрастная красота этой части Шотландии соответствовала его настроению. Липовая аллея, остаток былой роскоши, некогда вела ко дворцу. Мэтью, сбросив скорость, подъехал по ней к черному входу в бывший охотничий домик. Необработанный бурый камень заднего фасада контрастировал с кремовой штукатуркой главного. Клермонт вылез из «ягуара», достал сумки из багажника. Белая дверь гостеприимно распахнулась. – Паршиво выглядишь. – Поджарый крючконосый даймон, темноволосый и кареглазый, смерил взглядом закадычного друга. Хэмиш Осборн познакомился с Мэтью Клермонтом в Оксфорде лет двадцать назад. Их, как многих нелюдей, всю жизнь учили бояться представителей чуждого вида. Поначалу они не знали, как держаться друг с другом, но сходное чувство юмора и склад ума со временем сделали их неразлучными. Гнев, отразившийся было на лице Мэтью, тут же угас. – Я тоже рад тебя видеть, – проворчал он, ставя на пол сумки. От дома пахло старой штукатуркой и деревом, от Хэмиша – лавандой и мятой. Вампир жадно вдохнул, силясь забыть про запах колдуньи. Дворецкий Хэмиша Джордан (человек) принес с собой запахи лимонной политуры и накрахмаленного белья. Они не до конца перебили Дианины жимолость и белокудренник, но все-таки помогли. – Рад вас видеть, сэр. Джордан унес наверх багаж Мэтью. Дворецкий принадлежал к старой школе: ему хорошо платили, чтобы он не болтал о хозяйских секретах, но Джордан и без того ни одной живой душе не проговорился бы, что Осборн – даймон, у которого временами гостят вампиры. Или что на завтрак, скажем, здесь иногда просят подать сэндвичи с арахисовым маслом и бананом. – Спасибо, Джордан. – Мэтью, избегая смотреть Хэмишу в глаза, обвел взглядом холл. – Ты, я вижу, приобрел очередного Гамильтона, – заметил он, разглядев на стене незнакомый пейзаж. – Ты не часто замечаешь мои покупки. – Акцент у даймона, как и у Мэтью, был оксбриджский, но тоже со странными нотками – в данном проскальзывало глазговское «р». – Кстати, о новых приобретениях: как там Душка Уильям? Уильям (человек) был новым любовником Хэмиша, таким красивым и милым, что Мэтью наградил его именем цветка[23]. Прозвище прижилось: Хэмиш теперь так и называл возлюбленного, а Уильям скупал и дарил друзьям горшки с гвоздикой, которые попадались ему в цветочных лавках. – Ворчит, – усмехнулся Хэмиш. – Я обещал ему тихие домашние выходные. – Мог бы и не приезжать – я тебя не просил, – тоже ворчливо заметил Мэтью. – Знаю, но мы с тобой давненько не виделись, а Кэдзоу в эту пору года очень хорош. Мэтью недоверчиво уставился на друга: – Ого, а я смотрю, тебе и вправду нужно поохотиться. – Позарез, – отрывисто признался вампир. – Выпьем сначала или сразу приступишь? – Выпить мне бы не помешало – вяло признался Клермонт. – Вот и отлично. Тебе вино, мне виски. – Хэмиш попросил Джордана достать бутылку из погреба сразу после раннего звонка Мэтью. Он терпеть не мог пить один, а вампир в рот не брал виски. – Заодно расскажешь, с чего тебе так приспичило поохотиться в этот чудный сентябрьский денек. Они поднялись в библиотеку. Деревянными панелями ее обшили в девятнадцатом веке, нарушив первоначальный замысел архитектора: он планировал создать просторную, полную воздуха комнату, где дамы восемнадцатого столетия могли бы дожидаться с охоты мужей. Но белый потолок с лепными гирляндами и суетливыми ангелочками сохранился и бросал молчаливый укор современности. Мужчины уселись в кожаные кресла рядом с камином, где уже плясал, разгоняя осенний холод, огонь. – Превосходно, – одобрил Мэтью вино, которое показал ему Хэмиш. – Я так и думал. У «Братьев Берри и Радд» меня заверили, что оно хоть куда. – Хэмиш налил Мэтью вина, а себе виски из графина. Посидев некоторое время в уютном молчании, Мэтью сказал: – Прости, что притащил тебя сюда. Сложилась трудная ситуация… сложно объяснить. – У тебя просто и не бывает, – усмехнулся даймон. В Хэмише Осборне Мэтью привлекали отчасти его прямота, отчасти несвойственные даймонам здравомыслие и ровный характер. Вампир на своем веку дружил со многими даймонами, в равной мере одаренными и безумными. С Хэмишем было гораздо проще: ни тебе кипучих споров, ни бешеных вспышек активности, ни периодов опасной депрессии. В их общении долгое молчание перемежалось остроумными беседами, и все окрашивало безмятежное отношение Хэмиша к жизни. Особенности характера сказывались и в том, что областью своей деятельности Хэмиш избрал не искусство, как большинство даймонов, а сферу финансов. У него был талант не только наживать деньги, но и выискивать слабые места в международной системе. Креативность он вкладывал не в сонаты, а в финансовые таблицы. Осборн так замечательно разбирался в хитростях валютного рынка, что с ним советовались монархи, премьер-министры и президенты. Мэтью это восхищало не меньше, чем та легкость, с которой Хэмиш общался с людьми. Осборн любил бывать в их обществе. Человеческие недостатки даймона скорее стимулировали, чем удручали. Он получил это в наследство от родителей (его отец был страховым брокером, а мать домохозяйкой). Мэтью был знаком с этой невозмутимой четой и понимал, отчего Хэмиш так любит людей. Треск дров в камине и запах виски помогали вампиру расслабиться. Красная жидкость в его бокале мерцала в свете очага. – Не знаю, с чего и начать… – С конца, – посоветовал даймон. – Когда ты снял трубку и вздумал мне позвонить. – Мне надо было уехать от одной колдуньи. Хэмиш посмотрел на Мэтью, подмечая, насколько тот взвинчен: – И что же в ней такого особенного? Мэтью глянул на него из-под густых бровей: – Всё. – Неприятности, да? – сочувственно, но с иронией поинтересовался Хэмиш. – Можно и так сказать, – с резким смешком признал Мэтью. – А имя у нее есть? – Диана. Историк, приехала из Америки. – Богиня охоты, – протянул Хэмиш. – Что она такое, помимо имени, – обыкновенная колдунья? – Вот уж нет.