и вот широкая, почти квадратная дверь, состоящая из двух дребезжащих рам, в которые вставлены старые пыльные стекла медсестра толкает дверь Вера входит и кладет младенца на матрас комбинезон кладет рядом паспорт, полис и подтягивает рейтузы, и чешет поясницу, о, да-а * * * Младенец теплится на кровати, помахивая руками и ногами, и пора уже сказать: ее зовут Долли. Старый памперс завернут и сложен. Новый пахнет свежим памперсом. Вообще же дух в палате стоит густой, тяжелый. Вера еще не поняла откуда. В окне цепочка фонарей, многоэтажки за широким снежным полем, вдали, на проспекте. Тягучее, вязкое небо: мороз. В палате темно, только светится айфон в руках соседки. И освещает соседкино лицо – уступами: лоб, нос, подбородок, скулы, темную густую челку. Соседка сказала «здравствуйте», когда вошла Вера, и – в айфон. Теперь Вера опять вспоминает, что не ела весь день. Ей ужасно хочется есть и пить. Вон там, в окне, – «Пятерочка», это не дальше километра (через пустое поле, по мерзлой дороге прямым углом, наверное, чуть дальше). Будет работать еще час. Но как отсюда выйти. С Долли. У меня есть колбаса и кока-кола, – шепчет соседка. – Возьмите на тумбочке. Спасибо, – Вера нашаривает на тумбочке пластиковую упаковку, съедает пару кусков колбасы, идет в темный туалет и запивает водой из-под крана. Вода на вкус простая, пресная и кажется фиолетовой. Света они не включают. Соседка молча скребет по айфону. Вера лежит на боку, подбив под себя мякенькую Долли, удобно примяв груди, колючее одеяло и плоскую подушку, и наблюдает за соседкой. Та лежит почти неподвижно, на спине. Горой кажутся ее колени. Тяжелое лицо подсвечено и неподвижно. На вид ей столько же, сколько и Вере, – около двадцати лет. Вас как зовут? – шепотом окликает Вера. Варя, – отзывается соседка, не отрываясь от гаджета. – А вас? Вера. Можно на ты. Вечер длится еще долго, потому что, хотя обычно Вера спит мало, урывками, но не может уснуть. Снова сползает то одеяло, то они обе – с матраса, то скрипят пружины у соседки, то вдруг хлопает от сквозняка дверь. Вера засыпает, и просыпается, и, глядя перед собой, всякий раз видит Варю, которая спит как гора, накрывшись одеялом и простыней, в рассеянном отраженном свете города, красного неба. Долли пищит, Вера кормит, качает, кормит. Потом они все-таки засыпают – и спят долго, почти четыре часа, так что, проснувшись снова, видят уже желто-синий качающийся свет и слышат бодрый окрик медсестры, которая в шесть тридцать вызывает их сдавать анализы. * * * когда они приходят снова (скоро завтрак, молока нет, губы пересохли), Варя еще спит. запах усилился, и теперь при свете лампочки из коридора видно: на батарее а батареи жарят, и слава богу, в минус двадцать пять это очень кстати комками темнеют Варины шмотки. Колготки, джинсы, свитер кое-как напиханы, приткнуты между батареей и стеной. Вера осторожно кладет Долли на кровать, подоткнув подушкой подходит и щупает: комья одежды – все засохло как будто Варя вчера попала под дождь и скомкала сушить (но ведь мороз) и пахнут; запах этот не настолько ужасен, чтобы сказать «воняют»; это сильный, определенный запах, характерный, какой-то соленый и темный, как кажется Вере На Вариной тумбочке слои беспорядка высится двухлитровая бутылка кока-колы, как будто на маленьком острове возвели башню Федерация а вокруг рынки, привокзальные бардаки, колбасные шкурки, фантики, наушники, книжка – старый детектив сама же Варя спит, кротко, отвернувшись к стене, с головою укрывшись, совсем лица не видно она спит как гора: плотная деваха, ноги с накрашенными ногтями, тоже плотные, крепкие Вера примечает все за послеродовые пустынные месяцы в ней развилась болезненная пристальность подробности лезут в глаза, цепляются за Веру, не дают покоя Вера как будто совершенно разрушилась – ни чувств, ни желаний, – только экономные, механические, как во сне, повседневные практики да эта лента, полоса бесконечно-пестрых, проходящих, текущих через Веру впечатлений каждая секунда высится, увеличивается в размерах, обрастает тысячей характеристик так что ни пошевелиться, ни слова сказать это как во сне, как в тяжком сне и Варя, соседка, – типичный герой этого сна тысяча подробностей о ней уже известно Вере, и все, что она узнает дальше, не станет для нее чем-то новым тяжелые черные комки джинсов и колготок жарятся на батарее, пахнут, а за окном стылая морозная чернота не рассеивается до десяти утра * * *