– Ну и что? Какие будут указания. Я посмотрел на него, не отрывая затылка от подголовника и коротко бросил: – В город. – Все, да? – хмыкнул он, послушно разворачивая машину. – Охота закончена? Зверь уничтожен? А ментов ты дожидаться не будешь? – Зачем? – удивился я. – Ты же из ФСБ, да? – водила широко ухмыльнулся. – Я слышал. Понятно. Вашу контору дела ментовские не очень интересуют, а? – Не совсем так, – уклончиво ответил я. – Вот этот товарищ меня очень заинтересовал. – И я потрогал сонную артерию ментика. Пульсирует. Значит, порядок. – А что с ним такое? – водитель посмотрел на меня в зеркало заднего обзора. – А то я самое начало пропустил. – Для него это было, понимаешь, кино. Интересное такое. Боевик со всеми наворотами – погонями, стрельбой, смертоубийствами. Странно – тот факт, что он сам был действующим лицом, мужика абсолютно не волновал. Наверное, еще не до конца прочувствовал ситуацию. Ничего – приедет домой, нальет себе рюмочку коньяка «Белый аист», и когда коньячок расплескается в его руке – значит, прочувствовал. А пока пусть веселится. – Он, оказывается, тоже из их компании. Сунул мне в бок пистолет и попросил, чтобы я не рыпался. – А ты рыпнулся, – водила был весьма доволен своей догадливостью. – Получается, так. – И что ты с ним дальше делать собираешься? – Заберу с собой, поговорю по душам. У меня к нему имеется несколько вопросов, на которые хочется получить ответы. – А мне – молчать? – Зачем? – удивился я. – Можешь говорить. Думаешь, тебе кто-нибудь поверит? А если и поверят – никаких секретов ты все равно не выдашь. Он удовлетворенно осклабился и замолчал. Очевидно, сочинял рассказ, который пихнет своим собутыльникам при распитии ближайшей бутылки. Наверняка при этом мысленно спорил со мной – «Не поверят?! А вот посмотрим!». Я не возражал. Спорит – и пусть его. Главное, чтобы про себя. Тишина – это именно то, что мне сейчас было нужно. Тишина и неподвижность. Я пошевелился лишь однажды – когда ментик пришел в себя. Очень лаконично стукнул его по ушам, чтобы он снова отрубился, я принял прежнюю позу. Голос подал тоже один раз – когда попросил остановить машину в квартале от «Сибири». Почему-то не хотелось, чтобы водила знал, где я проживаю – и куда забираю пленника. 23 Сказать, что внешний вид «Сибири» меня удивил – ничего не сказать. Когда я покидал гостиницу, она выглядела много лучше – имела целое крыльцо и застекленный фасад. Теперь у нее не было ни того, ни другого, зато вокруг шлялась целая куча ментов. Четыре «УАЗика» припарковались на площадке – по два с каждой стороны от входа. И человек шестнадцать в форме и в штатском наводили суету. Трое из них окружили Ружина и внимательно смотрели, как он размахивает руками – вернее, одной рукой. Наверное, что-то рассказывал. Может быть, даже что-то ценное. Насколько я успел его узнать, он в любой ситуации мог рассказать что-нибудь ценное. Однако присутствие легавых меня не вдохновляло. Потому что пронести мимо них бесчувственное тело в ментовской робе просто нереально. Если начнут задавать вопросы – греха не оберешься. Я огляделся в поисках приемлемого решения. Таковое должно быть в любой ситуации. На сей раз оно приняло форму скамьи в небольшом скверике. Дружеским жестом приобняв ментика за талию, я протащил его меж деревьев и усадил на лавочку. Проделать это было довольно сложно, потому что приходилось изображать беззаботно прогуливающихся, а с восьмидесятикилограммовым телом под мышкой… В общем, сами понимаете. Слишком неестественно смотрелось. Но мне повезло. В том смысле, что все, кого судьба в этот час забросила к «Сибири», таращились в сторону гостиницы. Происходившее там было куда интереснее, чем два типа на прогулке. Даже притом, что один из них имел полицейскую форму и не двигал при ходьбе ногами. Ну, то есть совсем не пытался этого делать. Они волочились за ним, как раздвоенный хвост в стельку пьяной русалки. Смекнув, что опасаться нечего, я, уже не таясь, придал менту такое положение, какое хотел, и уселся рядом, время от времени короткими и почти незаметными тычками подправляя ему то руку, то ногу, то голову. В общем и целом созданная мной композиция напоминала роденовского мыслителя, но была гораздо живее на ощупь. Мы просидели с ментом таким образом минут пять. Я осторожно выглядывал из-за его задумчивой, но не имеющей в голове ни единой мысли, фигуры и внимательно наблюдал, что происходит у гостиницы. Ничего особенного там не происходило. Новое произошло у нас. По истечении пяти минут мент вдруг подался всем телом вперед и чуть не упал. Он и упал бы, не поддержи я его вовремя. Сделав это почти ласково – сам себе удивляюсь, каким нежным бываю порой! – я прошептал ему в ухо: – Дернешься – убью! Ментик посмотрел на меня, медленно расставаясь с мутью в глазах, и отчего-то удивился: – Это ты? – Ну, – кивнул я. – Это я. А это, – я двинул пальцем чуть не в самый его глаз, – ты. И я тебе говорю, что если ты сделаешь хоть одно лишнее движение, то я тебя пристрелю. Твой пистолет у меня, помнишь? Нет, не помнил. Но после моих слов что-то мелькнуло в ментовских глазах, что-то, соответствовавшее, скорее всего, щелчку в голове. Он начал вспоминать. И, по мере того, как дело спорилось, на его лице, как изображение на проявляемой фотографии, постепенно проступало выражение ужаса. – А Засульский? – наконец визгливо спросил он. – Что с Засульским?! – Тихо! – сказал я. – Не повышай голоса, а то я тебе повышалку оторву. Твоему Засульскому ничего не грозит. Ему уже вообще ничего не грозит, так что успокойся. – Что ты хочешь этим сказать? – Ничего особенного, – я вынул из кармана пистолет и на всякий случай продемонстрировал ему. – Кроме того, что он врезался в небольшую рощицу. На скорости сто шестьдесят километров в час. Может, и больше. Сам понимаешь – после такого веселья ему уже глупо чего-то бояться. – Гад! – сообщил мне ментик. – Знаешь, кто ты такой? Ты – гад! – Фигушку, – спокойно возразил я. – Это ты гад. И твой Засульский – гад. Я по сравнению с вами – ягненок. – Ягненок! – взвизгнул он и получил по уху. Но, поскольку это его не успокоило, пришлось добавить еще порцию по почке. И только после такой настойчивой просьбы ментик, наконец, согласился снизить уровень шума. – Никакой ты не ягненок! Ты – волк! Ты – демон! Ты… – Ну, – согласно кивнул я. – Я просто дьявол. – Дьявол! – со вкусом просипел он. Слово явно пришлось парнишке по вкусу, и я был несказанно рад, что сумел доставить ему хоть эту небольшую радость. В серой, беспросветной жизни фанатика она стала, наверное, целым событием. – Дьявол! – повторил он. – Вот именно. И все твои друзья – дьявольское отродье. Ты убил Цехового, а теперь Засульского. Вы расстреляли наших братьев и ограбили наш храм! Вот как. Значит, он и об этом осведомлен. Хотя, конечно, догадаться нетрудно. Засульского наверняка первым поставили в известность, что на штаб-квартиру совершен налет. А он, скорее всего, сообщил об этом прискорбном факте всем участникам операции по ликвидации меня, любимого. Так что я решил не удивляться – пусть ментик думает, что мною это угадано давным-давно. Пусть по прежнему считает меня дьяволом. И ему, и мне это пойдет на пользу. А передо мной к тому же откроет путь наименьшего сопротивления. Но пока я все-таки решил продолжить дискуссию – потянуть время, чтобы он не додумался позвать на помощь коллег, все еще шатающихся неподалеку. Хотя, причисляя меня к сотрудникам госбезопасности, сектант вряд ли это сделает, сочтя бесперспективным. Но рисковать все равно ни к чему. Лучше занять его беседой, втянуть в спор, по возможности, более жаркий – чтобы он ни о чем, кроме своих аргументов, не думал. – Ладно, родной, – кивнул я. – Пусть так. Пусть мы все – дьявольское отродье. Тогда как обозвать вас – всех? Ведь вы, если не ошибаюсь, на днях собрались подорвать добрую сотню храмов и отправить прямым рейсом на небо около четырех тысяч душ. Если это не есть дьявольский план, то вылижи мне мою волосатую задницу. – Не буду я ее вылизывать! – горячо заверил он. – Мы выполняем богоугодную миссию! Мы отправляем к Господу его заблудших детей, чтобы он мог наставить их в вере истинной! – Они, по-моему, и без вас будут в это время общаться с богом, – возразил я. – Это не тот бог! – взвизгнул он, и мне снова пришлось призвать его к порядку, стукнув в почку. – Их бог – неправильный бог! – Чушь собачья, – фыркнул я. – Бог не может быть неправильным, если он есть. Назови его Яхве, Аллах или Великий Дух, а на выходе получится все равно тот же самый Бог, так что зря очко напрягаешь. Это всегда тот самый бог, которому молишься ты, а еще китайцы, арабы и индейцы. И заметь: под твой храм бомбу еще не подкладывали ни арабы, ни китайцы, не индейцы. А вы на свет вылупиться не успели, уже почем зря бомбы подкладываете. Насколько я помню, бог к миру призывал. Типа, любите друг друга, плодитесь, размножайтесь, кровь не проливайте, и еще что-то в этом роде. А вы мечтаете залить ей землю. Во какая куча аргументов – и все они появились, когда я попытался поставить себя на твое место. А со своего могу сказать одно: боги приходят и уходят, а людям – жить. – Как?! – его глаза округлились. – Ты говоришь так, словно промысел божий – явление временное! – Угу, – кивнул я. – Именно так я и думаю. Промысел божий существует только до того момента, пока в этого конкретного бога верят. Пещерный человек верил в Святое колесо, и для него существовал только промысел Святого Колеса. Египтяне поклонялись змею-Ра, и для них был важен промысел змея-Ра, как для древних римлян – промысел Юпитера-громовержца. А теперь над этой чушью все смеются, да? Ты сегодня сам глумишься над тем, во что твой пра- в двадцать третьей степени свято, до исступления, поклонялся. Ты вот глумишься, а сам-то чем лучше? Да ничем. И плевать, что ты веришь не в то, во что твой предок. Твоя вера – в тот же временный промысел, потому что перед временем пасуют даже боги. – Ух! – задохнулся ментик. – Ты богохульствуешь – и гордишься этим! – Тут он хитро прищурился и попытался заняться риторикой. – Но ты противоречишь сам себе. Если верить твоему утверждению, бог один и только имена у него разные. Выходит, забыты не боги, забыты их имена – вот что получается согласно твоей логике! – Демагог из тебя, мальчик, никакой, – вздохнул я. – Возьми свою любимую Библию, и ты поймешь, что такое настоящие противоречия. А то, что ты сейчас наговорил – галиматья в чистом виде. Ни один религиовед с тобой даже связываться не станет. – Я скромно умолчал о том, что ни один религиовед со мной тоже связываться не станет. Не дурак, сам догадается. А если дурак, то ему же хуже. – Древние боги и нынешний – разные вещи. Современный – он един в трех лицах, а древние – они едиными не были, и лиц у них было куда больше, чем три. – И, видя, что ментик в полном отупении уставился на меня, развил свою мысль: – Вспомни, что ты в школе учил. В Египте был Ра, был Атон, были, если не ошибаюсь, Осирис, Тот, Сотис и еще с пару десятков богов. А греки? У них были Аид, Посейдон, Зевс, Марс и еще куча других, в том числе бабы. Поэтому говорить, что современный бог и прежние одно и то же – глупо. Здесь мы имеем одного бога, а там – целый пантеон. Ф-фу! Вот это речь! Как по-твоему? Увы, по-евоному было никак. Выпучив глаза, словно таракан, накурившийся марихуаны, ментик наставительно произнес: – Бог – един, хоть и в трех лицах. И имя его – едино. И вера в него – едина. И нам, истинно верующим, должно наставлять неверных любыми путями. В этом наша миссия. И когда мы направляем их к Богу, то поступаем милосердно, ибо Он, в своей милости, примет их и наставит в истинной вере лучше, чем это сделали бы мы, грешные! Голос сектанта звучал внушительно, но глаза были пусты. Фанатик в натуральную величину. Он пропустил мимо ушей все, что я только что сказал. Впрочем, я и не надеялся переубедить его. Все эти так называемые истинно верующие примечательны тем, что у них напрочь отсутствует способность мыслить – самостоятельно мыслить. Потому они так редко выигрывают в споре. Но по той же причине никогда не проигрывают – стоит им увидеть, что словесная баталия, которую они обычно сами же развязывают, оборачивается против них, то становятся невосприимчивы к внешнему воздействию, их уши покрываются мхом, а слова отскакивают от них, как горох от стенки. И нет никакого способа пробить эту стену. В этом убедились еще древние римляне, когда даже львы на арене расписывались в своем бессилии перед фанатиками. – Аминь, – сказал я. – Останемся каждый при своем. Будем считать, что искушение святого Антония не состоялось. – Антихрист! – пробормотал ментик. – Божья кара постигнет тебя – рано или поздно. – Послушай, – я устало передернул плечами. – Мне, признаться, надоели эти бесполезные богословские споры. Один твой брат во Христе сказал мне, что за убийство Цехового я отправлюсь на небеса, и это так же верно, как то, что Христос существовал. Так вот, докладаю: я все еще тут, на земле, а этот предсказатель сам отправился к богу – сообщать, что напредсказывал неверно. – Иды марта еще не прошли! Еще не вечер! – величаво изрек ментик. Сибилла-пророчица, мать его! Захотелось треснуть парня по носу, но я сдержался – еще успеется. Поэтому вдохнул-выдохнул, успокаиваясь, и напомнил: – Ага. Иды марта хотели пройти около вашего Управления. Ты меня сам из-под машины вытащил. Блин, как в твоей башке все запущено! Тебе бы трепанацию провести… – Я тебя не вытаскивал! Ты к дереву отошел, Засульский бы разбился, если б таранил тебя! Я тебя ему под колеса толкнул! А ты дальше улетел. Надо было потише толкать. Какой же я дурак! – и он, потупившись, даже всхлипнул. – Это ты да. Это ты маху дал, – я сочувственно похлопал его по плечу, но ментик на мой почти дружеский жест никак не отреагировал. Он вообще, кажется, больше ни на что реагировать не собирался, погрузившись в ступор. Возможно, до него дошло, что он оказался невольной причиной гибели шефа. Ну, да я разбираться не стал, потому что сам не жаждал продолжения беседы. Каждую секунду, что она длилась, не мог расстаться с ощущением, что не говорю, а пережевываю тухлые носки – таким бессмысленным все казалось. И я был рад, когда это «все» закончилось. Поэтому, в качестве достойного завершения богословского диспута, я ткнул оппонента пистолетом в бок и сказал: – Поднимайся. Пойдем, философ, пофилософствуем на другие темы. Повторять пришлось несколько раз, потому что ментик выходить из ступора никак не желал. В конце концов я не выдержал и уже попросту засветил ему кулаком. И, наконец, услышал в ответ сварливое: – Куда это я должен идти? – А ты держи курс на гостиницу – не ошибешься, – подсказал я. – Вот оно что! – сказал он тоном, который явно спер у Архимеда. Если бы заорал «Эврика!», вышло бы вообще один к одному. – Так вас несколько! Ну, я тебя огорчу: это твоего дружка здесь подорвали. Теперь и в моей голове родилась запоздалая догадка: – Так это ваших рук дело! А неплохо вы фасад обработали. Крыльцо-то не жалко было гробить? Красный мрамор нынче дорог. Что ж – из-за одного человека три тонны красного мрамора в порошок?