- Кто же из них тогда ускользнул? - спросил я, имея в виду того последнего бандита, что вырвался от нас, а потом подстрелил Огородникова. - Бог его знает, мне неведомо, я их шибко-то не знал и знать не хочу, японский бог! Мой вопрос, видимо, пришелся не по душе старику, а может быть, воспоминания о бандитах вызвали в нем гнев. Он рассердился. Я замолчал: стоило ли раздражать старика этими разговорами? Дед молча докурил трубку, выбил пепел о голенище ичига и направился к подводе. Мы направились в сторону Такши. Вскоре дед замурлыкал свою любимую песню про Ланцова, который задумал убежать с каторги. Он мог тянуть эту песню часами, повторяя и повторяя куплеты, а порою искажая на свой лад. А я думал о том, сколько у нас еще диких, глухих мест, какие богатства таят эти края. Сколько здесь леса, какие обширные елани, мари - знай, паши, сей хлеб, разводи скот. А природные ископаемые… Вскоре лес вдруг оборвался и перед нами раскинулась широкая долина, пополам разрезанная поймой речушки Елкинды, а в дальнем ее углу, под лесом, устроилось небольшое, в одну улицу, село Такша. Вглядевшись, я увидел на месте домика стариков Зайцевых остов печи да кучу обгоревших бревен. Направляясь с дедом Евлампием сюда, я не наметил конкретно, чем буду заниматься. Надеялся, что осмотр пожарища подскажет, с чего начать. А сейчас, глядя на место недавней трагедии, с сожалением подумал: а что же мне это даст? Установить, умышленно подожгли Зайцевых или нет, будет трудно, а найти поджигателя еще труднее. И зачем подожгли? С какой целью? Задавая себе эти вопросы, я вдруг вспомнил, как Мироныч говорил о здешнем жителе Лапушенко, подозревая его в связях с бандой. - Деда, а где сейчас Лапушенко? - спросил я. Дед Евлампий часто поморгал, соображая, почему я вдруг задал такой вопрос. - Который? Их, паря, три брата. - Тот, что жил на устье Елкинды. - A-а, Митька, он там и обитает. - Зачем он туда перебрался, от людей-то подальше? - Бог его знает. Мы свернули вправо к деревне и поехали по чуть заметной дороге среди высоких, еще зеленых хлебов. Солнце начало заметно припекать, стали появляться назойливые комары. - А братья его где? - спросил я. Дед встрепенулся и ответил: - Тех давно уже нет: один ушел с семеновцами и сгинул, а другой где-то в России запропастился. Деревню мы объехали стороной, чтобы не привлекать внимания, и сразу направились к пепелищу. Я начал осмотр, а дед набил трубку, раскурил ее и молча наблюдал за мной, не слезая с подводы. Обгоревшие бревна, доски пола, подоконники говорили о том, что пожар начался изнутри, но в каком точно месте, определить было трудно. Я рылся в обломках, очищал пол и, наверное, занимался этим долго, так как дед не вытерпел и спросил: - Ну чаво там, паря, так долго ищешь? - А где лежали старики? - спросил я. Дед, кряхтя, слез с подводы. - Эдак бы сразу и расспросил. Там вон, на полу, посреди кухни. Я тщательно очистил указанное дедом место и нашел то, что искал: в этом месте половицы прогорели больше, вероятно, пожар начался именно отсюда. Я поделился своими соображениями с дедом. - Вот вразумел, паря. Моя правда - сами они не сгорят. Мироныч был аккуратным и с куревом, и с печкой. Да, вывод напрашивался сам собой! - Деда, - слегка волнуясь, обратился я к старику, - я с тобой согласен, нечего нам друг другу замазывать глаза. Списать на огонь легче, это ясно, а мы с тобой попробуем как следует разобраться в этом деле. Надо найти убийцу! Дед положил руку мне на плечо и ласково посмотрел в глаза. - Надежа есть на тебя, Федор, занозистый ты парень. Смотри только сперва все обмозгуй, а потом уж рискуй! И он, сгорбившись, пошел к подводе. Разбитная, вечно полупьяная Мотька Звягина жила на отшибе в большом пятистенном доме с юродивым четырнадцатилетним сыном. Приехала она сюда с Карийских рудников в двадцатом году с мужем, не то селикозником, не то чахоточным золотарем-старателем. Мужик через год-два умер, и Мотька осталась одна с малым сыном на руках. Видать, осталось у нее золотишко от мужа, поэтому жила она независимо и в достатке. Держала коз, начесывала с них пух, вязала платки и шали, а потом их продавала. Но основную прибыль получала от самогонки, которую выгоняла бидонами и по дешевке продавала местным мужикам да проезжим. К Мотьке я зашел в полдень, она сидела у старинной скрипучей прялки. На меня взглянула коротко, но пристально. В ее взгляде я не прочел ни удивления, ни любопытства - привыкла к незнакомым посетителям. Зато парнишка, в какой-то неестественной позе сидевший на широкой деревянной кровати, смотрел на меня с любопытством черными искрящимися глазами. А потом испуганно прикрылся одеялом до пояса. Я успел заметить, что вместо ног у него коротенькие култышки, а ручки маленькие, неразвитые - совсем как у ребенка. Обстановка в доме нельзя сказать, что бедная, но и не роскошная: есть комод, круглый стол, ручная швейная машинка, на стене старинные часы, коврики, шторки: все чистенько, накрахмалено. Откуда-то со стороны печки доносился чуть кисловатый запах. Мотька, видать, недавно гнала самогон. - Садись, гостенечек. Зачем пожаловал? - басовито сказала она, указывая на табурет. Мотьку я видел впервые, да и она едва ли могла меня здесь встречать, поэтому я решил не раскрываться перед ней, а попробовал снова сыграть роль геолога. - Геолог я, пришел кое о чем побалакать. - Я многозначительно постучал пальцем по шее. - Работаем мы тут недалече, давненько не пробовали горилки, соскучились по ней, окаянной. Мотька внимательно посмотрела на меня, нехотя поднялась и направилась к двери. У дверей остановилась, снова оглядела меня с ног до головы и вышла. Как только дверь за ней закрылась, парнишка спросил меня: - Дядя, а вы не доктор? - Нет, а что? - Да мамка все обещает к доктору полечить, и все не везет. - Попроси ее хорошенько. - Уж всяко просил, - глубоко вздохнул парнишка. - Некогда ей, да и везти далеко.- Он с мольбой посмотрел на меня.- Вы бы хоть попросили ее, а то дядька Митя, наоборот, отговаривает, да и другие такие же, только самогонку горазды пить. Эх, мальчонка, мальчонка! Несбыточна твоя мечта быть здоровым - встать и пойти на своих ногах! Не знаешь ты, что болезнь твоя неизлечима, что ни один доктор теперь уже не поможет… - Хорошо, подскажу ей, - заверил я его и спросил: - А где теперь дядя Митя? - Он на устье Елкинды живет, редко теперь заходит к нам - поругались они с мамкой. - Из-за чего поругались-то? - Не захотела она бросать дом и ехать с ним - вот и поругались. - А кто еще у вас бывает? - Раньше много бывало людей, даже с оружием приезжали, отряд какой-то за Ундургой стоял. Так от них часто бывали за самогонкой. Потом их красноармейцы разбили… Парень хотел было еще что-то сказать, но вошла Мотька с бутылкой в руках и прервала наш разговор. Она поставила бутылку на стол, и не успел я оглянуться, как собрала закуску - картошку, свежие огурцы, яйца. Я было засуетился, промычал что-то невнятное насчет того, что некогда, но хозяйка властно остановила меня. - Раз зашел - будь гостем, спешить некуда, успеешь. Она налила в стаканы синеватого самогона, по-мужски чокнулась и одним духов выпила. Я отпил несколько глотков и поперхнулся - раньше я никогда не пивал этого зелья. - Эх ты, мужик! А еще грворишь, что геолог! - презрительно скривила она губы. - Я знаю - ты милиционер, а милиционеры не пьют эту гадость. - Она прожевала картошку и добавила: - И зачем ты сюда пришел - не пойму. Ее большие, удивительно ясные глаза зло прищурились. - Зашел так, поговорить, - неуверенно сказал я. - Так ходят к… а я порядочная женщина и тебя совсем не знаю. Давай-ка лучше напрямую, милиционерик. - Скажи, Матрена, зачем Лапушенко уехал от тебя в устье Елкинды? - спросил я. Она удивленно посмотрела на меня, пожаЛа плечами. - А тебе что за дело? Не впрямь ли женихаться приехал? А ты вообще-то ничего парень, можно… - Какая же ты бесстыдная, Матрена, ребенка хоть постыдись,- обозлился я. Она ласково взглянула в сторону мальчика и махнула рукой. - Ничего, он у меня умный, привычный. - Потом помолчала и вдруг резко, холодно спросила: - Все-таки чего тебе от меня надо? Я помолчал и, чтобы разрядить обстановку, предложил: - Давай выпьем. В глазах Мотьки мелькнула искорка доверия. - Давай, - взяв бутылку, уже мягко сказала она. Налила себе. Мы выпили. - Так вот, Митька оказался подлецом - бросил меня. Была хорошей, когда поила его свору… Да чего тут скрывать - эти бандюги так тут и паслись. А этого стервеца на волю потянуло, в одиночество… - Тебя-то он туда звал?