Таня села прямо на пол и обняла колени руками. Роман торопливо схватил первую попавшуюся чашку, плеснул в нее воды из чайника и молча подал Свете. Та решительно выставила его за дверь, а сама опустилась напротив Тани и поставила чашку рядом. — Что случилось? Тебя же не уволили? Тебя не за что увольнять… — голос Светы дрожал. — У всех бывают ошибки. Может, и ты что-то проглядела, спешим же вечно. Ничего, все можно исправить. Сейчас мы сядем и вместе посмотрим твой анализ, да? И все будет хорошо. Таня, ну что ты молчишь?! — Света, — медленно заговорила Таня и перевела взгляд на забытую на полу чашку, — я похожа на дуру? — Чего? — Да, точно, я дура. Идиотка, которая всему верит. — Да объясни ты нормально, что произошло! — Ничего не произошло. — В секунду с Тани спало оцепенение, и она встала. — Так, утраченные иллюзии… Знаешь, на сегодня мои трудовые подвиги закончены. Поеду домой. — Ты что? Еще же и двенадцати нет! Да и среда, середина недели. — И все равно поеду. Будут спрашивать — скажи, что заболела. Или нет, правду скажи. Что сбежала. Пусть увольняют, если хотят. — Таня надела куртку и рывком потянула «молнию» до верха. — Да, выброси мой цветок: у меня аллергия на розы. *** Вопреки своим словам, Таня не поехала домой. Она бесцельно шла по улице и все поправляла и поправляла длинный шарф на шее. Как, ну как человек, заявляющий о своей честности и искренности, так легко может обманывать?! Да и его глаза в ожидании ее ответа… Ласковые пальцы, касающиеся щеки… Цветок, подаренный так затейливо и скромно… Ведь она поверила ему. Потому что важно верить хоть кому-то. Нет, не кому-то, а именно ему! Но как же тогда Эля? Что с ней? Уж слишком свободно она вела себя на этаже руководителей. Явно уже не раз и не два забегала вот так, мимоходом пожелать Егору доброго утра. И, наверное, одними словами пожелание не ограничивалось… В ушах зазвенел мелодичный голос блондинки, и Таня поглубже натянула шапку. Почему она вообще вообразила что-то? Смешно даже сравнивать себя с этой утонченной красоткой. Вон, кто отражается в витринах магазинов: гном, настоящий гном с глупым помпоном на уродливой шапке… Она резко сорвала шапку с головы и с размаху швырнула в ближайшую урну. Вот так, к черту! И неважно, что это последний подарок мамы. На углу дома Таня всхлипнула и побежала обратно. У мусорки топтался пожилой мужчина в старомодном тулупе с торчащими из рукава нитками. Молча потеснив его, Таня наклонила бачок и запустила руку по локоть внутрь. При виде вытащенной шапки старичок удивленно хмыкнул, затушил окурок вместо урны о металлический заборчик и пошел вниз по улице. С помпона слетел прилипший фантик от конфеты и желтым клубком завертелся на тротуаре. Таня проводила его глазами и бережно завернула шапку в пакет. Просто спрячем в шкафу подальше от посторонних глаз. Смешную и нелепую, как и все, что вязала мама. Несуразную, как и жизнь Тани. Но представить ее на помойке… Уж лучше сразу зарыть. Мелькнувшая мысль про землю подстегнула Таню положить пакет в сумку и поискать глазами остановку. Теперь она знала, куда поехать, и там ей всегда будут рады. Северное кладбище встретило ее привычным запустением. Тихо шумели на ветру высокие сосны. Вероятно, они выросли в этом месте задолго до того, как под них решили прятать людей, и их милостиво оставили доживать свой век. Из-за удаленности от города здесь редко хоронили и еще реже приходили навещать, поэтому странным оказалось увидеть слева от калитки темную машину. Огромную, мрачную, точно могильный камень. Ноги привычно отмеряли шаги и сами сворачивали в нужные ряды. Ну, вот и пришла. Таня погладила простой железный крест и опустилась на покосившуюся лавочку. Ее установил сосед, но за шесть месяцев Таня ни разу не столкнулась с ним. Вряд ли бы он был против того, что она посидит. Жаль, откладываемых денег все еще не хватает на памятник и красивую оградку. Она бы выкрасила ее в красный или даже оранжевый цвет. Маме наверняка бы понравилось. Ну, до весны, когда пройдет год и земля больше не осядет, еще есть время. А тогда можно будет посадить анютины глазки и не опасаться, что их вытопчут, как ромашки этим летом… На могиле матери Таня неизменно молчала. Зачем слова, если мама всегда умела читать у нее в душе? Даже пока была жива. И для этих бесед вовсе не надо приезжать на кладбище. Отсюда мама давно ушла, если она вообще была здесь. Но неожиданно оказалось, что приводить в порядок мысли Тане легче всего на этой лавочке под редкие крики суетливых галок, устроивших колонию в ветках деревьев. А сейчас ей ой как нужно было подумать… Желаемое спокойствие пришло ближе к вечеру. Таня очнулась и с трудом разогнула задервеневшие пальцы рук. Ее куртка, край скамейки, земля под ногами — все было обильно усыпано белым пеплом. Снег… Отряхнув волосы, Таня очистила буквы на табличке и еще раз погладила холодное железо. — До свидания, мамочка. Не волнуйся, у меня уже все хорошо. За воротами кладбища было так же пустынно. Все так же у забора стояла машина, теперь сменившая цвет на белый. Все так же скрипела несмазанная калитка. Неожиданными оказались хлопок автомобильной двери и громкий мужской голос: — Татьяна, не уходите. Несмотря на усилившийся снег, ошибиться в приближающемся человеке было невозможно: слишком уж своеобразная была его фигура. Максим Головин. — Простите, если напугал вас. — На темно-синюю куртку заместителя генерального директора оседали слипшиеся в комки снежинки. — Здравствуйте. — Здравствуйте. — Я вас подвезу? — Зачем? На ресницы Максима упал кристаллик снега, и Головин широко вытер лицо ладонью. — Хотя бы потому, что вы замерзли. И не придумывайте ничего такого: я появился тут задолго до вас. — Он помедлил и глухо добавил: — Моя жена похоронена здесь. Ждет ли он в ответ слова сочувствия или участия? Нужно ли ему вообще соболезнование постороннего человека, кем является она, Таня? Нет, он просто объяснил причину своего приезда сюда, хотя и не должен был. А сейчас отступил назад, словно предлагал ей сделать выбор: идти в сторону машины или же отказаться. Порыв ветра толкнул Таню в спину, и она шагнула к автомобилю. Внутри было холодно, но заработавший двигатель быстро начал нагонять тепло. Сидение неожиданно тоже стало нагреваться, и по телу Тани пробежала волна дрожи. Ох, как же она замерзла! А еще эта детская привычка постоянно терять перчатки… Лишь у решетки кондиционера пальцы перестали казаться чужими. Таня начала расслабляться и чихнула. — Будьте здоровы, — насыщенный голос Головина заполнял собой весь салон. — Пока зима, я бы не советовал так долго сидеть на лавочке. — Вы меня видели? — Таня некрасиво шмыгнула носом. — Трудно не заметить одинокую фигуру на пустынном кладбище. Но было бы нетактичным подойти к вам там, поэтому я ждал снаружи. Держите. На протянутой ладони Максима лежал аккуратно сложенный квадрат носового платка. Опять… — Спасибо. — Она промокнула нос и, чтобы скрыть смущение, спросила первое, что пришло в голову: — Долго ждали? — Понятие времени такое странное. Особенно если с чем-то сравнивать, — медленно ответил Головин. — Моя жена умерла семь лет назад, и все равно это было словно позавчера. Так что нет, я недолго вас ждал. Остаток пути они не проронили ни слова. Таня запихнула платок в карман и начала массировать пальцы, один за другим. Снег сменился льдистой моросью, из-за чего «дворники» ползали по стеклу с противным скрежетом, а Максим изредка барабанил по рулю. У него были удивительно широкие кисти рук, с мелкими темными волосками. У дома Головин помог Тане выбраться из высокой машины, а потом неожиданно придержал ее локоть. — Таня, чтобы прийти в себя, нужно время. Всем. Просто вам его надо больше. Берегите себя. Она кивнула в ответ и скрылась в подъезде. Дома первым делом налила горячую ванну и забралась в нее. Долго сидела с прижатыми к груди коленями, меняла остывающую воду, нехотя терлась мочалкой и бесцельно снимала пальцем капли с кафельной стены. Наконец потянулась за полотенцем, тщательно вытерлась и напялила безразмерные штаны и такой же растянутый свитер. Свист чайника из кухни совпал со звонком мобильного телефона. Номер неизвестный. А на часах уже семь часов. Значит, это Егор. Вот только ужинать и вообще встречаться с ним она не собирается. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мелодия умолкла, а через мгновение въедливый звук телефона раздался вновь. Таня метнулась к шкафу и стала перебирать корешки книг, а в стекляннной дверце отчетливо отражался ползущий к краю стола вибрирующий мобильник. Он не переживет еще одного падения, а на новый аппарат денег все еще нет. Черт, но ведь совсем не поэтому, не из жалости к какому-то куску пластика, она все-таки подхватила телефон и нажала зеленую кнопку приема. Тане нужно было услышать его голос, пусть и обманывающий ее. — Таня, это Егор Княжев. Добрый вечер. Я внизу, как и обещал. Что можно ему сказать? Упрекать в несбывшихся мечтах? Плакать из-за обмана и проклинать свою доверчивость? Разве в состоянии она вообще вымолвить хоть слово?! — Ты передумала? Можно мне подняться, и мы поговорим? Глаза наполнились слезами. Лишь бы получилось сдержать всхлип! — Таня, что случилось за это время? Утром же все закончилось хорошо… Черт, черт! Ну почему так дрожит рука?.. — Пожалуйста, не молчи. Та-а-ня-я… Почему она не может просто опустить трубку и позволяет рвать свое сердце на куски?! — Ладно. Если ты так хочешь… Спокойной ночи. В телефоне раздались гудки, и Таня осторожно положила его на столик. Хлынули долго сдерживаемые слезы. Сначала Таня не вытирала их, а лишь громко дышала, через рот. Она сможет. Не сорвется на истерику. Рука привычно нащупала в мебельной стенке пузырек с таблетками, и Таня проглотила сразу две штуки. Горькие… Скоро слезы остановились, и щеки стало неприятно стягивать. Таня вытерла кожу, нарочно сильно нажимая ладонью. И этот жест неожиданно отрезвил ее. Все, поплакала и хватит. Это не дешевое женское кино, в котором герой не смирится с отказом, будет звонить еще и еще, а потом влезет в окно или выбьет дверь и пылко прижмет тебя к груди. Пора бы уже понять, что в жизни нет места сказке. Не принцесса она, потому и не может у нее быть принца. Чудеса не случаются с обычными людьми. Поэтому надо взять себя в руки и выбросить все из головы. А с завтрашнего дня Егор Викторович Княжев должен быть только тем, кто он и есть на самом деле, — генеральным директором компании «Центринвест». Она же — рядовой сотрудник, как десятки других. А мечты… они забудутся. Глава 12 На следующее утро будильник привычно зазвенел в начале восьмого. Таня опустила рычажок, чем прервала назойливое дребезжание, и перевернулась на другой бок. Нет, сегодня она не пойдет на работу. И вовсе не из-за боязни столкнуться с Княжевым. Просто пора приступить к важному делу, она и так слишком долго тянула с ним. Она потянулась к телефону на полу и нашла в записной книжке нужный номер. Бросив еще раз взгляд на часы — не рано ли, нажала кнопку вызова. — Доброе утро, Инесса Павловна. Это Таня Вышковец. Надеюсь, я вас не разбудила. Звоню предупредить, что пару дней меня не будет. Она натянула на подмерзающие плечи одеяло и подняла глаза к потолку. Сейчас начальница будет искать причины отказать. Ну точно. — Да, понимаю, что у нас много работы. Вы правы, но я должна уладить некоторые свои срочные дела. Нет, отложить их нельзя, извините. — Взгляд выхватил сереющую в углу паутину, и Таня поерзала. — Я возьму пару дней за свой счет, а заявление напишу потом, «задним числом», если вы не против. Хорошо, если нужно, я выйду на работу в субботу. Она вытащила ногу из-под одеяла и начала постукивать ею по полу, постепенно убыстряя ритм. В голосе Коростылевой проскальзывали нервные нотки. Понятно, что она не просто так сопротивляется незапланированным отгулам: в конце года каждый сотрудник на счету. Но вежливые укоры Павловны постепенно скатились в невнятные жалобы и высказывались, скорее, по привычке. Наконец Коростылева произнесла долгожданные слова согласия, и Таня поспешила попрощаться. После разговора она смела паутину веником и принялась за рутинные утренние дела: умыться, одеться, перекусить.