— Ты четко понял, что мы здесь делаем? — Абсолютно, босс, — ответил Райан. — Никаких недоделок. — Вся эта тема — одни сплошные недоделки, — неслышно для мужчин заметила Дейзи-Мэй. — Но я так скажу: если это мой последний рубеж, ты выбрал для него шикарное место. * * * Джо больше не мог физически чувствовать запахи, но мышечная память о них сохранилась. Она напрягала его сейчас, когда он смотрел на ряды металлических раскладных коек, омытых желтоватым светом ламп, на отмытый хлоркой пол, на взирающий на все это могучий деревянный крест в передней части зала. Здесь пахло детством и благотворительностью. Отец стоял в глубине, погруженный в разговор с женщиной средних лет. Было сложно не заметить (хотя Джо подозревал, что в этом и состоит замысел) гобелен, висящий на стене за спиной преподобного. Гобелен изображал Лазаруса — по крайней мере, Джо заключил, что это именно его отец, — стоящего посреди толпы коленопреклоненных благодарных простолюдинов, протягивающих руки в надежде получить помощь от праведного священника. «Преподобный Нарцисс, — подумал Джо. — Возможно, мама с самого начала понимала все правильно». Он обернулся на смех женщины. «Клэр». Его жена (или, скорее, его бывшая жена, раз он больше не дышит) плыла от одной койки к другой, разговаривая, улыбаясь, сочувствуя, утешая, просто будучи собой. Клэр покоряла их, равно мужчин и женщин, и — вопреки угрюмости зала и мрачности метели снаружи — сияла, будто ангел, сошедший с небес. «Вот только ангелов не существует, — подумал Джо. — Насколько я вижу, есть только дьявол и неудачники вроде меня. Может, именно поэтому мир — такое отстойное место». Он помнил, как отец качал головой, когда Джо впервые привел Клэр домой, открыто сомневаясь, что такое небесное создание может остановить свой выбор на его сыне-разочаровании. «Она — особая душа, — сказал ему на следующий день преподобный, — посланная Господом освещать жизни тех, кто с ней встретится. Не подведи ее». А он подвел? Эти воспоминания туманила амнезия. Джо помнил только свою любовь к Клэр и ощущение, что он недостоин ее ответной любви. И это, верил Джо, он никогда не забудет, сколько бы почвенного воздуха ни вдохнул. Вот только так оно не работает, верно? Для идеализма «любовь вечна» нет места, когда ты больше не дышишь, а когда дышал, именно этот идеализм и убил тебя. Джо достал кусок жвачки — сообразив, что в кармане осталась только одна пластинка, — с сожалением посмотрел на него и засунул в рот. Он слышал, как где-то вдали прогрохотали копыта последнего шанса на искупление. — Женщины должны ненавидеть твою бывшую, — заметила Дейзи-Мэй. — Натуральная мать Тереза. — Она одна из тех редких людей, которые счастливы, только когда счастливы все вокруг, — сказал Джо; жвачка вернула ощущение себя и отогнала туман в памяти. — Она просто так живет. — Я вернусь посмотрю, что там снаружи, — предложила Дейзи-Мэй. — Не нравится мне, что парни до сих пор не показались. Джо кивнул, радуясь нескольким мгновениям одиночества. Он придвинулся к Клэр, не в силах отказаться от возможности снова побыть рядом с ней, послушать ее голос, посмотреть, как грациозно она держит голову, открывая лебединую шею, как благодаря ей тебе хочется стать лучше, и ты знаешь, что это невозможно, но все равно пытаешься. Она болтала с молодым мужчиной с настолько проступившими скулами, что, казалось, они пытаются выскочить из его лица. Мужчина возбужденно поскреб руку. — Наружу надо. Мне тут хреново. Клэр благожелательно улыбнулась ему. — Там тоже нет ничего хорошего. Уже несколько дюймов снега, и по прогнозу будет еще больше. Там минус три. Ты замерзнешь до смерти. Мужчина рассеянно подергал свою бороденку. — Блин, тут стены смыкаются. Хреновое чувство, хреновая химия… И люди тоже. Клэр положила ладонь на его предплечье. — Ты мне доверяешь? Мужчина лихорадочно заморгал, будто мягкий голос и жест были для него в новинку. Затем поглядел на преподобного Лазаруса. — Ему не доверяю. Гребаный благодетель… — Но мне ты доверяешь? Затуманенный взгляд мужчины остановился на ее лице. — Кнешно. «Какая она потрясающая, — подумал Джо. — Она улыбается, как кинозвезда. Наверное, бедняга за всю жизнь не видел такой доброты». — Тогда останься, — сказала Клэр. — Я хочу, чтобы ты остался здесь, в безопасности, и встретил завтрашний день. Я не стану обещать, что завтра будет лучше — я не стану врать, — но на это хотя бы будет шанс. Если же ты уйдешь в такую погоду, шансов уже не будет. Клэр убрала ладонь, последний раз похлопав его по руке, и поднялась на ноги. — Мы скоро будем раздавать еду. Может, ты пойдешь, постоишь где-то поблизости? Окажешься первым в очереди. Молодой мужчина улыбнулся, потом кивнул. Горе, равного которому Джо еще не знал, впилось в него когтями. «Я действительно мертв. Я поверил в это в Загоне, но не принял всерьез, по-настоящему, потому что я чувствовал себя собой. И только сейчас, увидев проявление доброты женщины, которую любил больше всех в целом мире, я наконец-то понял, что потерял, что у меня забрали. Возврата нет. Все это ушло навсегда». Засунув руку в карман, он нащупал последнюю пластинку жвачки. «И если я не расколю эту штуку, лучше уже не будет». Отец Джо похлопал в ладоши, кивнув на медленно кипящую посредине комнаты кастрюлю. — Прекрасно, что сегодня вас собралось так много, — начал он. — Если и бывают ночи, по которым можно судить о важности нашей деятельности, то сегодня определенно одна из них. Радует ли меня, что сегодня вечером вы все здесь, в тепле и безопасности, когда снаружи бушует вьюга? Что ж, если это не деяние Господа, тогда я даже не знаю, что тут скажешь… — Он подошел к плите и взял поварешку, лежащую рядом. — Через несколько минут мы с Клэр начнем раздавать еду. Улыбка Клэр, от которой температура в комнате подскочила градусов на пять. — Но сначала, — продолжил преподобный, — я надеюсь, вы помолитесь вместе со мной. Прихожане забормотали, не отрицая, не поддерживая, скорее соглашаясь. — Отец небесный, — начал преподобный, — спасибо тебе за благодеяния, дарованные нам. Мы возносим тебе… Послышался скрип металла, и Джо, вместе с остальными в зале, обернулся к медленно открывающейся входной двери. — Всем добрый вечер, — с улыбкой сказал Пит. — Простите, что прерываю. Жуткая ночь. Джо следил за залом, который следил за Питом; в воздухе потрескивала тревога. Бездомные мужчины и женщины переглядывались, обмениваясь страхом, как драгоценным камнем. «Они его боятся, — подумал Джо. — И это страх, а не обычная настороженность в присутствии полицейского. Они его боятся, потому что знают его, и это знакомство дает основание для страха». — Преподобный Лазарус, Клэр, пара слов, — произнес Пит, входя в зал, рассыпая по пути улыбки, как конфетти. — Это ненадолго. Джо придвинулся ближе, благодаря смерть, при всех своих недостатках, избавившую его от нужды в прослушке. — Мы как раз собирались раздавать еду, — заметил отец Джо, плохо скрывая раздражение. — Дороги закрыты на въезд и выезд из города, — сказал Пит, подходя к ним вплотную и открывая импровизированное совещание. — Если вы не уедете сейчас, то не попадете домой. — Я езжу по этим дорогам всю жизнь, — с самомнением, которое Джо хорошо помнил, произнес преподобный. — Я едва сюда добрался, а у меня «Рейнджровер», — ответил Пит. — Поминки по Джо через два часа, вам нельзя их пропустить. Я бы хотел, чтобы вы забрали Клэр и уехали, пока еще возможно. А я останусь здесь и раздам еду этим славным людям. Клэр улыбнулась ему. — Пит, ты хороший парень. Тот улыбнулся в ответ. — Так сказано в расчетных листках. Сам я не всегда чувствую себя хорошим парнем. Отец Джо рассеянно дернул воротничок. — Мне не кажется правильным просто взять и бросить свое дело. Мой долг — позаботиться об этих людях. — И я с радостью вас от него освобожу, — заявил Пит. — Не поймите меня неправильно, Билл, но у вас есть долг и перед Джо. Вам нужно хорошо его проводить, а не застревать здесь в снегу. Заберите Клэр, а я скоро приеду. Клэр улыбнулась, взяла преподобного за руку. — Билл, Пит прав. На эту ночь вам позволено взять выходной, и у нас долг перед Джо.