Преподобный взял ее за руку, потом проследил за ее взглядом, обернулся — и вскрикнул от страха, увидев, на что смотрит Грейс. — Я хороший человек, — сказал он, поворачиваясь к жене, с мольбой в голосе. — Я хороший человек, я делал хорошие дела. Грейс улыбнулась, искренне. Она отпустила руку мужа, только когда держать стало нечего. * * * Грейс выделила себе мгновение на скорбь, потом вернулась к делу. Невозможно сказать, сколько времени прошло с момента аварии, но, судя по ранам Билла и Пита, вряд ли много; она видела в своей послежизни достаточно автокатастроф, чтобы судить о них. Возможно, ей удастся нагнать Джо пешком, если он направляется туда, куда она думает. В нескольких десятках футов от нее стояла лошадь, из ее ноздрей вырывался пар, копыта нетерпеливо топали по земле. Грейс улыбнулась ей. — Вот это другое дело. * * * Если бы Джо понадобилась дорожка из хлебных крошек, чтобы следовать за Райаном, — а ему она не требовалась, — кровавый след на снегу отлично справлялся с этой работой. Штанина парня болталась лоскутами, снег жадно впитывал стекающую кровь. «Ремень не помог, — подумал Джо. — Мальчишка едва тащится». Он растерянно остановился. Куда? Куда он сам тащится? За кем он идет? Что он только что сказал? Это было что-то важное? Воспоминания тлели, как затухающие угли костра. Джо поворошил их палкой, стараясь добыть последние крохи тепла. У него был дневник с важными записями. Он похлопал по плащу, нащупывая предмет, который должен помочь. Ничего. Если что-то и было, сейчас его нет. «Авария, — произнесло его подсознание. — Наверное, ты потерял его при аварии. Как жвачку». Джо оглянулся на след в снегу, который не оставлял. «Я мертв. Я мало что помню, но это точно. Я мертв, и мне нужно что-то сделать». Он посмотрел вниз на листок с именем, прилепленный к плащу, который гордо возвещал: «ПРИВЕТ! Я ДЖО!» Джо. Имя не хуже прочих. Райан завопил от досады, проламываясь обратно в его внимание. Перед парнем был крутой склон холма. «С таким же успехом это может быть гора, при похеренной ноге и нескольких дюймах снега, — подумал Джо. — Он в жизни туда не взберется». Правда, было похоже, что Райан собирается попытаться. «Я должен ему помочь? — подумал Джо. — Это я должен сделать?» Мысль звучала неправильно — она ощущалась неправильно, — но много ли ощущается правильным, когда ты мертв, без памяти, стоишь посреди заснеженного поля? Линкольнширского поля. Он в Линкольншире. Джо собрался и побежал вверх по склону, стиснув зубы и обогнав парня. Достигнув гребня, он увидел, к чему так стремился Райан. «Церковь. Мне нужно следовать за Райаном, потому что я должен выяснить, как я умер, а он — ключ к этому. Райан направляется туда не без причины, и я нутром чувствую, что эта причина связана со мной. Иногда инстинкты ничуть не хуже фактов». «Ага, — произнес голос у него в голове, — и это последний раз, когда ты смог выудить информацию. Тот огонь? Приятель, он уже потух. Ворошить угли бессмысленно. Не знаю, сколько тебе еще осталось, но уже не много. Тебе нужно попасть туда, прямо сейчас». Джо решил, что голос в голове говорит дело — годное дело, — и пустился бежать. * * * Герцогиня не ожидала, что возвращение в Загон будет легким, поскольку пересечение границы между мирами и не должно быть таким. Однако этого она не ожидала. Случайный лишенный, запутавшийся в Жиже, был обычным делом — в любом стаде есть бродяги, овцы, которые по ошибке забредают в колючую проволоку. Но здесь было все стадо. Сотни, возможно тысячи, лишенных. Их характерная серость усиливалась окружающей их розовой светящейся мембраной, и все они медленно двигались сквозь Жижу в ее сторону. Хотя не столько двигались, сколько плыли, загребая руками и толкая себя вперед. «Как они это делают? — подумала Герцогиня. — Как они могут хотя бы задуматься об этом?» Потом она увидела как. Ханна. Ее старшая/младшая сестра, демонстрируя безупречный брасс, направлялась прямиком к Герцогине и увлекала за собой группу лишенных. «Она пытается вернуться домой». Мысль выскочила непроизвольно, и хотя Герцогиня попыталась избавиться от нее, та отказывалась уходить. Если она и лишенные не могут разделить чистилище, они просто вернутся домой. И почему бы им не позволить? Последствий от них будет не больше, чем от порыва ветра. Они будут просто безмозглыми жалкими животными, ничуть не мудрее людей, среди которых бродят. Это правда, верно? Внезапно Герцогиня засомневалась, потому что каждый час приносил нечто новое, и прежняя определенность становилась неопределенностью. Такое количество, одновременно пересекающее Жижу? Невозможно сказать, какой ущерб они способны причинить, поскольку такой миграции еще никогда не случалось. «Ты знаешь, что это означает. Знаешь, что должна сделать». Она знала, понимая, что это крайняя мера, что результатом будут разрушения, которые уничтожат тысячи полудуш. Включая ее сестру. «Правда, дело не только в этом, — подумала Герцогиня. — Дело в Дейзи-Мэй. Если Джо и его мать освободят ее, она не сможет вернуться. Никто из них не сможет. Они окажутся запертыми на почвенной стороне на десятилетия. Возможно, дольше». Дейзи-Мэй была ее избранной, той, кто должна порвать цепочку прав по рождению и возвестить о новом периоде управления чистилищем. Она собиралась сделать то, что нельзя отменить. Глядя на то, как новая группа лишенных прорвалась сквозь стену Жижи и стала прокладывать себе путь к миру живых на другой стороне, Герцогиня инстинктивно коснулась металлической перчатки на правой кисти. «Не хватит мощности. Если дикари у ворот храма, ты либо отражаешь их атаку, либо рушишь храм им на головы». Она пыталась отогнать их перед последним путешествием на Почву. Это не сработало. Герцогиня потянулась к кулону, висящему у нее на шее; тонкая золотая цепочка легко порвалась. Либо это, либо армия, возглавляемая ее сестрой, нанесет непоправимый ущерб Почве. Взяв круглый металлический кулон двумя руками, Герцогиня разделила его и отбросила левую, темную сторону, подальше. Светлую сторону она оставила при себе и поплыла, двигаясь брассом сквозь галлоны патоки, но с каждым движением проталкиваясь вперед. Гребок. Гребок. Гребок. Герцогиня почувствовала руку на лодыжке, тянущую ее назад; губы лишенного двигались, он что-то говорил ей. «Оно пытается говорить, — с отчаянием подумала она. — Это невозможно. Как невозможно плавание. Как невозможна охота стаей. Как невозможен прорыв сквозь стены.