— Они должны зажариться, дорогой, — отвечает Клэр, снова улыбаясь этой улыбкой. — Стаканов нет, — говорит Джо. — Обслуживание на Каса-дель-Ферма не очень. Это просто нормальный разговор нормальных взрослых, говорю я себе. Убери из уравнения застреленную девушку, и можно почти представить, что мы семья. Клэр отпускает Джо, откручивает крышку и дает бутылку мне. — Тебе нужнее. Я пью залпом — и ни один напиток не бывает вкуснее. — Похоже, тебе это требовалось. Так и есть. Клэр садится, складывает руки на коленях, и я копирую ее позу. Я где-то читала об этом; так завоевывается доверие. — Пит рассказал мне о тебе пару месяцев назад, — говорит Клэр. — Смекалистая, сказал он, и хотя Пит во многом бывает не прав, он редко ошибается, когда говорит о людях. Еще он сказал, что у тебя была непростая жизнь, и я кое-что об этом знаю. Я волновалась за тебя, когда он сказал, что ты идешь свою первую трассу… — Клэр видит мое удивление и смеется. — Ты думала, я просто красотка при одном из парней, верно? Бухгалтер, в лучшем случае? Я не знаю, что сказать, и просто киваю. Пью еще; вода стекает из уголков рта. Клэр хмурится, будто беспокоится, что она меня задела. — Я не утверждаю, что я главная, — говорит она, — потому что это экосистема, в которую мы вписываемся. Я считаю, в этой операции слишком много машут членами, поэтому я с радостью проштамповала твое участие. Она виновато улыбается. — Прости, я знаю, так говорит начальство, когда отчитывает работников. Но, по правде говоря, это такой же бизнес, как любой другой. На наш товар есть спрос, и мы его удовлетворяем. Возможно, этот товар считается незаконным, но он все равно товар. Мы предоставляем услуги, и я горжусь, что наши услуги хорошего качества. Она стоически улыбается, будто врач, сообщающий плохие новости, которые от него не зависят. — И поэтому, Дейзи-Мэй, сегодняшние события очень неприятны. Эти наркотики были куплены и оплачены, у нас есть клиенты, которые рассчитывают на поставку. Это меня огорчает сильнее всего, что мы подводим людей. — Я не хочу никого подводить, — говорю я. — Я хочу помочь все исправить. — Рада слышать это, Дейзи-Мэй. Давай посмотрим, получится ли. Начнем сначала: расскажи, что случилось в поезде. Проблема начала в его близости к концу. Я быстро пересказываю Клэр, как уснула, потом проснулась и обнаружила, что сумка с наркотиками исчезла. — Я тебе верю, — наконец произносит она, потом оборачивается к Джо, который маячит по другую сторону дверного проема. — Я ей верю. — Поднимается, касается моей щеки. — Значит, я могу идти? — спрашиваю я. Клэр кивает, целует меня в лоб, потом идет к Джо, наклонившись, что-то ему шепчет, и он тоже кивает, будто знал это с самого начала. Клэр уходит, даже не оглянувшись. Я не стою ее взгляда. Джо вздыхает, не ртом, а плечами. Отводит взгляд, будто на меня больно смотреть. Он не хочет этого делать. Он все равно сделает — но не хочет. Джо достает пистолет и говорит: — Давай покончим с этим. Глава 31 Животные не считаются. Грейс никогда не объясняли, почему это так, — просто еще одно непреложное правило мира, в котором она сейчас существовала. Почти всегда взаимодействие с живым на Почве несло за собой суровейшее из наказаний — свидетельством тому Дейзи-Мэй, — но животные сюда не входили. «Может, это потому, что они способны нас видеть, — думала Грейс. — Это фильмы ужасов всегда показывают правильно, поскольку лающая собака, сообщающая о чем-то сверхъестественном, которое вот-вот случится, — очень точная картинка. Животные способны видеть и чуять нас, и, благослови их Бог, хорошо судят о нашем характере. Вот почему все Ксилофонные Люди этого мира пробуждают в них страх и агрессию». И вот почему она могла сесть на лошадь и поскакать, как Боудикка. Грейс испустила вопль чистейшего счастья, когда лошадь перемахнула через каменную ограду и помчалась галопом, с каждым ударом копыта сокращая расстояние до церкви. Заставить животное повиноваться требует немало знания и практики, но в послежизни у Грейс хватало и того, и другого. Животные были связующим звеном с ее прежней жизнью, утешением в странном новом мире. Не будь лошадь привычна к верховой езде, ни один призрак не смог бы так быстро ее приручить, каким бы тоном ни уговаривал ее, — но эта лошадь была рада возможности вновь понести на себе всадника. Грейс пригнулась к шее лошади, шепча ей в ухо. Лошадь раздувала ноздри, от нее шел пар. Белое одеяло, укрывающее землю, сияло в лунном свете. «Какой изумительный мир, — подумала Грейс. — И он впустую тратится на живых…» Вопль, безумный, отчаянный, звериный рев. — Спокойно, девочка, — сказала Грейс, похлопывая лошадь по шее, и натянула гриву, осаживая животное. Странный вопль. Люди так не кричат, а если это не человек, значит, здесь нечто с той стороны. Лошадь пошла рысью, потом остановилась у подножия холма. Новый вопль, настолько яростный, что должен обдирать кожу в горле у бедной женщины. И это кричала женщина, откуда-то слева; а Грейс нужно повернуть направо, к ферме. Налетел ветер, вздымая клубы снега с земли. Лошадь возмущенно фыркнула. «У меня нет времени помочь ей, — подумала Грейс, рассеянно похлопывая лошадь, — но меня вернули на землю, чтобы помогать людям, и у меня нет времени отказаться». Она ударила каблуками, направляя лошадь от гребня холма к тому месту, откуда донесся крик, подбадривая животное возгласами, зная, что время против нее, и с каждой секундой, когда она не мчится к Джо, он ближе к вечному забвению. «Джо сам рыл себе яму, и кто скажет, что он не должен туда упасть?» — спросила она себя. «В эту яму попадет не только он, — ответила ей Герцогиня, внезапный голос в голове. — Иначе тебя здесь не было бы. Поэтому у тебя нет времени на кричащих женщин». Грейс, не послушавшись, направила лошадь по узкой дорожке, ведущей с поля, за копытами стелилась снежная дымка. Внезапно животное вскинулось, встало на дыбы, и Грейс взлетела в воздух. Сила тяжести — странно, но Грейс по-прежнему ожидала, что она работает, — поманила к земле. Мышечная память внесла свою поправку, убеждая, что из нее вышибло дух. Она перекатилась несколько раз и остановилась у ног девушки. Точнее, раньше это было девушкой. Лет пятнадцать, с копной ярко-зеленых волос, дрожащая и холодная, как лед, скорее ребенок, чем девушка на грани женской зрелости. Когда Грейс поднялась на ноги, она увидела безумие на детском лице. Точнее, на том, что осталось от лица; на месте левого глаза была огнестрельная рана. В правом Грейс заметила проблеск осознания. — Ты меня видишь, — сказала Грейс. Девушка стиснула руки, шагнула вперед и испустила первобытный вопль, словно пытаясь выкричать из себя все насилие и зло, которые когда-либо испытывала. — Тебе очень больно, — сказала Грейс. — Я еще не видела такой боли на почвенной стороне. Она протянула руку и стояла, не опуская ее, но и не заставляя принять. «Она почти потеет болью. Что случилось с этой девушкой? Почему она не смогла перейти?» В глазах — в глазу — страх, но взгляд все же опускается на протянутую руку. — Я могу помочь, милая, — сказала Грейс. — Я помогу тебе найти путь. — Она сняла шаль и накинула ее девушке на плечи. — Я не могу обратить время вспять и изменить случившееся. Хотела бы, но не могу. Зато я могу показать тебе путь в иное место. Это не рай, но и не ад. В Загоне есть покой; это трудно объяснить, но легко испытать. Я покажу тебе дорогу, и тогда ты сама увидишь, о чем я. Крик девушки. Она смотрит на руку Грейс, потом берет ее. По Грейс прокатывается судорога; воспоминания девушки, их боль и ужас выставлены наружу. Ноттингем. Поездка в машине. На пассажирском сиденье девчонка по имени Дейзи-Мэй. За рулем Джо, ее сын. Ферма. «Господи, — подумала Грейс. — О господи». — Мне жаль, — сказала она, притягивая девушку к себе, любой жест казался слишком мелким, слишком неадекватным. — Мне так жаль… Грейс свистнула, и лошадь порысила к ним. Взгляд девушки сразу затуманился покоем. Грейс взяла ее руку и положила на конскую гриву. Девушка не улыбнулась, но и не закричала.