Грейс зашептала лошади в ухо, и та присела на задние ноги. Медленно и осторожно Грейс усадила девушку на спину лошади. Девушка захныкала; легкая паника в глазах, когда лошадь поднялась. — Она отвезет тебя туда, куда тебе нужно попасть, — сказала Грейс, улыбаясь девушке. — Все будет правильно, настолько, насколько я смогу это исправить. Она похлопала лошадь, и та тронулась рысью к кучке деревьев в пятидесяти ярдах оттуда. «И если это обречет моего сына на ад, — подумала она, уходя прочь. — Что ж, значит, так и будет». * * * Загон трещал. Чистилище рушилось. Все было потеряно. Герцогиня стояла и беззвучно произносила слова царившему повсюду хаосу. Полудуши карабкались друг другу на плечи — сотни в ширину, тысячи в высоту, все они покрывали стены Загона и бились в стены самого существования. Тысячи собирались группами в тараны, раз за разом врезались в стены. Их усилия вознаграждались волосяными трещинами, а в небе кипели красная кровь и черная сажа. «Такого не бывает, — думала Герцогиня. — Такого не может быть. Если они продолжат колотиться в стены, тогда… «Тогда» было немыслимым. «Тогда» барьеры между Почвой и послежизнью рухнут. Она отступила на шаг и ударилась о стену, сквозь которую только что прошла, привлекая внимание кучки лишенных, стоящих в нескольких футах от нее. Лишенные задумались, потом испустили пронзительный визг, указывая на нее серыми, корявыми обвиняющими пальцами, и Герцогине почудилось, будто само существование обернулось посмотреть на нее. «Существование» начало разбегаться. В ее голове всплыл вопрос, тот, которым она еще никогда не задавалась. «Мы ошибались? Меня учили верить, что я — страж послежизни, шестеренка, которая крутит все, и что эти полудуши едва стоят такого описания. Меня учили верить, что я — смотритель зоопарка и великодушно обращаюсь с животными. А если нет? Что, если на самом деле я — начальник концентрационного лагеря?» Ей ответил приближающийся топот бесчисленных ног, и Герцогиня осознала, она не может вернуться в выжженную пустошь Жижи и не может прорваться сквозь толпу тел. Она закрыла глаза, вспоминая, как заканчивалось ее время на Почве. Тогда, как и сейчас, перед глазами мелькала не ее жизнь, а та, которую она не прожила, все те вещи, которые не были ей дарованы. Работа. Жизнь, отвязанная от того, что будет после. Дети. София, умершая в утробе матери на четвертый месяц. Элизабет, все же родившаяся в примитивной, практически средневековой больнице. Кассандра, прожившая четыре дня, прежде чем почвенный мир отослал ее назад. Еще несколько выкидышей, каждый — шип в ее крови, напоминание о том, чего она лишилась и что не смогла предложить будущему: преемника. Таким было наследство, оставленное ею на Почве, отречение посредством биологии и судьбы. Ей на смену не придет ни дочь, ни сын, если уж на то пошло. Разве может быть лучшее время, чтобы сровнять эту традицию с землей? Она выбрала Дейзи-Мэй, свежую кровь вместо загустевшей старой. И потому Герцогиня не могла отречься от нее, оставить ее жизни проклятых, потому ей требовалось, чтобы мать Джо убедила сына совершить невообразимый поступок, когда тот узнает правду о своей смерти и своей истинной натуре. Но все это теперь ничего не значило. Загон рушился, и бесчисленные тысячи его заключенных бежали к ней, желая получить свою долю. Сверху грянул взрыв. Резко открыв глаза, Герцогиня посмотрела туда (легион полудуш, замерших на полпути, посмотрел вместе с ней) и увидела, как небо сочится зеленым. Она торопливо засунула руку в карман штанов, вытащила затычки, которыми пользовалась в Жиже, и плотно вставила их в ноздри. На Почве это называли грязной бомбой. Смесь общепринятой взрывчатки и радиации, зеленое вещество, сочащееся с неба, было близко к тому, которым она опустошила Жижу. Намного слабее того ядерного количества, которое она применила там (Герцогиня видела это по бледному, почти желтому тону), и рассеивается по такой большой площади, что не нанесет непоправимых повреждений лишенным. Но отвлечет их, а когда они вдохнут как следует, замедлит. Небо выплюнуло лестницу, плетеную, с сосновыми перекладинами; Герцогиня поймала ее, взглянула вверх на воздушный шар, выплывающий из ворчащих облаков зеленого тумана. Только одна личность в Загоне располагала такой огневой мощью. — Забирайся, — заорала Мейбл и перегнулась через борт, чтобы придержать лестницу. — Времени мало, милая. Герцогиня улыбнулась, потом сделала, как сказано, перебирая одну перекладину за другой. Шар слегка осел, несмотря на ее жилистое, почти невесомое тело. — Скорее, — крикнула Мейбл. — Скорее, они поняли. Герцогиня посмотрела вниз и увидела, что сестра права. Возможно, бомба отвлекла лишенных (название, которое с каждой секундой казалось все менее и менее приемлемым), возможно, даже замедлила, но недостаточно. Они начали тянуться вверх, руки были в дюймах от ее ног. Герцогиня карабкалась, быстрее и быстрее. Сестра открутила пламя, выигрывая драгоценную высоту у беснующейся орды. Выругалась над ее головой и перегнулась через борт, держа в руках толстую стальную трубу. — Рейч, тебе стоит пригнуться, — окликнула она. — Сейчас, блин, рванет. Герцогиня посмотрела вниз — и сразу поняла причину крика сестры. Совсем как у стен, лишенные формировали гигантскую башню полудуш — один карабкался на плечи другому, а сзади его подталкивал третий. Неудачный набросок для «Инферно» Данте; все сооружение выглядело так, будто готово обрушиться в любую секунду. «Оно не рухнет, — подумала Герцогиня. — Если Мейбл его не подтолкнет». Воздух порвал пронзительный свист, и мимо нее мелькнула яркая полоска. Ее рука нашла следующую перекладину, затем еще одну, еще; голова то и дело дергалась, чтобы видеть, как башня рушится под авиаударом из зеленого огня и серы. Мейбл схватила ее за одежду и бесцеремонно втащила в корзину. Сестры посмотрели друг на друга, и на короткое мгновение с них спал вес существования; они были просто двумя девочками, росшими в нищем квартале Бруклина и ничего не знающими о чистилище, небесах или аде; еще не надевшими, уйдя сюда, ни личность выдубленной солнцем сельской девчонки с Запада, ни рафинированной английской дворянки. Мейбл стиснула ее руку, потом этот момент прошел. — Ладно, Герцогиня, какой у нас план? Мои уже закончились. Герцогиня встала на ноги и, приведя себя в порядок, указала костлявым пальцем на точку вдалеке, часть стены Загона, которую пока не атаковали. — Правь туда. Мейбл, кивнув, потянулась к горелке. — А что там? Герцогиня посмотрела вниз на море тел; все, как один, вернулись к штурму стен Загона. — Место, куда я прихожу подумать. * * * Фильм о моей жизни приближается к финальной сцене; изрыгаются последние минуты на Почве, потом запихиваются обратно мне в глотку. Я таращусь на Джо и бесконечную тьму пистолетного ствола. У него на лбу пот. Рука дрожит. Он не может этого сделать. Не может перейти грань, из-за которой не будет возврата. Отводит руку с пистолетом, хлопает себя по бедру, понукая, затем снова поднимает пистолет. — Прости. Я спрашиваю за что. Он не отвечает. Закрывает глаза.