– Вокруг чемпионов всегда много девушек крутится. А ты к тому же симпатичный, девчонки примутся тебя окучивать… Никита не очень хорошо понимал, почему Юля так говорит. До нее ему нравилась одна девочка, но девочке хотелось, чтобы Никита за ней ухаживал, а у него никак не получалось. Он даже не был против, просто все его время занимали шахматы, и он не мог у них отнимать время на ухаживания. С Юлей же вышло совсем иначе. Они познакомились, играя в шахматы, влюбились, играя в шахматы, а потом сблизились… Тоже играя в шахматы: готовясь к грядущим соревнованиям. Ему не нужно было за ней ухаживать, соблазнять, уговаривать: Юля сама вошла в его жизнь и в его Дом. И с ней в его жизнь вошла любовь. Вошла и сразу нашла там свое место – как кошка, которая прошмыгивает в открытую дверь и сразу присматривает себе местечко, устраивается на нем и немедленно начинает жить в этом доме и с этими людьми, будто так и надо, будто так и было задумано и давно предполагалось. Он никому не говорил, но он знал: его Дом – это маленькая Вселенная, воплощение Космоса. Шахматы – воплощение гармоничных законов Космоса. Любовь к женщине – космической любви. Она настолько больше одного маленького «я», что лишь благодаря космической силе это маленькое «я» могло выдержать такую огромную любовь. Которая не помещалась в его границы, но проходила сквозь него мощной волной. И Юля, комета, прилетевшая к нему из Космоса, – не может быть, чтоб она чувствовала иначе! – А тебя парни разве не примутся окучивать? – возразил он. – Ты красивая, небось и так все заглядываются, а как станешь чемпионкой, то вообще проходу не дадут. И что же, ты меня разлюбишь? Не верю. Я точно знаю, мне ни с кем не будет так хорошо, как с тобой. Потому что двух таких девушек просто не может существовать в природе. Разве не чувствуешь: мы с тобой как близнецы? Вернее, как двойняшки: похожие, но в то же время разные. И это хорошо, не то бы скучно было, – проговорил Никита и улыбнулся. Улыбнулся несколько натужно. Он ощущал, что Юля настроена совсем не так, как он. Он ощущал… Года три тому назад Никита впервые осознал: он не просто просчитывает ходы. Он еще каким-то мистическим образом чувствует противника. Он предугадывает его ход. Он почти слышит его мысли, его сомнения – как соперник взвешивает варианты, как колеблется… Никита никому не говорил об этой своей странной способности. Он понимал, что только напугал бы людей. К тому же видение чужих мыслей и эмоций случалось с ним исключительно во время игры в шахматы. Может, потому, что это было самым важным в его жизни. И вот теперь он с удивлением обнаружил, что чувствует Юлю точно так же: будто читает ее мысли, улавливает ее сомнения, все приливы и отливы ее эмоций… И он явственно видел: если для него предстоящая разлука – лишь техническая и временная сложность, пусть даже неприятная, то для Юли она представлялась чем-то ужасным вроде взрывчатки, заложенной в основание фундамента их любви. Взрывчатка же, как известно, способна взрываться. И тогда она разнесет фундамент на мелкие осколки, и все строение рухнет, лишившись опоры. И Никита не понимал, почему они столь разно воспринимают свои отношения. И главное, что с этим делать? Как ему не потерять Юлю?! Нужно унять ее тревогу. Утихомирить ее страхи, ее панику. Но каким образом? Никита не знал. Он коснулся ее губ, прошелся языком по их нежной внутренней стороне. – Я никогда не перестану тебя желать, – шептал он, целуя девушку. – Я каждой клеточкой тебя чувствую, каждой молекулой своего тела люблю. И что бы ни произошло, мы будем вместе. Через год или через пять, но будем! – Да, – шептала Юля в ответ, – да, да! Пойдем, – она потянула его в сторону комнатенки, где стояла скрипучая кровать с металлическими шишечками по углам высокой спинки, – давай проведем эту ночь, не думая ни о чем! Завтра поговоришь с папой, и все кончится… А сегодня пусть наша сказка продолжается! Никита отстранился. – Это не сказка, Юль! Это начало нашей с тобой совместной жизни. И ничего не кончится. Просто сейчас у нас есть кое-какие дела. Твоего отца обесчестили, и только ты знаешь, кто и почему. Ты хочешь реабилитировать его имя – значит, нужно сделать тот единственный ход, который возможен в данных обстоятельствах. То есть разведать на месте, что там да как, и разработать план. Но поехать домой ты пока не можешь – значит, мы обращаемся к моему отцу. – Я ведь уже согласилась, Том. Почему ты снова об этом говоришь? – Юля обняла его. – Потому что позвонить надо сейчас. Чтобы отец уже запланировал на завтра встречу с нами, чтобы дать ему время обдумать, как лучше поступить. И это совершенно не помешает нам провести великолепную ночь! Как и все наши ночи… – с этими словами Никита поцеловал Юлю в шею, прямо под маленьким ушком. Помешает! Никита не понимал этого. Юля давно усвоила, глядя на родителей: у женщины всегда больше эмоций, и они разнообразнее. Папа часто говорил маме: «Не накручивай себя». Ему кажется, будто мама едва ли не специально подбрасывает дровишки в костер своих переживаний. Беда в том, что он, мужчина, не чувствует вещи так, как мама, – он не видит все их оттенки, не улавливает сигналы. Так человек со слабым зрением не может поверить, когда ему рассказывают, сколько деталей можно рассмотреть на картине. То, чего нельзя увидеть, – того не существует. Для него. Вот папе и кажется, что мама что-то там «накручивает»… И Никита мыслил так же. Он не представлял, как всколыхнутся Юлины эмоции после звонка его отцу, как мысли ее потекут в одном направлении: туда, в Энск. К родителям, к братику, к папиному позору, к… Об этом точно лучше не думать. Иначе никакой «великолепной ночи» не получится. – Хорошо. Звони. Только потом пусть твои молекулы постараются на славу, – усмехнулась она. Часть третья День 4 В десять утра следующего дня Алексей Кисанов встретился с Оксаной у дома в Москве, где супруги Шаталовы обитали до переезда в Энск. Толя Овчинников тоже был здесь. Во-первых, привез Оксану, а во‑вторых, очень хотел поучаствовать в «экстрадикции» Юрия. Если он, вот уже два месяца как пропавший без вести, сейчас найдется, то Овчинников не просто доложит начальству, что раскрыл висяк, – он, главное, выкатит грудь колесом перед своей скандалисткой-женой Аней. И неизвестно, что для него важнее. – Вон там Катя жила, – махнула Оксана рукой на противоположную сторону Чистопрудного бульвара. Алексей подивился: он думал, что за прошедшие годы все малоэтажные дома в столице выкорчевали, отдав землю ненасытным застройщикам, возводившим на их месте высотки. Ан нет, в этом районе еще доживали свой век здания в четыре этажа и чуть выше, причем не представлявшие исторической ценности, – по крайней мере, так счел Алексей. Видимо, у ретивых застройщиков руки до них не дошли. По каким-то причинам, о которых знать никто из простых смертных не может. Хотя не исключено, что все объясняется элементарно: баталии между претендентами на эту землю никак не закончатся. Они оставили машины на стоянке и двинулись пешком. Оксана вглядывалась в дома. Обогнули школу, разместившуюся внутри дворов, прошли еще чуть вперед… – Вон тот, кажется, – воскликнула Оксана, указав на шестиэтажный дом за школой. – Да, точно он! – присмотрелась она. – И те три окна у торца – это квартира Кати! Ну, в смысле тогда это была ее квартира… Тогда. А теперь? Кто тут живет, Катя ли? Игорь вчера пошарил по базам данных и выудил именно этот адрес. Но база данных могла устареть. Правда, Игорь заодно узнал девичью фамилию женщины: Пенкина. Это ценная информация, пригодится, если Катя переехала и придется разыскивать ее дальше. – Пошли, – скомандовал Кис. – Оксана, вы вперед. Катя вас знает, и если она все еще живет в этом доме, то сразу отреагирует. А мы по ее реакции поймем, чего нам ждать. Она все еще жила по этому адресу, Катя Пенкина-Шаталова. Открыв дверь после нескольких настойчивых звонков, – Кису показалось, что хозяйка вглядывалась в глазок и никак не могла понять, кто пришел, – она оторопела, узнав Оксану. Но ступор длился всего несколько мгновений. Катя быстро пришла в себя и попыталась захлопнуть дверь. Однако ей не дали этого сделать. Мужчины, стоявшие по обеим сторонам от двери, – так, чтобы не попасть в поле зрения глазка, – успели перехватить инициативу. Катя отступила в неравной борьбе и шагнула внутрь. Троица ввалилась за ней в узкую прихожую. Из комнаты доносился звук громко работающего телевизора: обсуждался вчерашний хоккейный матч. Возбужденные мужские голоса, рев трибун, свистки, звонко взрезающие лед коньки, – похоже, Юра находится здесь. Не Катя же смотрит эту передачу? Она заслонила собой проход. Это была худая высокая женщина, будто состоящая из острых углов, шатенка с ненатуральным рыжим оттенком, диаметральная противоположность пышногрудой светловолосой Оксане. – Здравствуй, Катя. Юра у тебя? – спросила Оксана. – Он сам ко мне пришел! – вскрикнула Катя, но тихонько: не хотела, чтобы Юра услышал. – Он решил ко мне вернуться! Уходи, он с тобой не хочет больше жить! Он даже имя твое забыл, уходи давай! – И она принялась подталкивать Оксану к выходу. – А вы тут что делаете? – обратилась она к мужчинам. – По какому праву?! Я сейчас полицию вызову! – Дык она того, пришла уже, – Толик подмигнул детективу и вытащил удостоверение. – Вот, капитан полиции Овчинников Анатолий Федорович, видите? Катя растерянно заморгала. – Юра-а-а! – что было мочи крикнула Оксана. – Иди сюда, Юра!!! Юрий Шаталов, темноволосый мужчина среднего роста, с живыми темными глазами, появился на пороге комнаты. – Катя, что такое… – начал было он и замер. Он долго рассматривал пришедших. Сначала всех троих, затем его взгляд принялся обшаривать лица жены и друга. – Я вас знаю, кажется… – произнес он наконец. – Я вас знаю, да? У Оксаны потекли по щекам слезы, и Юра совершенно растерялся. Всех выручил Алексей. – Да, вы их знаете, – произнес он. – Меня – нет, никогда не были знакомы, так что можете и не пытаться. Вы на них смотри́те. Вот это Оксана, это Толя, Анатолий… Кис нарочно не стал говорить, кто есть кто. Память Юрина явно трудилась в данный момент, прямо пыхтела от натуги, и мысленная работа отражалась на его лице целой гаммой чувств: и удивление, и начало узнавания, и сомнение, и первые, неуверенные проблески радости… – Вы, – начал Юра, протягивая руку в сторону Оксаны, – вы… Мы с вами… Мы были близки? Я чувствую, я знаю… Я обнимал вас… Простите, может, я… невежливо… Но я помню эту мягкость… И запах волос… Духи… Оксана? Но ведь Оксана… Мы же… Вы же… – …твоя жена, – не выдержала она и шагнула к Юре. Она притянула его к себе, сначала легонько, потом, почувствовав ответное движение, сильнее, прижав мужа к своей «мягкости», которую он не забыл. Катя стояла позади них, бледная и будто осунувшаяся, глядя на Оксану с ненавистью. Наверняка считает, что та во второй раз увела у нее мужа. Есть люди, у которых в виноватых ходит весь мир, но никогда не они сами. Юра с Оксаной еще некоторое время обнимались и гладили друг друга, остальные молчали. Толика Юра либо не признал, либо не до него ему было – все его внимание занимала жена. Наконец он оторвался от нее, повернулся к Кате, протянул к ней руки, пытаясь поймать ее ладони. – Катюша, ты прости, что я… Но это Оксана, моя настоящая жена, понимаешь? И вдруг он изменился в лице. – Погоди-ка, а ты знала? Ведь знала, да? У тебя же память не отшибло… Ты все отлично понимала. Но мне ничего не сказала… Заверила, что мы с тобой женаты! Какая же ты… Он не договорил, только покачал головой. – Я ухожу, – шагнул Юра в комнату. – Только вещи соберу. – Вещи?! – закричала Катя, забежав вперед и преградив ему путь. – Какие такие вещи?! У тебя ничего нет! Я все тебе купила на свои деньги! И я тебе ничего не позволю унести, понял! Убирайся вон! Юрий остановился, пожал плечами, вернулся в коридор и, обняв Оксану, двинулся к двери в чем был – джинсах, рубашке и тапочках. Хорошо, что салон машины натоплен, подумал Алексей, выходя вместе с Толей вслед парочке. Они забрались в салон машины Толика. Алексей не знал, как правильно поступить: с одной стороны, лучше не мешать сегодня супругам, им есть о чем поговорить. А с другой, может, и не следовало бы оставлять Оксану одну в такую минуту: ведь она должна рассказать мужу о смерти сына и исчезновении дочери. Впрочем, как знать. Вдруг она предпочтет говорить об этом с ним наедине. Или призвать для поддержки подругу Аню. И детектив ей вовсе не нужен.