– С его отцом, скажем так. – Прекрасно, – потер руки Кисанов. – Я бы тоже хотел познакомиться. – Организуем. Но позвольте сначала дослушать эту историю, у вас очень увлекательно получается, прямо будто детектив читаешь, – усмехнулся Вадим Дмитриевич. – Детектив? Это было бы куда лучше, чем такая реальность… Я остановился на… на том, что Юля попыталась уехать к своему парню. Но мать ей, естественно, не позволила. И тогда она притворилась больной. Не потому, что не хотела идти в школу, – она не хотела идти в дом к мэру, где учила его сыновей. И где, полагаю, он стал распускать руки. – Так и было, – кивнул Вадим. – То есть вы это знаете? – уточнил Кис. – Совершенно верно. – Что ж, я рад, что моя версия подтвердилась… – На данном этапе – да. Продолжайте, – произнес Вадим. – Мэр понял Юлину игру и прислал своего врача с открыткой. В открытке было наверняка написано что-то вроде: приходи на занятия, не то пожалеешь. Однако Юля не вняла угрозам, осталась дома – и через день ее отца обвинили в воровстве. В наказание ей. Той же ночью Юля сбежала, поняв, что если она не пойдет на условия мэра, то он придумает новые наказания… Она была права, но лишь отчасти, поскольку мэр не мог позволить девчонке себя переиграть и запустил ей в спину статью о чудовищной махинации ее отца, бизнесмена Юрия Шаталова. Надеялся, что Юля узнает об этом, сделает правильный вывод и вернется домой. Он поставил шпионские программы в телефон ее матери, чтобы отслеживать их переговоры. Однако Юля родителям не звонила. А дальше произошли события, которые мэр, с моей точки зрения, уже не контролировал: из-за статьи похитили младшего брата Юли, Антошу, и потребовали у родителей выкуп. Когда же отец поехал на переговоры, ребенка застрелили. Полагаю, неумышленно… Сам Юра получил удар по голове и исчез на два месяца. Как позже выяснилось, он на некоторое время потерял память. Мэр понял, что запущенный им снежок неуправляемо превращается в снежный ком. К тому же Юля даже на смерть братика не отреагировала. Какой он сделал вывод, я не знаю, но как минимум понял, что бесполезно причинять зло ее семье, этим он девушку не сломает, не вернет. – Так ларчик просто открывался: Юля с Никитой живут в деревне, где нет ни телевидения, ни Интернета. И с мобильных они в Рунет не выходят. Девочка свой вообще отключила, – сообщил Вадим. – А новость это паршивая, насчет ее брата. – Да уж. Некоторое время мужчины молчали. – Действительно, все у вас выстроилось логично, – заметил Вадим. – Но что куда важнее, вы оказались совершенно правы. Он умолк и уставился на Алексея. – Ну? – не выдержал тот. – Вы ведь знаете, как все было. Выкладывайте! – А то. Он действительно стоит за всем этим. – То есть и за клеветой на Юрия Шаталова? – Да. Юля нам все рассказала. * * * …Прошлой весной, когда Юля победила на городском шахматном первенстве и ее пригласили в мэрию на вручение медали, она увидела мэра впервые. Голубоглазый, подтянутый, моложавый, с обаятельной улыбкой – он оказался примерно одного возраста с ее отцом, но совсем иной: папа был обычный, домашний, простой, тогда как Валентин Игоревич смахивал на голливудского актера. Он самолично приколол награду к Юлиной форменной блузке и посмотрел на нее долгим, ласковым, каким-то особенным взглядом. Казалось, он ее погладил, как кошечку, уверенной хозяйской рукой… Этот взгляд Юля вспомнила при следующей встрече, месяц спустя. Учебный год заканчивался, и мэр пригласил ее к себе в кабинет для важного разговора. Секретарша принесла разные напитки, пирожные, конфеты, шоколадки. Юля сначала отказалась, но мэр настаивал, и она из вежливости развернула какую-то конфету, отпила из стакана кока-колы. И снова наткнулась на этот долгий ласковый взгляд. Валентин Игоревич почему-то молчал и глядел, как она надкусывает шоколадную конфету. Внутри неожиданно оказался жидкий сливочный крем, и Юле пришлось, причмокнув, всосать его, чтобы не пролился на школьную форму. Валентин Игоревич созерцал ее губы так, словно хотел оказаться на месте конфеты. Словно хотел попасть к Юле в рот… На самом деле это лишь потом, вспоминая, Юля описала сцену такими словами – а тогда, в конце весны, у нее возникли лишь смущение и дискомфорт, которые она не смогла бы толком объяснить. Или просто не отважилась. Тогда она только чуть склонила голову набок и посмотрела на мэра вопросительно: «важный разговор» все не начинался. – А, извини, – широко улыбнулся тот, поняв ее взгляд. – Ты такая красивая девочка, я тобой залюбовался. Знаешь, у меня нет дочки, только мальчишки, сыновья. А девочка, это ведь так прекрасно! – И вы хотите меня удочерить? – сострила Юля. Мэр захохотал. – Ты к тому же остроумна! Это восхитительно! И он заговорил о том, как важна для Энска ее победа, как это поднимает престиж города и школы, в которой она учится. И было бы отлично, если бы Юля согласилась заниматься с первоклашками-второклашками города, обучать их шахматному искусству. Для чего мэрия готова выделить помещение в Доме культуры. Юля пообещала, и они договорились, что прямо в первых числах сентября встретятся, чтобы уточнить все детали. Лето пролетело стремительно, общение через Интернет с Томом занимало все больше места в ее душе и мыслях. Сентябрь подкрался незаметно, и Юля удивилась, что каникулы внезапно кончились и наступила пора идти в школу. Валентин Игоревич, как и обещал, пригласил Юлю к себе в кабинет в первых же числах. Они обсуждали расписание будущих занятий, затем мэр самолично повел ее в Дом культуры, находившийся неподалеку, – элегантное новое здание, оборудованное самой современной техникой. Там он водил ее по комнатам разного размера, предлагая выбрать подходящую для занятий. Юля не знала, сколько человек запишется к ней в кружок, и остановила свой выбор на помещении с двадцатью столами. Она объяснила Валентину Игоревичу, что нужно купить: классические шахматные доски, компьютер, экран, проектор и еще какие-то мелочи. Сотрудники Дома культуры встречали мэра радушно, даже радостно – казалось, его обаятельная улыбка поднимает всем настроение – и каждый норовил пожать ему руку, поприветствовать. На Юлю бросали любопытные взгляды, а Валентин Игоревич пояснял: наша звезда, шахматистка, чемпионка. Вот, согласилась учить детей города – будем растить новое поколение чемпионов! Валентин Игоревич был чрезвычайно доволен, пребывал в приподнятом настроении, и спрашивал, какой подарок хочет девушка от имени городской управы за согласие обучать детей Энска высокому искусству шахмат. На обратном пути в мэрию он беспрестанно шутил – Юля смеялась от души. Потом он снова угощал ее в своем кабинете сладким, но больше не смотрел на ее рот, и Юля даже не вспомнила о том странном взгляде весной. Затем мэр неожиданно заявил, что у него возникла новая идея: было бы чудесно, если бы Юля согласилась давать уроки шахмат на дому еще его сыновьям-близняшкам. За деньги, конечно, ведь частные уроки должны оплачиваться. К тому же ее будут привозить-увозить на машине, ей не придется тратить лишнее время на транспорт. Заниматься дома? – удивилась Юля. Зачем? Пусть мальчишки запишутся в кружок, который она начнет вести уже на следующей неделе! Нет, ответил мэр, им только исполнилось по шесть лет, они в школу еще не ходят, и им будет неуютно среди школьников. В этом возрасте, знаете, даже несколько месяцев разницы весьма чувствительны… Ладно, дома так дома, решила Юля. Сентябрь пошел-покатил. Юля приезжала к мэру домой дважды в неделю, вела кружок шахмат в Доме культуры с той же частотой, однако уже во второй половине месяца ей пришлось отказаться от этой нагрузки: она не успевала совмещать ее с учебой. Тем более что общение с Томом занимало все больше времени… Впрочем, об этом не знал никто. Собственно, сначала Юля предложила мэру отменить частные уроки для его детей, ведь их всего двое, а в ее кружке шестнадцать человек. Но Валентин Игоревич выбрал своих сыновей. Юля спорить не решилась. Ее родители были страшно горды тем, что она дает уроки шахмат «сыновьям самого мэра!», да и в школе ее рейтинг поднялся до самой высокой планки. С ней вдруг страстно захотели дружить все девчонки, даже те, которые раньше старались делать вид, что Юлю в упор не видят. Все это как-то обязывало… Хотя ей было жалко первоклашек, которые успели полюбить ее уроки. Будь ее воля, она бы выбрала свой кружок. К тому же ей не слишком нравилось, как Валентин Игоревич фамильярно обнимает ее за плечи и смачно целует при встрече в щеки. Впрочем, зависать над этим не стоило: в конце концов, многие взрослые мужчины так ведут себя с подростками – они считают их детьми, которых можно без спросу чмокать в пухлые щечки… Но Юля ошибалась. Мэр отнюдь не считал ее ребенком. На очередном домашнем уроке, склонившись к шахматной доске, Юля вдруг почувствовала, как Валентин Игоревич – он всегда присутствовал на ее занятиях с мальчиками, будто у него никаких более важных дел не имелось, – запустил руку ей под юбку. И стал гладить ее ягодицы. Юля побледнела. Распрямилась. Обернулась. На лице мэра царила уже знакомая ей ласковая улыбка, но взгляд был напряженным, настороженным. – Вы… вы… – Она не находила слов. Это не укладывалось в ее сознании. – Вы что делаете! Как вы можете! Валентин Игоревич молча схватил Юлю за руку и поволок за дверь, подальше от глаз своих детей. Он протащил ее через большой холл, впихнул ее в какую-то другую комнату и влетел туда вместе с ней. Закрыл за собой дверь и с силой прижал девочку к себе. – Не выделывайся, маленькая кокетка, все ты отлично поняла! Ты еще весной конфетку так сосала при мне, что у меня член чуть мозги не протаранил! От этой гнусной фразы у Юли загорелись щеки, будто их отхлестали. Такой гадости она в жизни не слышала. В ее мире еще не существовало таких слов. Мэр между тем все прижимал ее к себе, а Юля упиралась руками в его грудь, пытаясь отодвинуться. – Решила распалить меня еще больше? Играешь недотрогу? Я сразу все про тебя понял, развратница маленькая! С мальчиками уже трахалась, небось, а? Ну все, хватит, ты меня уже и так завела до предела! Иди сюда, крошка, иди скорей – его пальцы побежали по пуговкам школьной форменной рубашки – еще секунда, и он схватил Юлю за грудь, стал мять и тереть ладонями ее соски. – Ах, какие красивые грудочки, ах, какая девочка! Он наклонился и взял в рот ее сосок, для чего немного отодвинулся, и тут Юля, пребывавшая до сих пор в парализующей оторопи, двинула его коленом в пах. А когда он согнулся от боли, она подняла его голову и мстительно провела ногтями по обеим щекам – сильно, с нажимом, до крови. – А-а-а, ссука! – взвыл мэр и больно сжал ее плечо. – Да ты как посмела?! Разбаловались детки в Энске! Богатенькие детки богатеньких родителей, ни в чем отказа не знаете, страх потеряли, думаете, вам принадлежит мир?! Вы все можете? На все имеете право, негодяи малолетние?! Юля не знала, кто эти «негодяи малолетние», кого мэр объединил с ней, – он домогался еще кого-то? Но времени задаваться вопросами у нее не имелось. Она рванула на себя дверь комнаты – но Валентин Игоревич был сильнее и сумел ее захлопнуть. – Да что же ты, дрянь такая, себе позволяешь? Да ты соображаешь, кто я? Я же тебя могу… Он вдруг умолк. Посмотрел на Юлю сосредоточенно, обдумывая что-то. Вытер с щек кровь, выступившую бисером на царапинах, посмотрел на свои руки с красными разводами. – Давай так, детка, – медленно проговорил он. – Я могу уничтожить твою семью. Я не о физическом уничтожении, я не дикарь, но все ваше благополучие может рухнуть по шевелению моего мизинца. Родителей твоих с работы попрут, и вы лишитесь всего: и бабок, и дома, и тачек. А лично ты – лучшей школы и особенно своего непомерного гонора. Представляешь, какая незадача? Вы станете нищими. Ты посудомойкой пойдешь работать, чтобы себе на платьица зарабатывать! Под любого согласишься лечь, лишь бы заплатил! А, как тебе мысль? – мэр ухмыльнулся. – Представила? А я тебе предлагаю красивую жизнь, помощь в предстоящей карьере – и только за твои ласки! Тебе такая сделка не кажется выгодной? Внутри Юли что-то толкнулось и понеслось вниз, как оборвавшийся лифт. Она произнесла медленно, почти по слогам, но не ради эффекта – просто губы отказывались ее слушаться: – Я-не-тор-гу-ю-со-бой. – Все торгуют, а ты чем лучше? Другие бы с визгом восторга согласились, а ты тут высокоморальную изображаешь? Нет больше у нас высокоморальных, все перевелись. Кто не продался, того уничтожили еще в девяностые. Так что не выделывайся, девочка! Если будешь умницей, то все обойдется. Я не стану тебя наказывать за проявленное упрямство, я его забуду. Наоборот, награжу тебя. Подарками засыплю, будешь у меня в золоте купаться, все что хочешь тебе… Лифт достиг дна и развалился на части, будто взорвался. Юля, морщась, потерла живот чуть ниже пупка: там все скрутило от нервного спазма. Значит, он, этот взрослый мужчина, по возрасту в отцы годящийся, – ей, ребенку, угрожал? Он грозил наслать беды на ее семью? Она не ослышалась? Он принуждает ее к сексуальным отношениям?! ПРИНУЖДАЕТ!!! – Ах ты гадина… – прошипела Юля. – Я на тебя в полицию заявлю! – Полицию? – захохотал мэр. – В мою полицию в моем городе? Ох, ну и смешная ты девочка… Он навалился на нее так, что Юля, прижатая его весом к стене, едва могла дышать. Рука его снова полезла под ее юбку… Под трусики…