– Раздвинь ноги. Раздвинь, я сказал! Ну! Парализованная тяжестью тела Валентина Игоревича, Юля не могла ни ударить его, ни двинуть в пах. Она сопротивлялась, как могла, сжимая бедра изо всех сил, в то время как его колено протискивалось между ее ног, стараясь их раздвинуть. Еще чуть-чуть, и… Ее спасли дети мэра. За дверью послышались голоса: «Пап, а Юля ушла? Наш урок закончился? Мы можем пойти играть в сад?» Валентин Игоревич отодвинулся от Юли, грозно шепнув: «Сиди тут. Не вздумай даже пикнуть!» Оправил одежду, приоткрыл дверь. – Что, ребятки, поиграть надумали? Идите, идите, урок закончился, да. Юля быстро застегнулась и, резко дернув дверь на себя – Бобырев еле успел отскочить, иначе бы получил по лбу, – решительным шагом вышла в холл. Улыбнувшись детям, она быстро заскочила в комнату для занятий, схватила свой школьный портфель и снова пересекла холл, только теперь в направлении выхода: не будет же эта гадина ее хватать и тискать на глазах у своих мальчиков! – До свидания, тетя Юля! – звонко крикнули они ей вслед. Юля быстро кивнула и вышла из особняка, не обернувшись. И лишь очутившись во дворе сообразила: обычно привозил ее на виллу шофер мэра, он же увозил ее обратно. Однако для этого мэр должен распорядиться… Нет, просить его она не станет. Хоть и непонятно, как теперь добираться до дома. Валентин Игоревич появился на крыльце минуту спустя. – Садись в машину, – бросил он. – Я тебя высажу у мэрии. Юля решила, что в данный момент он вряд ли возобновит попытки залезть к ней в трусы – иначе бы он попытался снова затащить ее в дом, – и открыла дверцу. Всю дорогу он молчал. Уже у мэрии произнес: – Ты слышала, что я сказал. Всё в силе. Если снова начнешь ерепениться, то… Ты знаешь, что тебя ждет в таком случае. Всю твою семью. Причем по твоей вине. Накажу всех, чтобы сбить с тебя спесь, поняла?! Думаешь, нищеты ты не боишься? Это потому, что ты ее еще не попробовала на вкус. И попробовать я тебе ой как не советую. Он притормозил у мэрии, посмотрел на Юлю. – В следующий раз придешь на урок и попросишь у меня прощения. Я насиловать тебя не собираюсь – сама будешь упрашивать приласкать тебя. Юля молча выбралась из машины. – И не вздумай сказать родителям, – тихо добавил он в спину ей. – Не то вообще размажу по асфальту. Вот тогда Юля и решила уехать к Тому. Да только мама не пустила. Чего и следовало ожидать, Юля удивилась бы иному решению. Впрочем, и ей самой эта идея казалась чересчур авантюрной. Юля была совершенно домашним ребенком, выросшим в атмосфере любви и уюта, ветер странствий не шумел в ее голове, приключений душа не жаждала. Она любила свою семью, и ей было хорошо с мамой и папой, с братиком Антошей. Она любила школу, любила шахматы – ту жизнь, которую вела, и никакой другой не желала. К тому же… Можно, конечно, попросить Тома ее приютить, да… но это будет совсем не так, как она мечтала. Их первое свидание должно стать радостным, романтичным, легким – а она вдруг повесит на него груз своих проблем? Приедет, как в старых фильмах, незваной родственницей из деревни: можно я тут у вас поживу? А то мне больше негде… Как бы то ни было, уехать к Тому не получилось. Пришлось сказаться больной, чтобы не идти в школу… но, главное, больше не идти к мэру домой. Ох, нет, нет, ни за что. Юля была уверена, что болезнь – отмазка легитимная, мэр поверит и не станет исполнять свои угрозы. Она позвонила ему, нарочно сделав хриплый голос, и предупредила об отмене занятий с его сыновьями. Он вроде бы отреагировал нормально. Юля даже пробормотала что-то вроде «приду, как только выздоровею», и Валентин Игоревич пожелал ей поскорее поправляться… Она не представляла, как будет выкручиваться потом. По поводу полиции мэр высказался внятно. Жаловаться родителям? Бесполезно, они ничего не сумеют сделать против мэра. Попробуют протестовать – только ускорят выполнение его угроз… Может, ей лучше сбежать из дома? Но куда? Кроме Тома, у нее нет никого… Бабушка с дедушкой, мамины родители, живут в Самаре, Юлю найдут у них за секунду. А папины родители рано умерли. Сначала дедушка, а потом, не вынеся горя, вслед за ним ушла бабушка… Как же решить проблему? Ладно. Пока она «болеет», а там видно будет. Вдруг мэр успокоится?.. Мало ли… Плохо то, что мама заподозрила симуляцию. Хоть Юле и удалось немножко набить температуру на градуснике, она чувствовала: мама сомневается в ее болезни. Учительница, Оксана Георгиевна весьма резко относилась к детским обманам. А уж к прогулам тем более. Однако она была хорошей матерью и хорошим педагогом и унижать Юлю проверкой не стала. Другая бы на ее месте сидела рядом все то время, которое Юля держала градусник под мышкой, – но не Оксана. К счастью, мама думала, что понимает причину Юлиных прогулов: она знала, хоть и туманно, про Тома. Про их общение и… Об остальном Оксана Георгиевна догадалась. И нежелание дочери идти в школу объясняла желанием подольше посидеть в чате с Томом. Ведь в последнее время дочка совсем закрутилась между учебой, тренировками, преподаванием! Поэтому Оксана особо настаивать не стала, лишь деликатно обронила фразу, что не следует Юле залеживаться в постели… Вечером раздался звонок в дверь. Шаталовы никого не ждали и удивились. На пороге оказался высокий пожилой человек в дорогом зимнем пальто. Он представился: Виталий Петрович Збруев. Оказалось, это врач, которого прислал мэр, чтобы тот осмотрел Юлю. Мама с папой умилились: какой Валентин Игоревич заботливый! Какой внимательный! Как Юлечку нашу ценит! Золотой человек! Врач прошел в Юлину комнату и не совсем вежливо прикрыл дверь перед носом родителей. Потребовал показать горло, послушал ее стетоскопом, посчитал пульс. – Ничего страшного, – произнес он громко, чтобы его услышали родители за дверью. – Горло немножко красное, но температуры нет. Юля попыталась слабо возразить – мол, есть! – но Виталий Петрович отрезал: «Значит, у вас неисправный термометр. Завтра можете идти в школу, юная леди». И в тот же момент «леди» ощутила, как ее ладони коснулся прямоугольник из плотной бумаги. Доктор распахнул дверь ее комнаты, повторил маме с папой свой диагноз, холодно пресек все предложения выпить чаю, кофе и прочих напитков и покинул их дом. Юля, пока родители провожали гостя, рассмотрела прямоугольник. Это был изящный маленький конверт – в таких только любовные послания отправлять… Юля быстро надорвала его, вытащила листок, сложенный пополам, развернула. На нем оказались напечатаны мелким шрифтом всего две строчки: «Чтобы утром была в школе. И у меня в обычное время». – Ты слышала? – грозно спросила мама, входя к Юле. – Хватит симулировать! Врач подтвердил, что ты не больна! – Он сказал, что у меня горло красное! – в отчаянии отвечала Юля, пряча записку под подушку. Идти завтра в школу – точнее, к мэру – она решительно не собиралась. И не представляла, что теперь делать. Мама повысила голос, но Юля стояла на своем: горло болит, и все тут! Вон даже доктор сказал! Почему он так сказал, она не понимала. Может, у нее горло и вправду красное? Или мэр дал ему такие наставления, чтобы… Да черт с ним! Сказал и сказал «красное» – вот и отлично. – Не пойду, мам. Мне нужно полежать в тепле. – Голос Юли был категоричен, и мама наконец оставила ее в покое. Следующий день против Юлиных ожиданий прошел спокойно. Никто не звонил ей, не приходил, не угрожал. Мэр понял, что у нее твердый характер, и оставил в покое? Хорошо бы… Но интуиция подсказывала Юле, что это не так. Буря разразилась на следующий день, в обед. Юля снова отстояла право не идти в школу, и Оксана, хоть и крайне недовольная поведением дочери, все-таки снова ей уступила. Но неожиданно домой пришел папа. Пришел слишком рано, до обеда. И сказал… Юля не поверила своим ушам: папа сказал, что его обвинили в краже денег собственной фирмы! Якобы он перевел миллионы какой-то подставной фирме, не существующей в природе, и деньги ушли куда-то в офшор. А поскольку все это провернул отец – как утверждали его компаньоны, – то попали эти миллионы в его карман. И папу с позором изгнали из фирмы, которую он создавал вместе с ними… Был им не только партнером, но и другом! Мама разрыдалась. Папа заверял ее, что подпись его умело подделали, и к выводу денег со счетов компании он не причастен. Потом папин голос дрогнул, и он поклялся жене и дочери родительскими могилами. И тут Юлю будто подбросило на постели. Это же… Неужели… Он отомстил! Он выполнил свою угрозу!!! Он лишил отца работы, а значит, и дохода… К тому же опозорил… Но как?! Это ведь папины друзья! Так ведь подговорить можно кого угодно… Если посулить что-то ценное… И если у человека совести нет. А в бизнесе совестливых мало, это знала даже Юля в свои шестнадцать лет. Ей стало жарко. Горели голова, лоб – будто мозг вскипал. Сволочь, гадина, это все он, он! И кто следующий? Мама? Он ее уволит? Сама Юля? Он сделает так, чтобы ее исключили из школы?! Нет, надо бежать. Скрыться из города. Только так она остановит это чудовище. Ведь он хочет продемонстрировать ей свою силу, свою власть. А исчезни Юля – некому станет демонстрировать! Она открыла планшет и написала Тому несколько слов. Ответ пришел сразу: «Я буду тебя ждать». * * * – Выходит, Оксана угадала, – задумчиво произнес Алексей. – Ее дочь действительно нашла убежище у своего парня. И как он? Нормальный? В смысле, не из «детей индиго»? Он ведь шахматный гений, насколько я знаю. – Это что за индиго такое? – переспросил Вадим Дмитриевич. – Да я сам особо не понял, – пожал плечами Кис. – Так мама Юли выразилась, говоря о ней. Что-то вроде особо одаренных, непохожих на обычных подростков. Вадим Дмитриевич с Гришаней переглянулись, улыбаясь. – Он малость странный, – заговорил Вадим, – живет один в деревне… Ну, теперь он живет там с Юлей. Но с головой у парня все в порядке, не беспокойтесь. У его отца тоже, к слову. Это он нас отправил в Энск на разведку. – Отец? – Да. Михаил Львович. Мы в его службе безопасности работаем.