– Ну, задание вы выполнили, – улыбнулся детектив, – информацию нарыли. – А че, не нарыли, что ли? – вскинулся Гришаня. – Мы тебя… вас нарыли, а вы нам все рассказали. Это одно и то же! – Гришаня, заткнись, – произнес Вадим Дмитриевич. – А че я… – Вы поедете сейчас домой, будете докладывать своему шефу. Михаил Львович, вы сказали? Передайте ему от меня: хотел бы встретиться. Надо вместе думать, как девочку из беды выручать. Иначе она никогда вернуться домой не сможет. Устроим мозговой штурм. – Передам, – ответил Вадим Дмитриевич, поднимаясь. – Вставай, Гришаня, хватит жрать, – кивнул он на опустевшее блюдо, где от бутербродов остались только крошки. – Аудиенция окончена. – Чего? – Финита ла комедиа. – Вадим, ты че, эта, блин, совсем, что ли? – Совсем, Гришаня, совсем. Поднимай свою жирную задницу, сказал. Домой пора. Они обменялись с Алексеем рукопожатиями и вышли. * * * Когда Кис приехал домой, дети уже спали. Алексей устал, но, вместо того чтобы отправиться отдыхать – почитать или поиграть в компьютерную игру, а то и лечь пораньше, – он еще полночи просидел с Александрой на кухне, рассказывая ей подробности дела. Она журналистка, знает множество разных историй, о которых в газетах не писалось. Историй, которые замяли, поскольку связаны они были с представителями власти. И ее знания могут сейчас пригодиться. Да и просто Сашка – человек умный. Может, ее осенит какая-нибудь дельная мысль. Ведь сам он, ее муж и детектив Алексей Кисанов, пребывает в полном тупике. Часть четвертая День 6 «Вот же ж-ж-жесть!» – воскликнул отец Никиты на следующее утро, выслушав доклад Вадима, начальника своей охраны. Точнее, не просто охраны – у Михаила Львовича имелось целое подразделение безопасности, которое занималось и охранными системами его предприятия, и охранниками, и камерами слежения, и, когда нужда возникала, проверкой данных нового человека, желавшего попасть к Михаилу Львовичу на работу. Возглавлял это подразделение Вадим Дмитриевич Ковалев – мужик толковый, с весьма приличными манерами, из чего некоторые делали ошибочный вывод, что перед ними интеллигент, не умеющий дать в зубы. Что-что, а уж давать в зубы Вадим отлично умел, прошел Чечню и службу в полиции. Итак, Вадим обрисовал ситуацию. На это ушел почти час, поскольку Михаил Львович сам попросил не упускать никаких деталей. В результате выяснилось, что после побега Юли произошли жуткие события: погиб ее братик, отец на два месяца исчез, лишившись памяти, и Юлина мама убивалась с тех пор в большом пустом доме одна, в одночасье растеряв всю семью. И виновата во всем та «Гадина», о которой рассказал ему сын. Точнее, о «Гадине» рассказала девушка. А о девушке – сын. Он позвонил вчера в начале вечера. Даже не вечера еще, строго говоря, но декабрь – самый темный месяц в году, в четыре уже наступает ночь, отчего не получается сказать «в четыре дня»… В общем, сын позвонил и рассказал поразительную историю. Никита с первого взгляда полюбил их старый дом и, став постарше, пристрастился к уединенному сельскому существованию, тогда как Михаил Львович, хоть и помог сыну оборудовать жилье всем необходимым, наладить цивилизованный быт, до сих пор чувствовал себя неуютно при мысли, что парень там один в деревне, окруженной заледеневшими, стеклянными лесами. И вот, оказывается, уже два месяца он живет вовсе не один, а с девушкой. И это известие порадовало Михаила Львовича. Он немного опасался, что Никита, с детства погруженный в шахматы, ничего другого в жизни просто не заметит. Элементарно времени не хватит – шахматы требовали ежедневно приносить его, время, в жертву на свой алтарь. А ведь на то, чтобы ухаживать за девушками, оно необходимо. Да и не только время – нужно еще место свободное в мозгах иметь, чтобы туда поселились мысли о девушках. Чтобы мыслям тем их обладатель уделил внимание, а внимание позволило расцвести желаниям… Это примерно так работает, считал Михаил Львович. К счастью, Никита с возрастом девушками интересоваться начал. Однако не сближался. Не хотел тратить время на ухаживания. Считал, что если два человека ощутили определенное влечение, желание получше узнать друг друга, то надо этим и заниматься, узнаванием: разговаривать, гулять, обсуждать фильмы и книги. А конфетно-букетные ритуалы процесс только тормозят. Бессмысленный расход драгоценного времени, полагал Никита. Да вот ведь в чем проблема: девушки любят конфетно-букетно, – печалился Михаил Львович. Посидеть вдвоем на диване за чашкой чая и умными разговорами им не в кайф. А как же платьице красивое? Не для деревенской избушки же куплено, а для шикарного ресторана! Где не чашки, а бокалы, и не чай, а шампанское… У Михаила Львовича у самого была такая девушка – Никитина мама. И ему отлично знаком типичный ход девушкиной мысли. Посему опасался он, что сын навсегда холостяком останется. Ему ведь почти восемнадцать, другие мальчишки уже успели и влюбиться, и познать близость с женщиной (что есть важный этап в жизни мужчины), некоторые уже парами сошлись, о женитьбе помышляют – а сын все жил отшельником. И вот повезло, девушка Юля сама влетела в его избушку, как сказочная фея в раскрытое окошко. Подарок! Но оказалось, все не так уж радужно: на крылышках феи повис груз совсем не сказочных проблем. Хотя радовало, что сын явно влюблен. И готов защищать свою фею любой ценой. Ну, любой ценой нам не нужно… Желательно с наименьшими потерями. Вот только как? Впрочем, в данный момент другой вопрос, не столь сложный, но весьма болезненный, встал перед Михаилом Львовичем: как рассказать Юле о бедах в ее семье? Тот факт, что отец ее был ранен, потерял память, пропал без вести на долгих два месяца; что мать приняла удар в одиночку, – горе, сложившееся из нескольких бед разом (и Юлин побег в эту категорию вписывался, увы), свалилось на нее – это еще полбеды. А вот как сказать о смерти братика? Не просто смерти – убийстве? Михаил Львович не знал. И решил поговорить сначала с сыном наедине. Отец обещал подумать, как помочь, и Никита замер в напряженном ожидании. Юля тоже будто застыла. За полтора дня они почти не обменялись словом, просто сидели, обнявшись. Даже в шахматы не сражались. И вот наконец долгожданный звонок от отца. Однако голос его Никиту не порадовал. Хороших новостей явно не имелось. И по телефону папа ничего говорить не захотел, просто попросил сына приехать. Причем без Юли. Стараясь не выдать тревоги, Никита собрался и отправился домой. Они жили в особняке, находившемся в пригороде крупного подмосковного города, где у отца было производство. Когда-то он купил мелкий заводик по изготовлению мебели, нашел финансирование, подобрал хороших дизайнеров и конструкторов (грамотные рабочие прилагались к заводу) и довольно быстро развернулся. Бывший научный сотрудник, скучавший несколько лет в пыльном НИИ, он в девяностые нашел себя в предпринимательстве и утверждал, что дело это столь же творческое, как сочинительство, и столь же интеллектуальное, как шахматы. – Что случилось, папа? – спросил Никита прямо с порога. – Может, в дом пройдешь сначала? – в свою очередь спросил отец. Никита вошел. Остановился посреди гостиной и повторил вопрос. Михаил Львович ответил без предисловий (сын терпеть не мог расплывчатые ответы), обрисовав несколькими короткими фразами произошедшее с семьей Юли. Выслушав, Никита наконец уселся в кресло. – Расскажи подробности. Как Вадиму удалось все так быстро разузнать? – Оказывается, мать Юли наняла частного детектива. Он, собственно, и нашел Юлиного папу, привел домой. Потом взялся за поиски Юли, как просила мать. Уж как он там рассуждал, мне невдомек, но он догадался, что все дороги ведут к мэру. Вадим засек детектива, когда тот выходил из дома Шаталовых, и проследил за ним. Понял, что человек в теме, ну и… Познакомился с ним, в общем. – Выходит, Юля не ошиблась: ее отца подставили с подачи мэра? – Ну, не случайно же его бывшие партнеры прибарахлились новым офисом в самом центре города и получили лучшие заказы на строительство. Так мэр выразил им свою благодарность за то, что сфальсифицировали документы с подписью Юлиного отца. – А статья… Она тоже вышла с подачи мэра? – Скорее всего. Детектив еще не успел все разведать, тем более что журналист якобы в отпуске. – Значит, и похищение Юлиного братика… – А вот тут неизвестно, – вздохнул Михаил Львович. – Поскольку похитителей не нашли, остается только гадать: то ли два идиота, прочитав статью, на деньги позарились, то ли мэр совсем очумел. Если это случилось с его подачи, то он реально шизоид… Никита, нам нужно придумать какой-то план действий. Как обезопасить Юлю от мэра, чтобы она смогла спокойно вернуться домой, к родителям. Ее мать чутьем материнским чувствует, что с ней все в порядке, но ты сам понимаешь: одного ребенка она лишилась, и ей остро необходимо знать, – а не догадываться, – что дочь ее жива-здорова. – Так давай пошлем ей весточку! – Сын, ты меня удивляешь. Даже Юля поняла, что ни в коем случае нельзя связываться с семьей, пока мэр заправляет в городе! Какую еще гнусность он устроит, если до него дойдут слухи о звонке Юли? А гарантировать, что счастливые родители не сболтнут «самым близким друзьям», никто не может. Но «что знают двое – знают все». – Ты сказал – пока мэр заправляет в городе. А разве в нашей власти избавить город от него? Юля говорила: это тупик. Доказательств у нее нет, они были наедине. А его слово против ее – это таран против соломинки. Когда Юля произнесла, что заявит в полицию, он расхохотался: «В мою полицию?» В его, понимаешь? У него там вотчина, и он распоряжается всеми городскими инстанциями, как ему лично угодно… Что мы можем, пап?! Михаил Львович не ответил. Он пока не знал. – Надо рассказать Юле, что случилось, – произнес он наконец. – Это все ужасно, но мне кажется, что мы не имеем право скрывать от нее правду. На этот раз не ответил Никита. Как это рассказать Юле?! Некоторое время отец и сын молчали, сидя в креслах друг напротив друга. Гостиная была отделана по дизайнерской идее Никитиной матери, Ольги, которая вычитала в каком-то журнале о новейших тенденциях. Правда, новейшими они были несколько лет назад, когда Ольга взялась активно переделывать «салон» – она исключительно так называла гостиную. И с тех пор они жили, будто на заводе: почти черные кирпичные стены, стальная с черным мебель. Ну, Никите по барабану, какой там стиль и тренд; а Михаил Львович предпочитал уступить жене, чем выдерживать споры с ней, больше похожие на военные баталии. Но сейчас они оба в задумчивости водили глазами по предметам обстановки, и обоим неожиданно стало неуютно. От всего этого веяло казенщиной – даже удивительно, в какой больной голове родилась мысль ввести подобный стиль в моду. – Папа, а нельзя ли пригласить к нам этого детектива? – наконец проговорил Никита. – Если он так быстро сумел разобраться в… Ну, во всей этой ситуации… Может, у него и идеи о том, как с мэром сладить, найдутся? И мы тогда расскажем Юле… Просто если будет какая-то хорошая мысль, то Юля легче воспримет плохие новости, мне кажется. – Не вопрос, Никитка. Надеюсь, он согласится. Михаил Львович призвал начальника охраны, тот вытащил из кармана визитку детектива и тут же набрал номер. – Алексей Андреевич, – проговорил он в трубку, – это Вадим. Мы тут совещаемся… Не могли бы вы к нам подъехать, принять участие? Он выслушал ответ и смущенно посмотрел на Михаила Львовича, прикрыв рукой трубку. – А он ведь и сам предлагал устроить совместный «мозговой штурм»… Как-то я упустил, вам его предложение не передал… В общем, готов он. Что ему сказать – чтобы ехал к нам? Или мы в Москву подтянемся? – Пусть детектив выбирает, – сухо откликнулся Михаил Львович, недовольный забывчивостью своего начальника охраны. – Хотя нет, погоди… Дай-ка мне его. И имя-отчество напиши, перед глазами положи. Михаила Львовича неожиданно посетила гениальная мысль: переложить на плечи детектива неприятную обязанность сообщить Юле о семейных бедах. В конце концов, его наняли, чтобы он девушку нашел, за это ему заплатили – вот пусть и отдувается!