— Не спится мне, мама. Неужто это правда? — Правда, доченька. А теперь спи, а то завтра раненько вставать. Свадьба на пороге… Старая присела к дочке на кровать, положила руку на ее пышущий жаром лоб и спокойно, неторопливо начала рассказывать ей про капитана Мамарчева, который очаровал ее своими речами и красотой: — Эх, как тут не радоваться, дочка?! Благодари бога, привалило нам счастье — и тебе и нам!.. А теперь спи, а то уже скоро петухи запоют! Уходя из комнаты, мать еще раз наказала дочери, чтобы та спала, хотя сама хорошо знала, что в такие минуты сердце и сон гонит прочь, и покоя не признает. Через неделю сыграли свадьбу. Капитан Мамарчев пока остался со своей женой в доме медника. В это время он усиленно готовил восстание. Ежедневно встречаясь со сливенскими патриотами, он обсуждал с ними детали плана действий, договаривался о сроках. Именитые горожане во главе с Иваном Селиминским зорко следили за каждым его шагом. Им было явно не по вкусу, что он нашел поддержку и содействие в среде «голодранцев», то есть среди городской и сельской бедноты. Чуть не каждый день капитан Мамарчев устраивал в городе собрания, разъяснял людям цель восстания, обязанности каждого, кто примет в нем участие. В то время в Сливен стекался народ со всей округи: пахари, землекопы, пастухи, ремесленники, гайдуки… Все они с оружием в руках сновали по улицам, сея страх среди турецкой части населения. Революционный дух Сливена день ото дня становился все внушительней. Сторонники Ивана Селиминского неустанно наблюдали за поведением «голодранцев» и с тревогой ждали приближения развязки. Несмотря на оскорбительный выпад городских толстосумов, Мамарчев старался не порывать с ними. Он несколько раз наведывался к Селиминскому, призывал идти рука об руку, но Селиминский, так и сяк изворачиваясь, отклонял его предложение. Он все ждал заключения мира, полагая, что свобода Болгарии будет провозглашена без Мамарчева и без его «голодранцев». Тем временем русско-турецкая война близилась к концу. Ранним августовским утром победоносные войска шестого и седьмого корпусов генерала Дибича Забалканского вступили в город Адрианополь. Пала и эта последняя турецкая твердыня. Местный паша в сопровождении двенадцати старцев вынес навстречу победителям ключи от города. Генерал Дибич и его свита встретили пашу и старых турок с гордым презрением. Сколько пролилось невинной крови! — Ваше сиятельство, — сказал паша, — от имени его императорского величества я коленопреклоненно прошу засвидетельствовать наше смирение и подчинение и покорнейше молю о милости и снисхождении к населению города, который добровольно раскрывает перед вами ворота… Терпеливо выслушав павших к его ногам турецких вельмож, генерал Дибич взял ключи от города и под торжественные звуки фанфар с развевающимися русскими знаменами вошел в Адрианополь. Старый болгарский город Адрианополь расположился среди просторов Фракийской равнины. Кирпичные дома, содержащиеся в образцовом порядке садики, лавки в торговой части города были признаком того, что здесь люди жили лучше, чем в других краях страны. В центре города возвышалась знаменитая мечеть Султана Селима с белыми минаретами. Пришедшие с далекого севера русские воины с изумлением рассматривали это великолепное творение Востока. 2 сентября 1829 года в Адрианополе был подписан мирный договор. Признав себя побежденной, Турция предоставила независимость Сербии и Греции и обязалась выплатить России контрибуцию в размере убытков, причиненных войной. На время, пока будут выполняться условия мирного договора, генерал Дибич избрал местом своей главной квартиры город Адрианополь. Генерал был доволен благополучным окончанием войны. Доволен был и русский император. Но не успел генерал немного прийти в себя, как в главную квартиру поступило тревожное донесение. Генералу доложили: — Ваше сиятельство, в Северной Болгарии, в городе Сливене, готовится восстание. Возглавляет капитан Мамарчев. — Вы убеждены в правильности этих сведений? — спросил встревоженный генерал. — Абсолютно. Генерал Дибич нахмурился. Заключен мир, а в тылу русской армии бунт. Это неслыханно! Во всем мире будут думать, что это происки России. Одной рукой подписывает мир, а другой нарушает его. Европа без колебаний встанет на сторону Турции. Россия окажется в изоляции… Этот бунт необходимо погасить, и как можно скорее! Капитан Мамарчев должен быть немедленно арестован. Он русский офицер и обязан подчиняться русским законам. Немедленно! Немедленно! В тот же день генерал Дибич направил в Сливен казачий отряд в двести сабель с приказом арестовать капитана Мамарчева. ПОД КОНВОЕМ В это раннее осеннее утро 1829 года улицы города Сливена разбудил дробный стук копыт. К зданию русской комендатуры мчались во весь опор двести казаков. Оттуда во главе с самим комендантом города князем Дмитрием Дабичем они устремились в Клуцохор и оцепили дом медника. Увидев конницу, капитан Мамарчев сразу догадался, в чем дело. — Георгий, — испуганно обратилась к нему жена, — за тобой приехали! — Не тревожься, — успокаивал ее Мамарчев. — Я ничего плохого не сделал. Он вышел во двор и отдал честь князю Дабичу. Комендант с мрачным видом ответил на приветствие и тут же строго сказал: — Капитан Мамарчев, от имени главнокомандующего, его сиятельства генерала Дибича мне приказано арестовать вас и доставить в его распоряжение… Прошу сдать саблю. — Ваше сиятельство, — спокойно ответил капитан Мамарчев, — мне непонятно, чем вызваны такие строгие меры по отношению ко мне, но ежели это приказ главнокомандующего, я готов подчиниться… Мне прямо сейчас надлежит отправиться с вами?. — Немедленно, капитан Мамарчев! Во двор высыпало все медницкое семейство. Рада стояла с заплаканными глазами возле мужа и не знала, что сказать. — Не плачь, Рада, — улыбнулся Георгий. — Я скоро вернусь. — Капитан Мамарчев, — снова обратился к нему комендант, — извольте снять и отдать мне вашу саблю! Мамарчев нахмурился. — Ваше сиятельство, — возразил он, — эта сабля мне дана за храбрость, поэтому я не могу вам ее отдать. Она завоевана моей кровью… Этой саблей меня наградил сам император. Князь Дмитрий при упоминании имени императора вытянулся в струнку и отдал честь. Мамарчев хитро усмехнулся в усы. Пока князь Дмитрий и капитан Мамарчев обменивались любезностями, по улице и по всему Клуцохору разнеслась весть о том, что Мамарчев арестован. Растерянные и напуганные болгары, бросив работу, бежали к медницкой, чтобы узнать, в чем дело. На улицах от народа было черным-черно. Мужчины и женщины, старики и дети толпились вдоль казачьего кордона, недоуменно спрашивая друг у друга: — За что его арестовали, капитана Георгия? — Его повесят, да? А что он сделал? Вопросы сыпались со всех сторон, и тревога среди людей росла с каждой минутой. Простившись с женой и близкими, капитан Мамарчев пошел впереди конвоя. В толпе поднялся шум. Любимец Сливена, единственный болгарин-офицер арестован!.. Надежды народа рушились… Зрелище было грозное. Шествие растянулось вдоль всей улицы. Казалось, людскому потоку не будет конца. С гордым видом шагая впереди, капитан Мамарчев смотрел на движущуюся толпу и старался вдохнуть в нее хоть малую толику своего мужества. Когда подошли к комендатуре, он в последний раз обернулся к толпе, и сердце его сжалось от боли. На площади собрались самые различные люди: ремесленники, крестьяне, подмастерья, седые старцы, дети, женщины в черных платках, девушки с печальными, заплаканными лицами — тысячи бедных болгар, босых, нищих, истерзанных, доведенных до отчаяния. У Мамарчева сердце обливалось кровью — как будто перед ним была вся Болгария: убогая, голодная, нищая… Обездоленный и растоптанный край… Униженная и всеми забытая страна! Он вздохнул и махнул на прощание рукой. Над качнувшейся толпой раздался пронзительный мальчишеский голос: — Капитан Георгий! Капитан Георгий! Мамарчев окинул зорким взглядом толпу, однако обнаружить того, кто кричал, не сумел. — Я здесь, капитан! Я здесь! И возле самого казачьего кордона впереди всей толпы Мамарчев увидел рослого вихрастого мальчишку, который, улыбаясь, махал ему рукой: — Здравствуй, капитан! Ты меня помнишь? Я — Радой! Мамарчев заулыбался, и глаза его налились слезами. Теперь, казалось ему, он видел совсем другое — юное, веселое, жизнерадостное лицо Болгарии. И душа его переполнилась чувством гордости. «Болгария живет!» — сказал он себе и в сопровождении князя Дмитрия Дабича вошел в комендатуру. На следующий день казачий отряд доставил его в Адрианополь, к генералу Дибичу Забалканскому. Прославленный русский полководец, выигравший не одно и не два сражения, участвовавший во многих походах, не раз смотревший в лицо смерти, привык разговаривать с людьми сурово и по-деловому. Капитан Мамарчев вызвал в нем разочарование, поэтому он с нетерпением ждал этого смутьяна, чтобы наказать его за совершенную дерзость. Что он себе позволил, этот болгарин? Уж не возомнил ли он себя Наполеоном Бонапартом? Неужто он не понимает, что интересы внешней политики России гораздо выше его интересов? И генерал Дибич нервно расхаживал по узкой зале, служившей штабом его главной квартиры. На стенах висели топографические карты, на столе стоял огромный голубой глобус, а в глубине виднелось трюмо, в котором отражалась вся фигура низенького, начинающего полнеть генерала, с багровым лицом и рыжими волосами. Его маленькие круглые глаза метали молнии. Вошел с докладом адъютант. — Ваше сиятельство, капитан Мамарчев здесь!