— Мы потом обливаемся, а он расселся, — продолжал бубнить турок. — Держи мешок и вот эту торбу! В них цыплята и две индюшки… Да смотри не выпусти их. Лошади турок были навьючены провизией, награбленной в окрестных селах. Мустафа-бей был длинный и тощий турок с черным лицом и вечно красными от пьянства глазами. А Челеби-бей был низкий и толстый; на его рябом лице не было ни единого волоска. Ни дать ни взять — евнух. Оба верно служили султану: собирали подати, грабили на дорогах людей, а кто им противился, тех убивали. Старики принялись готовить еду, а турки лежали на рогожке у очага. Тем временем гончие, обнаружив медведя, подняли бешеный лай. — Чорбаджи, что там может быть, почему собаки лают? — Медведь, эфенди, — ответил дедушка Стойко. — Он на привязи. — А вдруг отвяжется? — Да он ручной, эфенди, — добавил дедушка Станчо. — Ничего он не сделает. — Вы мне смотрите! — пригрозил турок. — Ежели что случится с гончими, не сносить вам головы. — Не стоит беспокоиться, эфенди, ничего не случится! — убеждал его дедушка Станчо, но в душу его закралась тревога. Турки утихомирились, однако дедушке Станчо по-прежнему было как-то не по себе. Его беспокоил медведь. Откуда взялись эти гончие, пропади они пропадом?! Обед прошел благополучно. Турки наелись досыта. Истребовали налог за то, что, угощаясь, натрудили свои зубы, взяли такой же налог в пользу своих лошадей и легли подремать. Едва они уснули, как гончие снова подняли лай. Мустафа-бей — более решительный — поднялся и вышел. Челеби-бей тут же последовал за ним. — Слушай, дружище, — сказал Мустафа-бей, — я и волков убивал, и диких кабанов, а вот медведь мне ни разу не попадался. Мустафа-бей вскинул ружье и прицелился в медведя. Дедушка Станчо, упав к его ногам, умолял: — Не убивай его, чорбаджи, ради бога. Смилуйся! Больше ничего у меня нет, только он один…. Что я стану делать без него? С голоду помру. Турок презрительно пнул старика ногой. — Посмотри, Челеби, как я пальну ему прямо в голову! — Целься в сердце, Мустафа! — А мне хочется в голову. Натянув цепь, медведь удивленно глядел на незнакомца, который направил на него ружье. Ободренные присутствием хозяев, собаки стали еще более яростно набрасываться на медведя, подбегая к привязанному зверю все ближе и ближе. Дедушка Станчо, бледный, весь в поту, продолжал умолять турок, но они его не слушали. Ярость их поутихла — сейчас их разбирало одно только любопытство: попадут они медведю в голову, уложат его одной пулей или нет? — Подойди ближе, Мустафа! Глаз у тебя меткий, да пули слабые. Ближе подойди и тогда стреляй! — советовал ему Челеби-бей. Мустафа послушался. Подойдя еще на несколько шагов, он снова вскинул ружье. — Целься в сердце, Мустафа! — Нет, в голову! В тот же миг долину потряс сильный грохот. Из ствола вился синеватый дымок. Медведь стоял невредим. — Ой, Мустафа, что случилось? — Пуля пролетела над головой, Челеби. — Целься в сердце! Разозлившись, турок перезарядил ружье и снова прицелился. Но и вторая пуля прошла мимо. Тогда Челеби-бей взял свое ружье и тоже навел его на медведя. Мустафа не унимался. Обидно все же так осрамиться перед приятелем! Лишь после третьего выстрела медведь взревел, покачнулся и упал на бок. Турки завопили, продолжая стрелять. Кто нанес медведю смертельную рану — Мустафа-бей или Челеби-бей, понять было трудно. — Машалла, [26] Челеби! — Машалла, Мустафа! — хвастались они друг перед другом и топтались вокруг убитого зверя, все еще не решаясь подойти к нему близко. Закрыв руками лицо, дедушка Станчо отвернулся, обогнул мельницу и незаметно для турок исчез в лесу. Лай собак еще долго разносился по окрестным долинам. Старик все дальше убегал в горы, и сердце его обливалось кровью. СМУТНОЕ ВРЕМЯ Турки еще долго оставались возле убитого медведя, похваляясь друг перед другом совершенным подвигом. Наконец они решили вернуться на мельницу и выпить. — Чорбаджи Стойко, пойдем, и ты выпьешь с нами рюмку подогретой ракии, — сказал на радостях Мустафа-бей. — И гостя своего зови. — Не пьется мне, бей-эфенди. — Ба! Почему это тебе не пьется? — Мне что-то не по себе… продрог я. — Именно потому тебе и следует выпить — согреешься… Ступай зови своего гостя. Нечего упрямиться. Войдя в мельницу, турки подсели к очагу и подгребли жару к баклажке с ракией. Прошло несколько минут, а хозяина все не было. Мустафа-бей рассердился: — Эй, чорбаджи Стойко, ежели ты не придешь выпить с нами по рюмочке, я с тобой поссорюсь на всю жизнь. Так и знай!.. Слышишь? Зови своего гостя! Старик молча вошел. Турки смерили его взглядом. — Где медвежатник? — Нет его, бей-эфенди. — Ступай разыщи его и скажи, чтоб он шел сюда, иначе он у меня попляшет. Слышишь? Пускай немедля идет ко мне! Мустафа-бей заскрежетал зубами, и лицо его стало еще чернее. Старик вышел. Подойдя к запруде, он начал звать медвежатника. Долго звал. Но Станчо и след простыл. Когда старый Стойко возвратился на мельницу, турки уже успели выпить. — Ну, чорбаджи, где же твой гость? — Нет его, бей-эфенди. — Дал тягу? Турок встал на ноги и подошел вплотную к напуганному старику. — Это ты надоумил его удрать? Стойко пытался что-то сказать, но в этот миг Мустафа-бей ударил его кулаком в грудь. — Гайдуцкая тварь! Думаешь, я не знаю, кто ты такой? Кого ты собрался обманывать? Этот медвежатник случайно не из четы Кара Танаса, а? Отвечай! Верно? — Нет, Мустафа-эфенди. — Не ври, гяур! Знаю я, что ты за птица! Твой сын ушел к русским, а ты пытаешься это скрыть. Посмотрим, что ты запоешь под вечер, когда мы тебя приведем к Али-бею… Ты у него сразу заговоришь, свинья! Думаешь, я не знаю, что ты за птица? Старик молчал. Мустафа-бей вернулся к своему приятелю, однако ракия уже не казалась ему столь приятной. Его очень задело то, что этот гяур, не оценив его приглашения, отказался выпить с ними ракии, а другой и вовсе сбежал. — Я вас проучу! — не унимался честолюбивый турок, пронзая злобным взглядом приунывшего старика. — Вот сейчас пойдем в Котел к Али-бею… Он тебя вразумит! Допив наспех ракию, турки стали собираться в дорогу и заставили старого мельника навьючить лошадей. Затем привязали к лапе убитого медведя веревку и приказали старику тащить его за собой. Удалые охотники решили похвастать перед котленцами богатой добычей. Медведь был очень тяжелый. Дедушка Стойко протащил его метров сто и выдохся: руки больше не слушались его, он с трудом держался на ногах. — Тяжело, Мустафа-бей, невмоготу мне тащить этого медведя, привяжите его к лошади. Нет у меня сил. Руки мои онемели, и ноги меня уже не держат…