— Нет. Меня подташнивает. Они переместились в кухню. Илья попытался усадить Лизу на кожаный диванчик, но она взобралась на подоконник со словами: «Мое любимое место». Бердников включил чайник и достал аптечку. Лиза не следила за его манипуляциями, она смотрела в окно. Взгляд был напряженный. Она то ли вспоминала, то ли пыталась что-то рассмотреть. — Во дворе одного из соседних домов произошло убийство, — сказал Илья. Взгляд незваной гостьи был направлен в сторону места преступления — там еще мигали огни «Скорой помощи». Естественно, он бросил эту фразу не просто так. Между насильственной смертью «буржуя» в золотых часах и явлением девушки с раной на голове есть прямая связь. Ведь не бывает таких совпадений. Они могли быть вместе, когда на них напали. Или напали на нее, но он вступился. Как вариант, он напал на нее, она защищалась и не рассчитала силу удара. А еще нельзя исключать того, что она напала на него, чтобы убить… И сейчас Лиза Весенняя либо в шоке от пережитого потрясения, либо в актерском кураже. — Убийство? — переспросила она. — Да, я помню. Мужчину ударили по голове трубой. Он умер на месте. — Вы его знали? — Его все знали. Он многие годы дворником работал в нашем дворе. А жил в «больничном» доме. Знаете такой? В войну там госпиталь располагался, вот его так и прозвали. — У вас опять все в голове перепуталось, — мягко заметил Илья. — «Больничный» дом снесли еще в конце девяностых, а в те годы вы были совсем маленькой девочкой. — А сколько мне лет? — встрепенулась она. — На вид лет двадцать пять. И извините, если я дал вам больше… Лиза задумалась, прикусив пальчик. — Нет, я думаю, вы дали мне меньше. Потому что бывший госпиталь не был снесен, когда я училась в первом классе. Значит, мне… Тридцать или около того? Бердников подошел к гостье с тампоном, пропитанным перекисью. Он хотел обработать рану, но девушка отстранилась. — А вам сколько? — спросила она, посмотрев на Илью снизу вверх. — Тридцать пять. Позвольте, я окажу вам первую помощь? — Я сама. — Лиза отобрала у него тампон и убежала с ним в ванную, безошибочно определив, где она находится. Вернулась девушка спустя минут пять. Чай к тому времени уже заварился и немного остыл. Илья приготовил чай и ей, и себе. Но себе еще и виски налил. Добавляя в стакан лед, подумал, что лед нужно и к Лизиной шишке приложить. Собрался предложить это, но госпожа Весенняя (Илья так называл гостью про себя) подала реплику первой: — Зачем вы в ванной краны поменяли? Или это не вы, а до вас? — Я делал ремонт в квартире полностью. И сантехнику, естественно, менял. Когда въехал, она была древней, хоть и в хорошем состоянии. — Она была старинной, — поправила его Лиза. — Как и дверные ручки. Медные краны и мелкие детали интерьера из графской усадьбы — приданое моей бабушки. — Ваша бабушка была графиней? — Нет, что вы! Дочкой конюха. Но когда во время революционной смуты особняк грабили, мой прадед не успел к началу и довольствовался тем, что осталось. — Она прошла к столу и взяла чашку с чаем. — Бабка всю жизнь мыкалась по коммуналкам, поэтому наследство не устанавливала, с собой в сундучке возила. И только в этой квартире краны и ручки оказались на своих местах. — Лиза улыбнулась с ностальгической грустью. Если она актриса, то по ней плачет «Оскар». Бердников насыпал в полотенце куски льда и, свернув его, передал девушке. Она без слов поняла для чего. Илья глотнул виски и небрежно заметил: — Странно, почему вы не забрали «наследство», когда съезжали с квартиры. Лизино лицо тут же изменило выражение на растерянное. — Да, это странно, — пробормотала она и вернула чашку на стол. — Как и то, что мы вообще отсюда съехали. Мы все обожали эту квартиру. — Мы — это кто? — Я и родители. Бабушка тоже, но она умерла, когда мне исполнилось четыре. И мы остались втроем. Папа называл эту квартиру первым семейным гнездом нашего рода, потому что ни у кого из моих предков не было своего пристанища. Крепостные, наемники, разнорабочие, скитающиеся по чужим и казенным углам. Мой отец был первым в роду, кто чего-то добился. — Он жив? — Нет. — То есть вы помните, когда и при каких обстоятельствах он умер? — Я просто знаю, что, если бы он был жив, мы бы не съехали. Илья залпом выпил виски. Лед, оставшийся на дне бокала, выкинул. Спиртного больше не хотелось. А вот съестного — да. Бердников распахнул холодильник и заглянул в его недра. Не пусто, но и не изобилие. Нет ничего такого, что можно съесть тут же и с удовольствием. Пришлось довольствоваться связкой бананов. Очистив один, Илья вгрызся в мякоть. — Я забыла, как вас зовут, — услышал он. — Вы и не знали. Я не представлялся. Илья. — Очень приятно. — Хотите? — Он протянул девушке банан. Она покачала головой. — Лиза, при вас нет сумки, я это заметил сразу. Спрашивать, где она, бесполезно, я правильно понимаю? — Лиза кивнула. — То есть вы ее потеряли или у вас ее отняли. Но на вас кожаная куртка и джинсы. В каждом из предметов гардероба имеются карманы, проверьте их, пожалуйста. Лиза тут же начала их выворачивать. На пол упали блеск для губ, пачка мятной жвачки и скомканная бумажная салфетка. Ни телефона, ни ключей, ни документов. Впрочем, Илья и не ждал, что в карманах окажется что-то из этих вещей — женщины такое носят в сумочках. А вот Лиза озадачилась: — Почему при мне нет денег? Не крупных купюр — мелочи. На проезд или бутылку минеральной воды. — На проезд? — усмехнулся Илья. — Автобус или метро? — Да. — Лиза, я не думаю, что вы пользуетесь общественным транспортом. — Почему это? Я помню маршрутку под номером «сорок два». И синюю ветку метро. — Ваша одежда и украшения намекают на то, что у вас имеется авто. Причем не самое дешевое. И если вы не водите сами, то вас возят. А маршрутка и метро — это из вашего детства. Она задумалась. Снова забралась на подоконник и принялась болтать ногами. Обута она была в слипоны от Кристиана Лабутена. Настоящие. Стоимостью в шестьдесят тысяч рублей. Илья ориентировался в ценах на обувь этой марки, поскольку его последняя пассия бредила «лабутенами» и бросила его из-за того, что Бердников не купил ей ботфорты за сто пятьдесят тысяч. Посчитала это жлобством. Он же богатый. Значит, обязан заваливать свою барышню баснословно дорогими подарками. И плевать на то, что они встречаются всего два месяца… — Я вожу машину, — проговорила Лиза. — И делаю это хорошо. Не то чтобы я это вспомнила… Но я сейчас представила себя на дороге и поняла, что знаю правила и понимаю, как маневрировать. — А что, если вы попали в аварию? — пришло в голову Илье. — Врезались, скажем, в столб, а так как были не пристегнуты, вас бросило к окну и вы ударились виском о дверку. Получив сотрясение, потерли ориентацию и память. — Да, это вполне логичное предположение, — протянула она, но в голосе улавливалось сомнение. — И если оно верно, то ответы на все вопросы мы получим, позвонив в ГИБДД. Лиза спрыгнула с подоконника, подошла к столу и взяла свою чашку. Чай остыл, она выпила его залпом и сказала решительно: — Нет, я была без машины. — Опять ощущение? — Я в кожаной куртке. Зачем бы мне в машине сидеть в теплой одежде, да еще такой неудобной — она же узкая и сковывала бы движения? К тому же у меня на ногах не туфли на каблуке, с этими джинсами они смотрелись бы лучше, а тапочки, значит, я готовилась к прогулке. — Это «лоферы». — О, точно! Подумать только, из моей памяти вылетели даже модные словечки последних лет… — Она рассмеялась. Илья улыбнулся в ответ. Но тут же стал серьезным. — Лиза, может, мы перестанем гадать и позвоним в полицию? Она ответила не сразу. Некоторое время кусала костяшку указательного пальца (наверняка в детстве грызла ногти), после чего сморщилась, как будто сейчас заплачет, но глаза не увлажнились, а лишь расширились, и Лиза прошептала: — Я боюсь. — Да, неизвестность страшит, я понимаю… — Нет, я боюсь полиции. Что, если я натворила что-то? Например, убила того мужчину, о котором вы говорили? Тогда меня арестуют, а я даже не найду, что сказать в свое оправдание? — Покажите руки. Лиза выставила вперед ладошки. Они едва заметно подрагивали. — Мужчину ударили по голове арматурой или чем-то подобным, — припомнил слова сутулого курильщика Илья. — На ваших руках остались бы какие-то следы: грязь, царапины, кровь… Вы хрупкая девушка, а покойный — крупный мужчина. Справиться вам с таким было бы нелегко. — Бердников уже забыл, что и сам всего десять минут назад пусть и на миг допускал то, что госпожа Весенняя убила «буржуя». — А у вас чистые гладкие руки и идеальный маникюр. — Может, я была в перчатках? И подкралась сзади, застав жертву врасплох? Или имела сообщника? — Вам бы, Лиза, детективы писать. — А что, если я это и делаю? Ведь я не помню, чем занимаюсь. — Она тяжело вздохнула. Снова потянулась к пальцу, чтобы куснуть его, но отдернула руку и сунула ее в карман. — Спасибо вам, Илья, за все. Но сделайте для меня еще одно одолжение — не звоните в полицию. Не сейчас, по крайней мере. Дайте мне время на то, чтобы прийти в себя. Откуда-то я помню, что страдающим амнезией прежде всего нужен покой. Я отдохну, высплюсь и, глядишь, что-то вспомню.