– Чтобы у меня были рычаги воздействия, – поправил я. – Чтобы я мог убедить ее. Джульетта скрестила руки на груди, ожидая продолжения. Я сделал глубокий вдох. – В ее личных сведениях фигурировала дочь. Что неудивительно, только вот имя этой дочери значилось как Джульетта Эдриан Картер. Это смутило меня, потому что нигде не упоминалось имени Кейси Картер и вообще ни единого имени, начинавшегося на букву «К». Поэтому я стал копать. И когда ты рассказала мне свою историю, я… – Ты все знал, – перебила она меня со слезами на глазах. – Я доверилась тебе как полная идиотка, а ты сидел и слушал все это дерьмо, о котором и так уже знал. – Нет, – я взял ее за подбородок, чтобы она посмотрела на меня, но она отдернула голову. – Я не факты слушал. Я слушал тебя, понимаешь? Ты говорила со мной. Ты доверилась мне. Я ничего о тебе не знал по-настоящему, пока не услышал из твоих уст. Я читал про тебя, но не знал тебя. Она отвернулась, качая головой. Она мне не верила. – Чем больше я узнавал о тебе, – продолжал я, надеясь, что она поймет, – тем меньше хотел тебя отпускать. Одно вело к другому, и я… – я помолчал. – Я хотел быть тебе полезным. Получив доступ к электронному журналу вашего класса, я посмотрел, как у тебя обстоят дела с успеваемостью. Джульетта провела ладонями по лицу и отвернулась от меня, но я схватил ее за плечи и снова развернул к себе. – Я выяснил, что у тебя проблемы с математикой, поэтому утром в день экзамена устроил сбой в системе пожаротушения. Не слишком хороший поступок, знаю. Но я подумал, что дополнительное время на подготовку не помешает. После этого я просто приглядывал за тобой, понимаешь? Я никогда не планировал вторгаться в ее личное пространство. Как бы это ни было просто и как бы мне того ни хотелось, я никогда не заходил в ее почту, социальные аккаунты и не смотрел медицинские отчеты. На самом деле я пытался придумать предлог, чтобы это сделать. Миллион раз. Я только проверю, здорова ли она. Я только хочу убедиться, что никто ее не донимает. Я лишь посмотрю, не наломал ли дров ее дебил бойфренд. Но я так ничего этого и не сделал. Я не пытался ее контролировать. Просто хотел о ней позаботиться. По крайней мере, я надеялся, это выглядело заботой. – Мне показалось, что поддержки тебе ждать не от кого, – признался я. – Но это была не жалость с моей стороны. На самом деле для меня стало чем-то вроде облегчения, когда я узнал, что твоя жизнь небезупречна. Мне казалось, что это связывает нас, отличает нас от наших друзей. Я не мог оставить тебя одну. – И я поспешил добавить: – Я знал, что, уехав в колледж, ты обрела свободу, которой у тебя никогда не было. Мне хотелось, чтобы ты наслаждалась этим. Я старался сделать твою жизнь проще. Вот и все. Джульетта крепко зажмурилась и прижала ко лбу ладонь. По ее щекам текли слезы. – Так, значит, тебе все известно. Про моего отца. Про то, что, поранив меня, он в тот же день перерезал себе вены. Не мог себя простить – из-за моей сестры. Да, это я тоже знал. Да и как простить, если стал причиной смерти собственного ребенка? Я кивнул. – Все произошло глубокой ночью, – почти шепотом произнес я. – Твоя сестра вылезла из постели. А он подумал, что кто-то проник в дом. Это была ужасная случайность. Джульетта стояла, опустив голову и утирая слезы. – Он покончил с собой, чтобы защитить тебя, – сказал я. – Думал, что из-за него может пострадать и другая дочь. Она подняла глаза. – И я пострадала, не правда ли? – Ее голос снова обрел силу. – Ведь он оставил меня с ней. Ты бы не был в обиде за это? Я хочу сказать, как насчет твоей матери? Она же оставила тебя с отцом. Я запустил руку в карман, нащупав нож. – Да. И что? – Ну, ты ненавидишь ее за это? Мои пальцы сжались на толстой пластмассовой рукоятке. – Не знаю, – пробормотал я. Она сердито улыбнулась и покачала головой. – Вот и я не знаю. Я ничего о тебе не знаю. Ты ничего мне не рассказываешь. – Потому что все это просто дерьмо! – рявкнул я, проводя рукой по волосам. – Не хочу, чтобы ты узнала про меня все эти вещи. Я не хочу, чтобы они испоганили все то, что между нами. Я наклонился к ней и обхватил ладонями ее лицо, но она снова отбросила мои руки. – У тебя со мной ничего не будет! – выпалила она, повернувшись в сторону выхода. – Еще как будет, черт возьми. – Я рывком притянул ее обратно к себе. Мышцы стали как камень. Я навалился на нее всем телом, прижав к стене. – Давай же! Признай это! На самом деле ты хочешь от меня только этого, так ведь? – прошипел я и накрыл ее губы своими. Поцелуй получился жестким, злым. – Да, – прошептал я. – Они все хотят от меня именно этого, Джульетта. – Джекс! – произнесла она дрожащим голосом, пытаясь оттолкнуть меня. – Хватит! Я рывком стянул вниз ее свободную блузку, оголив плечи и грудь. – Ой, да брось, Джульетта. – Я держал ее крепко. – Потрахаемся как следует. Зато ты сможешь рассказать подружкам, что пришел наконец и твой черед и ты отлично провела со мной время, – рычал я. – И они пусть тоже встают в очередь. Я достал из кармана нож и нажал на кнопку. Лезвие выстрелило. – Тебе понравится. Им всем нравится. С молниеносной скоростью я просунул лезвие под ее бюстгальтер, между грудей, и перерезал ткань. – Прекрати! – Она прикрыла грудь руками и заплакала. – Разве не этого ты хотела? – орал я прямо ей в лицо. Я подталкивал ее и себя к краю пропасти, летел вниз и знал, что рано или поздно достигну дна. Твою мать! Я сжимал лезвие в кулаке. – Разве ты не счастлива, черт возьми? – заорал я и, подняв руку, воткнул нож в гипсовую стену над нами. Она вскрикнула, и я чуть не упал назад, когда Джульетта внезапно оторвалась от стены и обхватила меня руками. Я стоял, округлив глаза и боялся дышать. Она обняла меня за шею, и я закрыл глаза. Сердце бешено колотилось в ушах. Джульетта. Из уголка глаза скатилась и упала на ключицу слеза. Твою мать, что я творю? – Все в порядке, – прошептала она, прильнув дрожащими губами к моей груди. – Все в порядке. Не знаю, кого она пыталась в этом убедить – себя или меня. Почему она не сбежала? Я стоял, не в силах открыть глаза или пошевелиться. Все вокруг вращалось, а у меня было такое чувство, словно я шатаюсь и вот-вот рухну. Какого черта со мной творится? Я мог сделать ей больно. Я никогда не причинял вреда женщинам. Кроме одной. Я зажмурился еще крепче. Ох, черт. Одной рукой я обхватил Джульетту за талию, а другой прижал ее голову к своей груди. – Тише, – произнес я, проводя ладонью по волосам. – Прости меня. Сначала она дрожала, и ее дыхание было сбивчивым, а потом успокоилась немного и постепенно ослабила хватку на моей шее. Я ощущал, как ее горячие губы касаются кожи, и одно знал наверняка. Она была нужна мне больше, чем мои проклятые секреты. – Я люблю ножи, Джульетта, – сознался я, продолжая гладить ее по волосам. – Ты, наверное, видела по телевизору, каким удивленным выглядит человек, получивший пулю. Все кончается слишком быстро. – Я пытался говорить ровно. – Но с холодным оружием совсем другая история. Понимаешь? Сначала боль, затем страх. Она отстранилась и, прикрыв обнаженную грудь, внимательно смотрела на меня. Я поднял руку и вытащил нож из стены, стараясь держать его аккуратнее. – Мне даже не нужно им пользоваться, – заметил я. – Люди знают, что он у меня есть, и этого достаточно. Ее измученный взгляд метался между мной и ножом в руке. – Но один-единственный раз мне пришлось пустить его в ход. Когда я устал от голода и ран, устал от того, что меня трогают в тех местах, где трогать не должны, устал бояться и быть одиноким. У нее задрожали губы; застыв на месте, она прошептала: – Что ты сделал? Я коротко усмехнулся. – Да, людям обычно хочется знать именно это. Что произошло? Что они тебе сделали? Как они тебя трогали? Где они тебя трогали? Сколько раз это было? Черт. – Я усмехнулся себе под нос. В глазах все плыло, слезы сложно было сдерживать. Но я сглотнул болезненный комок в горле и продолжил: – Мне нужно помнить о том, как я выжил. А не о том, что я пережил. Как я боролся, а не как страдал. Она непонимающе смотрела на меня. – Я уже не тот мальчик, который ходил в школу в грязной одежде. – Я убрал лезвие и засунул нож в карман. – Я больше не выблевываю половину того, что съел. Я никого не умоляю остановиться. Я не съеживаюсь в углах, не прячусь в шкафах, не боюсь приходить домой. Вот о чем мне нужно было помнить. Вот что было важно. – Мне не холодно, – сказал я. – Я не голоден. Я не беспомощен. Я не напуган. И теперь не всегда один. Она должна была понять. Это касалось и меня, и ее – нас обоих. Чем больше ты страдал, тем больше ты выдержал. На всех это сказывалось по-разному: что ломало одних, делало других сильнее.