– Значит, Джекс тоже приедет? – Джекс будет на «Петле», – ответил он. – Но приедет Адам. Кто?.. Ах да, точно. Адам, его приятель по колледжу. Тот самый, которого я вроде как кинула, когда «заблудилась» в павильоне страха. Мэдок скатился с кровати и пошел к двери, бросив напоследок: – Одевайся давай. Лучше надень что-нибудь, что Фэллон сможет сорвать с тебя зубами! – Мэдок! – завопила Фэллон из соседней комнаты, и я, покачав головой, рассмеялась в подушку. Занятия в школе закончились, так что сегодня мне впервые не нужно было ничего делать и планировать. Еще вчера я вернулась в кинотеатр, где подрабатывала в старших классах. Тогда мне нравилась эта работа – эй, да кому не понравится бесплатно ходить в кино? – но теперь мне сложно было найти мотивацию. Мне предстояло провести остаток лета среди подростков, которые еще учились в старших классах школы, да еще и за мизерную зарплату, и я воспринимала это как значительный шаг назад. Но не могла же я вечно жить с Мэдоком и Фэллон, и одной работой тут не ограничишься – придется найти две. Мой телефон зажужжал, и, подняв голову, я схватила его с зарядного устойства на столике у кровати. – Алло. – Я села. Номер был незнакомый. – Кейси, – произнес женский голос. – Здравствуй, дорогая. Это Мередит Кенни. Подруга твоей мамы. – О, здравствуйте, миссис Кенни, – поздоровалась я, гадая, зачем она может мне звонить. – Как ваши дела? – У меня все хорошо. Я хотела узнать, все ли в порядке у твоей мамы, – объяснила она. – Она пропустила два последних собрания в бизнес-клубе. Я звонила, но никто не взял трубку. Я очень удивилась. Это было странно. Мать всегда такая пунктуальная, она бы наверняка предупредила, если бы по каким-то причинам ей пришлось пропустить собрание. Чего никогда не случалось прежде. – Ну, – запинаясь, произнесла я. – Я не знаю. Простите, миссис Кенни, но я сейчас у друзей. – Меня охватила тревога. – Я заеду к ней, ладно? – Уже была там. Никто не открыл, – ответила она. – Вот я и волнуюсь. Я покачала головой, пытаясь понять, что могло случиться. Я не должна волноваться. Мать не позвонила мне ни разу с тех пор, как я забрала свои дневники. Она бросила меня, и мне должно быть все равно, где она и что с ней. Но у нее никого, кроме меня, не было. А я изменилась. – Я все выясню и сообщу вам, – кивнула я, скидывая одеяло и вставая с кровати. – Спасибо. – Буду ждать. Спасибо, милая. – С этими словами она повесила трубку. Достав из шкафа белое летнее платье, я забежала в ванную, оделась и расчесала волосы. Схватив сумочку и надев на запястье электронные часы, выскочила в коридор и торопливо обулась. – Мэдок! – крикнула я. – Можно я возьму твою машину? – Нет! – Спасибо, – пропела я, промчавшись по коридору. Спустившись по лестнице на первый этаж, взяла ключи Мэдока со столика у входа и выскользнула за дверь. В одном нужно было отдать Джексу должное. Я была рада, что он научил меня водить машину на механике. Эти ребята ездили только на таких автомобилях. Дорога до моего дома – до маминого дома – заняла около двадцати минут, и, несмотря на то что на машине Мэдока сложно было ехать медленно, я все равно не спешила. Я не беспокоилась о ней всерьез. Она всегда умела о себе позаботиться. По правде говоря, я вообще никогда за нее не беспокоилась. Ее было так много в моей жизни, что я никогда не задумывалась о том, как она жила в мое отсутствие. Чем она занимала себя, когда я была в колледже. О чем думала, когда оставалась одна. Кто так сильно ранил ее когда-то, что она стала такой стервой. И вот теперь первый раз она заставила других поволноваться о себе. Остановившись у дома, я медленно вышла из машины и убрала ключи в сумочку. Передо мной возвышалась кирпичная лестница, ведущая к парадной двери. Мне до этого не было дела. Я за нее не отвечала. Но все равно пошла. Перейдя лужайку перед домом и поднявшись по лестнице, достала свой ключ и отперла входную дверь, сразу же заметив на столике в коридоре ворох непрочитанной почты, часть которой уже валялась на полу. Дверь сама захлопнулась за мной. Какого черта? Я обвела взглядом дом. Чистота, отполированный пол, все как всегда. Вот только пылесос был воткнут в розетку и стоял посреди ковра. Кроме этого и почты, все выглядело вполне нормально. Мать, должно быть, уехала из города, и кто-то забирал для нее почту. Я выдохнула. Ну, раз уж я пришла сюда, мне нужно было забрать еще кое-какую одежду, памятные сувениры от отца и, если получится, свою коллекцию винтажных книг о Нэнси Дрю. Возможно, успею все запаковать и даже не опоздаю на вечеринку Мэдока и Фэллон. Оставив сумочку у входа, я взбежала вверх по лестнице. Толкнула дверь в свою комнату и замерла. – Мама! Она лежала, свернувшись калачиком, на моей постели в своем темно-синем шелковом халате. Ее веки задрожали, она открыла глаза. Что она делает в моей кровати? Она сфокусировала взгляд на стене, как будто не замечая меня, а потом моргнула и посмотрела в мою сторону. Печаль, застывшая в ее покрасневших глазах, застала меня врасплох. Это было так на нее непохоже. Ее спутанные волосы были собраны в небрежный хвост, выбившиеся пряди падали на лицо, а линия скул и подбородка – обычно четкая – теперь выдавала реальный возраст и пережитый стресс. Она плакала. Много. Опустив взгляд и приподнявшись на дрожащих руках, мама села. У нее не было сил шевелиться, она выглядела усталой. Я подавила слезы, подступившие при виде страдания на ее лице. В глазах защипало. – Мама, – шепотом произнесла я. И тут ее лицо сморщилось, и она разрыдалась, закрыв лицо руками. Я смотрела на нее, гадая, что, вообще, происходит и можно ли ей верить. Мое сердце разрывалось на части, а слезы застилали глаза. Я нахмурилась. Это не по-настоящему. Это все притворство. Ссутулившись, она продолжала рыдать. Я покачала головой, не зная, как ко всему этому относиться. А потом бросила взгляд на столик у кровати и увидела снимок, на котором я была с отцом. Я. Джульетта. Не Кейси. Мне было десять лет, и он тайком – без ведома матери – увез меня на ярмарку во время одной из своих отлучек из больницы. Он хранил эту карточку в больничной палате, и я не знала, что с ней стало после его смерти. Мать сохранила ее. А потом увидела еще одну фотографию. Она была потрескавшейся и выцветшей, явно очень старой. Взяв ее в руки, я увидела маленькую девочку, которая стояла рядом с двумя взрослыми. Это была моя мать со своими родителями. Ее мама сидела на стуле в чопорной позе, сложив руки на коленях, а отец стоял у нее за спиной. Моя мать – ей на фотографии было лет тринадцать или около того – стояла рядом. К ней никто не прикасался. На лицах не было улыбок. Я снова посмотрела на нее. Сжимая в руках подол халата, она продолжала рыдать. Я моргнула. Слезы тихо лились у меня из глаз. Я не знала, что мне делать, потому что не любила свою мать, не знала ее. Но наблюдая ее сломленную, сгорбившуюся под грузом совершенных ошибок, я поняла, какое она, должно быть, испытывает отчаяние. Как, наверное, ужасно осознавать, что ты зашел слишком далеко и назад уже дороги нет. Что тебе просто не хватит времени, чтобы все исправить. Несмотря на жестокое обращение со мной, всю причиненную мне боль, – она потеряла все, а я была без нее счастливее. Я не боялась ее и могла прямо сейчас уйти и ничего не потерять. Но я не ушла. А села рядом с ней на кровать и стала ждать, пока она перестанет плакать. – Привет. – Тэйт опустилась рядом со мной на садовый шезлонг. – Где была? – В аду, – пробормотала я, отпив глоток своего коктейля. – Все как обычно. После того как мать немного успокоилась, я отвела ее в душ, помогла переодеться в чистую пижаму и заставила съесть бутерброд. За все время она не произнесла ни единого слова, а когда вернулась в свою спальню, я сидела рядом с ней, пока она не уснула. Завтра поеду к ней снова. Если она наконец заговорит и скажет хоть что-то, что мне не понравится, я уйду. Но проведать ее все-таки нужно. – Так где же твой папа? – спросила я подругу, посмотрев на нее. Она шумно выдохнула. – Устал от перелета. Уехал домой. Я прищурилась и, внимательно посмотрев на нее, спросила с ухмылкой: – Ты что пьяна, Тэйт? Она фыркнула так, словно я сказала что-то смешное, а я бросила взгляд на Джареда, который сидел на стуле. Не глядя на нас, он опрокинул стопку ликера. Рядом с ним ссутулилась Аура, что-то рисуя на его бицепсе – на том, где еще оставалось место для татуировок. Неудивительно, что Аура пришла, ведь именно она делала татуировки почти всем собравшимся. Мы все с ней очень подружились. Но было странно видеть, что Джаред пьет и Тэйт – тоже. – Ты напилась, да? – пошутила я, но почему-то заволновалась. – Я не пьяная! – Фэллон едва не сшибла меня, усевшись на другой край шезлонга. – Я в полной эйфории от своего отца, который стоит вон там, но определенно не пьяная. Они с Тэйт засмеялись, а я с улыбкой посмотрела сквозь стеклянные двери на отца Фэллон. Скандально известный Киаран Пирс, на которого работал Джекс, вовсе не казался таким уж устрашающим, как я ожидала. С русыми волосами, седеющий, но очень импозантный, в пиджаке и рубашке с расстегнутым воротничком, в черных слаксах, он выглядел, скорее, так, словно сошел с рекламы Ральфа Лорена. Я поднесла бутылку к губам, тихо усмехнувшись.