– Понял. – И еще, Боттон. Если… если у меня не выйдет. Если мы не сумеем остановить то, что происходит… – Она указала на свою голову. – Хочу попросить вас об одолжении. Он ласково улыбнулся. – Я запасу две пули, полковник. По одной на каждого. В эту минуту она его почти любила. Скафандр ждал ее в оружейной: начищенный, заряженный, в полной готовности. Тот же, в котором она убивала станцию Драпер. Она попробовала увидеть в нем талисман удачи. «Я ношу на шнурке медный пенни. Ношу с того вечера, как Эмили Нэм меня поцеловала. Пятнадцатый год пошел». Танаке представилась позеленевшая медная монетка и капроновый шнурок. Вспомнилась Эмили, ее мягкие губы, нежно перебирающие бороду пальцы. Его звали Алан, он вырос на Титане. Танака дала ему уплыть, стараясь, пока он в голове, не вспоминать ничего из собственной жизни. Зажигательные патроны. Гранаты. В прошлый раз, когда кто-то пальнул по станции чужаков гранатой, погибли тысячи людей. Ну и хрен с ними. Они, когда подписывались на эту работу, знали, что она опасна. Танака закрепила шлем, проверила баллоны, проверила герметичность. Убедилась, что запаса лекарств в аптечке хватит еще на несколько часов остаться собой. Последний шанс. Она одна вышла из люка и запустила себя к голубой металлической сфере. Кругом мерцали врата. За ней следили тринадцать сотен «глаз». Сама она еще не видела девчонку, но скафандр ее нашел – крошечную черную точку в сиянии. Рядом виднелась еще одна фигура – Нагата. Танака, дав один короткий импульс ускорения и несколько коротких и более мощных тормозных, упала на наследницу империи и ее мятежную защитницу. Скафандр у Нагаты был старинной марсианской конструкции, как из музея. Жестом Танака обозначила канал связи, и Нагата подключилась к нему. – Я думала, мы договорились, – сказала Танака. – Я не буду входить, – ответила Нагата. – Не хотела отпускать Терезу одну. Я подожду здесь. На девочке был такой же, как у Нагаты, скафандр, но если Нагата в своем смотрелась выходцем из иных времен, то Тереза Дуарте – ребенком на маскараде. Она глянула из-за щитка с вызовом, чуть вздернув подбородок. Танаке не надо было перетекать в ее сознание, чтобы понять, что видит. Страх. Пробирающий до глубины души. Танака пожалела бы ее, не ощущай сама такого же страха, а так прониклась отвращением. – Не знаю, будет ли лучше, если верховный консул на выходе столкнется с врагом. С тем же успехом могли бы войти, – сказала она. Нагата изобразила старинный астерский жест согласия. – Если я не нужна Терезе, меня здесь не будет. – Я ей говорила, что все нормально, – сказала Тереза. Сказала голосом отца. Танака не могла понять, что это такое. Тихая горячность старой женщины и властное спокойствие девочки, убежденных, что защищают друг друга, как вставшие щит к щиту древнегреческие воины. Идиотская самоуверенность или честно заслуженное доверие? Сразу их трудно различить, а потом будет поздно. – Тебе решать, – сказала Танака. – Теперь идем. Нагата обхватила шлем девочки и прижала к своему. Разговор наедине в ее присутствии выглядел невежливо, но Танака не стала мешать. Она немало поубивала друзей Нагаты и ее приверженцев. Любовник Нагаты стрелял ей в лицо. Небольшое отступление от правил хорошего тона сейчас было мелочью, а все долги, полагала Танака, скоро будут так или иначе оплачены. Коротким всплеском маневровой тяги она уронила себя к безупречной поверхности станции и яйцевидному кораблю на ней. Странное было зрелище. Она четко вспомнила родичей этого «яйца» в лаконском гроте. Ей представилось, что после многонедельной охоты она наткнулась наконец на ясный след. Охватившая ее радость была неожиданной и к тому же, несомненно, принадлежала лично ей. Трехо нужна была охотница. Она охотница и есть. Танака переключилась на канал «Сокола»: – Говорит полковник Танака. Мы с девочкой на позиции. Голос Окойе перебивали помехи. Шумновато стало в пространстве колец, когда боги хаоса принялись колотить по стенам. – Поняла. Начинаем погружение. Приготовьтесь. Рация замолчала. Танака перепроверила вооружение, подачу воздуха, свое состояние. Девочку потихоньку сносило от нее вправо – чуть-чуть не подогнала скорости. – Вы хорошо его знаете? – спросила девочка. – Верховного консула? Встречались несколько раз. Я из первой волны. С Марса на Лаконию. – Вы из основателей. – Да, – согласилась Танака. – Вот это все… я помогала создавать. Он руководил, а работу делали мы. Первую галактическую империю человечества. – Как вы думаете… – начала девочка и оставила вопрос висеть в воздухе. «Как вы думаете, с ним все хорошо?» «Как вы думаете, у нас получится?» «Как вы думаете, это все не зря?» О чем угодно могла спросить. Под ними сияла станция. Танака понимала, что это чудится, но сфера словно гудела, передавая к ней звук через вакуум. Может, ее скафандр улавливал какой-то магнитный резонанс и звенел в ответ. А может, мерещилось. Она проверила показания системы. «Сокол» отслеживал активность станции: энергию, магнитные поля, сейсмическую активность. Данные били как из брандспойта. Разобраться в них Танака не умела. Она окинула взглядом ровную голубую поверхность в поисках хоть чего-нибудь. Вспомнилась картина по мотивам «Старого морехода» Колдриджа. Корабль попал в штиль вблизи земного экватора. Кораблик на картине был маленьким, море – огромным и пустым. Чья это работа? Тернера? Дроу? Драммонд? Она не запомнила. Не нашла тогда в картине ничего особенного. Теперь она лучше понимала художника. Девочка скорректировала курс и поплыла к ней. Танаку такой образ действий рассердил. Хороший солдат должен был с самого начала держать курс. – А сколько времени это займет, известно? – спросила девочка. – Сколько надо, столько и займет. Обе замолчали. Танака считала вдохи, складывая их в минуты. От бескрайней голубизны уставали глаза, поверхность начала дрожать, покачиваться. Девочка щелкнула, открывая канал связи, отключилась и снова подключилась. А когда наконец набралась храбрости заговорить, словно высказала вслух мысль Танаки: – Что-то не так. Глава 38. Элви В лаборатории царил все тот же упорядоченный хаос. Разбирая установки перед уходом из Адро, никто не думал, что скоро их придется монтировать опять. А теперь все вернулось, расположилось в знакомом порядке для новых целей. Ей это напомнило вскрытый патологоанатомом труп. Все на месте, но не работает. Во всяком случае, пока не работает. Восстанавливать всегда быстрее и проще, чем собирать в первый раз. Медицинские кровати уже запомнили фоновые показатели Кары и Амоса. И откалиброванные за долгие месяцы системы легче было настроить заново. Датчики уже стояли на месте, а территория, которую они обследовали – станция – была много меньше алмаза Адро. Казалось бы, ей должно полегчать, но Элви с каждым вытянутым из кладовой кабелем, с каждым подключенным монитором ощущала, как усиливается тревога и стягивается узел под ложечкой. Она не сумела бы сказать, чего именно боится, но она боялась. Ее команда работала как вымуштрованная военная часть. Посторонний услышал бы какофонию голосов, все говорили со всеми разом. Элви различала в какофонии структуру. Знала, что Оран Альбертс и Сьюзен Ай прозванивают силовые линии, добиваясь минимума помех. Вейрик и Кол связывали инфракрасные сканеры с панелью обработки сигналов. Дженна с Харшааном подключали резервные системы. Три отдельные мелодии звучали одновременно и казались диссонирующими только тому, кто не понимал, как они сочетаются. Фаиз за двенадцать часов до начала погружения зашел за ней в лабораторию. Морщинки в уголках глаз выдавали его напряжение. Элви убрала в коробку потенциометр – откалибрует потом – и толкнулась к мужу. Поймав взгляд, вопросительно подняла бровь. – Новые данные от Очиды, – сказал Фаиз. – Думает, не разобрался ли, что тут у нас происходит? – Надежда не иссякает. – Он развернулся, поманил ее за собой в кабинет. Элви, с тех пор как Наоми приняла мирное предложение Трехо, не слышала адмирала. И не знала, каково ее положение в его глазах и в глазах Лаконии, зато очень ясно сознавала, как унизила фактического диктатора империи. История учит, что такие вещи не проходят унизившему даром. Но пока у нее были более важные поводы для беспокойства. А вот Очида, по-видимому, избрал стратегию почти запредельного неведения. Проходившие через его руки отчеты и сообщения всего научного директората совершенно не изменились. И с экрана в ее кабинете он улыбался так же искренне и светло, и представленные данные выглядели по всем признакам такими же полными, точными, неподправленными. Научная группа обнаружила в Сан-Эстебане что-то похожее, с их точки зрения, на «пулю». Это было интересно. «Пули» – согласно общепринятой теории, шрамы в ткани пространства-времени, – по-видимому, сопровождали каждое явление темных богов из врат в человеческую реальность. В космических масштабах они были совсем малы, хотя само их существование переворачивало все человеческие представления об устройстве мира. Во времена, которые уже выглядели «старыми добрыми», «пули» легко обнаруживались, потому что появлялись в непосредственной близости к вызвавшей их причине. С тех пор сотни, тысячи или сотни тысяч проведенных врагом экспериментов теоретически должны были вызвать столько же мелких устойчивых аномалий, но без привязки к предметам, действиям или системам отсчета их поиски оказывались много сложнее поисков иголки в стоге сена. Пролом в реальности на Сан-Эстебане составлял несколько метров, почти не отмечался приборами, зато очень явственно влиял на человеческое сознание, плавая в полукилометре над поверхностью спутника одной из безжизненных малых планет. Группа усердно занялась исследованием, надеясь, что различия между «пулями» откроют важные сведения касательно механизма их действия. – Что? – спросил Фаиз. Элви недоуменно оглянулась. – Ты что-то промычала. Или крякнула. – А, это я просто задумалась. Раньше это была бы великая новость. Может, даже важнее того, что мы узнали в Адро. А теперь? – Трудно думать о парне, целящем тебе в висок, когда ты уже под обстрелом, – согласился Фаиз. – Сан-Эстебан был величайшей угрозой – пока не объявился Дуарте. – Дуарте не добивается нашей гибели. – Ты поручишься, что то, чего он добивается, не хуже смерти? Элви вернулась к сообщению. От доклада Очиды о «спонтанном алокальном перекрестном взаимодействии сознаний» у нее еще сильнее стянулся ком под ложечкой и заныли десны. Эффект проявлялся отчетливее там, куда ушли подвергшиеся первоначальному воздействию корабли: в Бара Гаоне, Ньивстаде, Кларке, Сан-Паулу, – что наводило на мысль о контактной передаче по типу инфекции, – но кластеры активности возникали и в системах со слабым контактным взаимодействием и высоким уровнем радиосвязи. Надежный предиктор включения в ульевое сознание: если кто-то из пострадавших знает о вашем существовании. Эпидемиологи разрабатывали модель передачи через знакомство и надеялись вскоре представить более полный отчет. В сознание Элви непрошено вторгся образ: огромная горящая сеть наподобие клеток человеческого мозга или сети знакомств в городе, где от одного побагровевшего узла кровь перетекала в соседние, а от них – в другие, связанные с ними. И так все дальше и дальше. Возьми наугад двоих людей – они связаны через семь, максимум восемь рукопожатий. Как ни разрослось человечество, как ни разлетелось по вселенной, все равно все чертовски близки друг к другу. – Недобрый признак, – заметила Элви. – Зато можно потребовать профилактической изоляции полковника Танаки и всей ее команды в камере сенсорной депривации. Хорошо было бы. Когда Очида перешел к докладу по гибели жителей Сан-Эстебана, в дверь постучали. Элви, открыв, увидела Кару. Лицо ее стянулось, руки девочка держала, будто пела в хоре. Элви без слов поняла, что ее сюда привело.