— И она засомневается в вашем рассудке. — Сначала. — Азатенай рыгнул, подняв палец. — Пока, наконец, мои слова не доставят ей величайший дар, на который я смел надеяться: она поверит в свою красоту. — И что случится? Соблазненная, утонет в ваших объятиях? Еще одна загадочная дева завоевана? Здоровяк — Азатенай повел рукой: — Ну нет. Разумеется, она бросит меня. Понимая, что найдет мужчину куда лучше. — Если вы считаете это ценным советом в искусстве любви, друг мой… прошу простить, но я поищу новую мудрость у кого-то еще. Гриззин Фарл пожал плечами. — Учитесь же на собственных ошибках, разбивайте нос. — Почему вы застряли в Харкенасе, Азатенай? — Правду, Сильхас Руин? — Правду. Гриззин на миг сомкнул глаза, как бы погружаясь в загадочные думы. Помолчал еще мгновение, затем глаза открылись и устремились на Сильаса Руина. Он сказал со вздохом: — Я удерживаю тех, что могли бы явиться на ваш спор. Отгоняю одним своим присутствием волков среди моего рода, готовых вонзить клыки в болящую плоть, чтобы полакомиться пóтом, кровью и страхом. — Азатенай поглядел на собеседника, который тоже изучал его. Кивнул. — Я держу врата, друг, в пьяной тупости затыкаю собой замочную скважину, будто погнутый ключ. Сильхас наконец отвел глаза, щурясь в сумраке. — Город стал смертельно тихим. Поглядите на остальных: присмирели перед непонятным и непознаваемым. — Будущее — женщина, заслуживающая второго и третьего взгляда, — сказал Гриззин Фарл. — Красота ждет размышлений? — Некоторым образом. — А когда мы ее найдем? — Как же? Она бросит нас. — Вы не так пьяны, как кажетесь. — Всегда, Сильхас. Но кому дано видеть будущее? — Кажется, вам. Или это вопрос веры? — Веры, которая зачаровывает, — ответил Гриззин Фарл, глядя в пустую кружку. — Я думал, — сказал Сильхас Руин, — что вы защитник этого будущего. — Я любимый евнух своей женщины, друг. Я не поэт и молюсь, чтобы ей хватило любви, выказываемой глазами. Совсем лишен певческого дара несчастный Гриззин Фарл. Вы слышите музыку? Это лишь мое мурлыканье под рукой ее жалости. — Он махнул кружкой. — Таким, как я, нужно брать что дают. — Вы сами себя отговорили от ночи с этой восхитительной служанкой. — Думаете? — Уверен, — подтвердил Сильхас. — Требуя больше эля, вы явно желаете заглушить разочарование от бесполезного флирта. — Увы мне. Нужно притворяться лучше. — Если не с обычными подданными Тьмы… Есть еще жрицы. — Вытащить погнутый ключ? Нет, не думаю. Через миг Сильхас Руин нахмурился и подался вперед: — Одни из запертых врат — ЕЕ? Гриззин Фарл поднес палец к губам. — Никому не говорите, — шепнул он. — Конечно, никто еще не пробовал пролезть в дверь. — Не верю. — Мой запах таится в темноте, навевая нежелание. — Думаете, белая кожа означает мою неверность, Азатенай? — Разве нет? — Нет! Гриззин Фарл поскреб заросший подбородок, как бы обдумывая участь молодого придворного. — Что ж, проклятие моим дурным расчетам. Изгоните меня? Я тяжелее камня, я упрямее краеугольного столба. — Каково ваше предназначение, Азатенай? Какова ваша цель? — Друг обещал мир, — отозвался Гриззин. — Я хочу отплатить. — Какой друг? Другой Азатенай? И что за мир? — Думаете, Сын Тьмы идет по горелому лесу в одиночестве. Не так. Рядом с ним Каладан Бруд, привязанный кровью клятвы. Брови Сильхаса Руина удивленно поднялись. — Не знаю, какой мир будет завоеван. Но на данный момент, друг мой, я решил: лучше убрать лорда Драконуса с пути Великого Каменщика. — Погодите, прошу. Консорт остается с Матерью Тьмой, под вашим влиянием впав в соблазн летаргии? Вы намекаете, что Драконус — и сама Мать Тьма — не ведают о творящемся за пределами Палаты Ночи? Гриззин Фарл пошевелил плечами. — Может быть, они смотрят лишь друг на друга. Откуда мне знать? Там темно! — Избавьте меня от шуток, Азатенай! — Я не шучу. Ну, не совсем. Терондай, столь любовно вырезанный на полу Цитадели самим Драконусом, лучится мощью. Отныне в Цитадели проявились Врата Тьмы. Такие силы отталкивают всякого, что желает войти. — Какую угрозу Каладан Бруд представляет для лорда Драконуса? Бессмыслица! — Да, так это выглядит… но я уже сказал слишком много. Возможно, Мать Тьма обратит взор на внешний мир и увидит то, что нужно увидеть. Даже мне не предсказать, что она может сказать любовнику и что сделать. Ведь мы, Азатенаи, здесь незваные пришельцы. — Драконус больше общается с Азатенаями, нежели любой другой Тисте. — Да, он хорошо нас знает, — согласился Гриззин. — Тогда это какой-то старый разлад между Драконусом и Великим Каменщиком? — Обыкновенно они избегают встреч. — Почему? — Не мне комментировать. Простите, друг. Сильхас Руин всплеснул руками, отстраняясь. — Начинаю сомневаться в нашей дружбе. — Я опечален. — Тогда мы сравняли счет. — Он встал. — Может быть, встретимся. Может, и нет. Гриззин смотрел в спину благородного воина. Видел, что другие глядят на белокожего брата Аномандера с надеждой, однако если они желали узреть решимость на лице Руина, сумрак не дал желаниям сбыться. Гриззин повозился в кресле, поймал взгляд служанки и с широкой улыбкой поманил к себе. * * * Верховная жрица Эмрал Ланир ступила на площадку, огляделась и нашла историка у дальней стены — казалось, он задумал броситься вниз, на камни. Она всмотрелась пристальнее. — Значит, таково ваше убежище. Он мельком глянул на нее через плечо. — Не все посты брошены, верховная жрица. Она подошла ближе. — Что же охраняете вы, Райз Херат, с таким тщанием? — Перспективу, полагаю, — ответил он и пожал плечами. — И что это вам дает? — Вижу мост. Беззащитный… и все же никто не решается его пересечь. — Думаю, — проговорила она, — нужно немного потерпеть, и мы увидим перемены. Отсутствие оппозиции временно. На его лице отразилось сомнение. Историк сказал: — Вы предполагаете в знати решимость, которой я еще не замечал. Если они и стоят, сжимая руками мечи у поясов — то готовы обернуться против мужа, разделившего ее темное сердце. Их снедает ненависть к Драконусу, да и зависть, наверное. Тем временем Вета Урусандер методично уничтожает оппозицию, и я не чувствую среди аристократии сильного сопротивления. — Они встанут по призыву лорда Аномандера, историк. Когда тот вернется.