— Ворону видней, — смиренно сказал Коряга. — Но я бы договаривался, а не воевал. Лучше получить меньше денег, чем маслину в брюхо. Не останавливаясь, он прошел дальше, заронив сомнения в души вояк. — А чего, лучше и вправду, без пальбы добазариться, — помолчав, сказал Погранец. — Всего бабла не загребешь, а без рук — запросто останешься… — Н-да-а-а… — задумчиво протянул Морпех. И тут же вроде щелкнул переключателем внутренних настроек. — Это не наше дело! — отрезал он. — Ворон сказал: надо делать — значит, будем делать! — Кто спорит? — пошел на попятный Погранец. — Тачки надо достать хорошие, а то ездим, как нищие… И документы фальшивые, на всякий случай… Коряга обогнал Бурого, который обсуждал с Чалым и Сявой переселение в один подходящий дом. — Туда и еще звено поместится. Можно тройку Шурупа позвать… Коряга догнал о чём-то тихо беседовавших Шурупа и Джузеппе. — Ну что, герои, обсуждаете, на что премию потратить? — Какую премию? — вытаращил глаза Джузеппе. — А что, Ворон не выделил? Он же сказал — без вас бы нас заколбасили! Парни переглянулись. — Если каждому давать, поломается кровать, — шепелявя, проговорил Шуруп. — Раньше за такие дела хорошо башляли, — пожал плечами Коряга. — Но Ворону видней! Он быстро пошел дальше. А Джузеппе и Шуруп непонимающе смотрели друг на друга. — Чего он сказал? — спросил Джузеппе. — Сказал, что бабло бы лишнее нам не помешало, — с трудом произнес Шуруп. — Слушай, а и то правда! — закивал Джузеппе. — И еще он сказал, что Ворону видней. — Тоже правда. А чего он хотел-то? Шуруп собрался объяснить, но зашитая губа болела, и он только махнул рукой. Дальше они шли молча. Но семена сомнений были посеяны в душах. Если, конечно, души у них имелись. * * * Синяки и гематомы сходят долго: если их усиленно лечить — то минимум неделю, если не лечить — не меньше семи дней. За это время Ворон часто и много общался с вояками. Они вошли во вкус порученной работы, и с энтузиазмом говорили об особом отделе, который должен выявлять предателей и шпионов среди братвы, об агентурном проникновении в ряды врага, для выведывания его планов, о внутренней структуре бригады — дисциплине, взаимодействии между звеньями и т. д. Ворону многое было непонятно, но он чувствовал, что бывшие военные говорят дельные вещи, которые пойдут на пользу им всем. Морпех даже представил план развития организации, который Ворон, по его мнению, должен был заверить своей подписью. — Ты что, доказательства для уголовного дела против нас готовишь?! — разозлился Ворон. — Сожги всё это! У нас так не принято. — Но нужно твое одобрение, — объяснил Погранец азбучную армейскую истину. Но Ворон таких истин не признавал. — Я одобрил! И никаких подписей. Военные пожали плечами. — Как скажешь, командир… — И не называйте меня командиром! — Хорошо… шеф! Только о некоторых вещах никому из пацанов знать не положено. Кто у нас будет особистом, и кого мы зашлем к херсонским — это тайна. Кроме тебя и исполнителей никто об этом знать не должен. — И Коряга? — спросил Ворон. — Тут ты смотри сам. — Морпех отвел взгляд в сторону. — Обычно замы в курсе дела. Но если ты ему не доверяешь… — Да нет… Это я так, для порядка, на него наехал. Короче, всеми этими военными штучками занимаетесь вы с Погранцом. Что необходимо — можно говорить Коряге. А я должен знать всё! — Ясно, шеф, — кивнул Морпех. * * * Через неделю, замазав тональным кремом следы побоев, Ворон с Корягой отправился в городскую полицию. Постовой настороженно встретил подозрительных русских с объемистыми сумками, но дежурный, увидев их, дал команду пропустить и лично проводил к кабинету со строгой вывеской: «Начальник городского отдела полиции Никола Анапев». Грозный начальник был полноватым мужчиной лет сорока, в тщательно подогнанной и выглаженной форме. Он поднялся навстречу вошедшим, приветливо улыбаясь, обнял каждого. Ходившие по Анпакуровскому рынку слухи о дружбе вороновских с полицией обретали свое подтверждение. — Слышал, слышал про ваши проблемы, — с легким акцентом сказал по-русски начальник, рассматривая покорбованные лица гостей. — Правда, у другой стороны дела еще хуже — руки ноги сломаны, вывихи, сотрясение мозга… — Какие проблемы, дорогой?! — отмахнулся Ворон. — Это так, мелочи. Вот, смотри, что мы тебе принесли… Он вынул из сумки трехлитровый баллон черной икры, несколько бутылок армянского коньяка «Двин» и слегка промаслившийся пакет толстой оберточной бумаги. — А здесь рыбцы, чебак, шемая, — всё из Красной книги. — Книги?! — удивился Анапев, нюхая пакет. — Непохоже! — Ничего, разберешься! А эта сумка для Асена Данчева… — Так давай его позовем! — оживился начальник. — И выпьем по стаканчику… — У нас предложение получше! — перебил Ворон. — Завтра выходной, поедем на рыбалку! — Отличное предложение, — кивнул Никола. — Ну, и договорились! * * * В море вышли ближе к полудню, когда лодки с туристами, наловившими по ведру бычков и сардины, уже возвращались к берегу. Кто-то из них наверняка сейчас смотрел с усмешкой на чудаков, собравшихся так поздно на рыбалку. А кто-то, наверное, думал, что на таком козырном белоснежном катере, несущимся, как торпеда и оставляющем пенный бурун на спокойной синей воде, на рыбалку не ходят, а только катают смешливых девушек в крохотных купальниках, которых в данном случае в поле зрения не наблюдалось… Пассажирам скоростного глиссера было ровным счётом наплевать и на тех, и на других. Стоявший за штурвалом Коряга прибавил газу, мощный японский мотор загудел натужнее, и лодки с туристами качнуло волной от быстро крутящегося винта. — Так, давай их! — весело кричали плотные волосатые мужики с заметно отросшими брюшками — начальник полиции Никола Анапев и его заместитель по общественной безопасности Асен Данчев. — Так мы за час море переплывем! Конечно, это было преувеличением, но катер действительно был улетным, Ворон одолжил его у начальника порта, и для рыбалки он, строго говоря, не предназначался. Но для дружеского общения, укрепления отношений и дипломатических переговоров подходил вполне. В открытом море волны были больше, чем в заливе, но суденышко было достаточно тяжёлым, чтобы сглаживать качку. Погода вообще в этот день благоволила: ветер не сильный, солнечно, тепло, но не жарко. После того как брошенный Корягой якорь плюхнулся в воду, Ворон, как радушный хозяин, собственноручно установил в кормовой части небольшой раскладной стол и принялся его сервировать. Гости, усевшись на левый борт, с интересом наблюдали за процессом: как на столе появляются бутерброды с чёрной икрой, янтарные, истекающие жиром рыбцы, бастурма и суджук, тонко порезанный сыр и сырокопчёная колбаса, холодное жареное мясо, помидоры, огурцы, красные и зеленые болгарские перцы, кинза, петрушка и укроп, лимон… — Это донской стол, — пояснил Ворон. — На Дону живет много наций и лучшее из каждой кухни становится нашим блюдом… Он знал, как красиво сервировать стол, поэтому не взял пластиковые тарелки и картонные стаканчики — фарфоровые тарелки, хрустальные бокалы, серебряные вилки создавали праздничную атмосферу и подчёркивали уважение к гостям. Впрочем, полицейские не придавали таким мелочам значения и больше оживились, когда хозяин выставил из сумки-термоса несколько бутылок пива и бутылку коньяка. — «Ахтамар», армянский, — пояснил он. — Это, извиняюсь, не «Плиска»… Коряга ещё раз всмотрелся в экран эхолота. — Все точно, шеф, — доложил он. — Правильно встали. Как раз на банке.[2] — Молодец! Прошу всех к столу, — сказал Ворон, наполняя бокалы. — Может, сначала удочки бросим? — предложил Данчев. — Для порядка. Рыбалка все-таки…