я так же не ожидал, что она начнёт ласкать свою киску в исповедальне. Люди могут вас удивить. Она смыкает губы и усмехается. – Я не специально. Я имею в виду, что я была там, и я не могла отключить уши. Я вздыхаю и покачиваю головой. – Как много ты слышала? –Достаточно, чтобы знать, что раньше у тебя была совсем другая работа. – Ты можешь сказать это вслух, – говорю я. – Нет необходимости скрывать, если ты уже знаешь всё. Она облизывает губы и делает большой вдох. – Ты был дилером. Я ничего не говорю, но думаю, отсутствие отрицания говорит о многом. – Или ты что–то делал с этими дилерами. Что ты делал? – Всё, что мне говорили. –Как давно? – спрашивает она. – Достаточно… девять лет. –Вау. Значит, тебе вроде как… тридцать сейчас? Я усмехаюсь. – Достаточно близко. Двадцать девять, – отвечаю я, глядя ей прямо в глаза. – Ну, а тебе? –Двадцать пять. Но я слишком зрелая для своего возраста О, да… это я уже понял. – Тогда почему же ты стал проповедником? –спрашивает она. Я делаю глубокий вдох, надеясь, что этот разговор не зайдёт слишком далеко. – О, ты знаешь. Я вроде как скатился до него. –Как? Прищурившись, я смотрю на неё. – Ты, конечно, задаёшь много вопросов. – Мне просто любопытно, – она пожимает плечами. – Я хочу узнать парня, которому я показал свою киску. Я громко смеюсь над этим комментарием. Ничего не поделаешь. Её тёмный юмор так хорошо совпадает с моим. – В точку, – размышляю я. – Но разве твои братья не ждут снаружи? – Нет, я сказала Диего отвезти Бруно домой. –Хм… так что у тебямного свободного времени. – Я облизываю губы только при мысли о том, чтобы трахать её прямо здесь, на этой скамье. Я такая грязная свинья. – Так что… поговорим, – она подмигивает, отталкивая меня от моих нечестивых фантазий. – Ну, если ты действительно хочешь знать, – я откашлялся, откидываюсь на деревянную скамью и смотрю на большую статую сзади.– Я не был хорошим ребёнком когда–то. Я имею в виду, мои родители… они были наркоманами, так что ничего не могли сделать для меня. Она всё ещё смотрит на меня пристально, несмотря на то, что я делюсь тёмными кусочками свой жизни, поэтому я продолжаю. – Поскольку они не заботились обо мне должным образом, я позаботился о себе сам. И через некоторое время… я сбежал. – Оу, вау… –Да. Я оказался в этой церкви, прямо здесь. Маргарет, ты её знаешь. Она практически вырастила меня. –О, мой… Я этого совсем не ожидала. Неудивительно, что иногда слышу, как ты иногда называешь еёМамой. Я киваю. – Она для меня, как мать. Единственная, кто действительно заботилась обо мне. –Значит, тебя действительно хорошо подготовили к роли проповедника? – И да, и нет, – я снова вздохнул. Мы приближаемся к той части, которую я больше всего ненавижу. Части, о которой я больше всего жалею. – Когда родители не заботятся о своих детях, это оставляет след в их жизни. Как шрам. Он никогда не исчезает, независимо от того, как вы пытаетесь его стереть. Когда я появился у родителей, хотя они никогда не хотели меня, в первую очередь, это заставило меня чувствовать себя ненужным. –Должно быть, было ужасно… – она прикусывает губу, но прислушивается к каждому моему слову. – Так и было, в основном потому, что я не мог справиться с этим чувством отчуждения. Всё ещё не могу. Посмотри на меня. Я из–за этого пьяница, бесполезная хуйня. –Эй, ты не ужасен. У нас у всех есть багаж, – говорит она. – Я имею в виду моих братьев, и я убежала от нашего отца и начала жить с нашей тётей, потому что он был так жесток. А когда она умерла, я была единственной, кто смог заботиться о моей семье. – Наверное, тебе было тяжело, – говорю я. –Да, но у всех есть прошлое, которое формирует нас. Это не всегда плохо. –Я… – вздыхаю я. – Мне этого никогда не хватало. Независимо от того, что делала Маргарет, она не могла заполнить пустоту, оставленную моими родителями. Я становился всё более недовольным собой и миром, несмотря на то, что она старалась сделать его как можно радостнее. Я всё ещёищу свою ценность где–то в другом месте. Я хотел