– Скажите, Руш, – спросила напрямик Бакстер, – вы ищете смерти? – Почему это? – Он засмеялся и был явно удивлен. – Я не шучу. – Конечно, нет! Послушайте, кому-то же надо было туда пойти и… – Речь не об этом. – Вам интересно, почему я просил в него не стрелять? Но ведь парень был нужен нам живым. Еще чуть-чуть, и он назвал бы имя того, кто… – Я совсем не это имела в виду, – перебила его Эмили. Они на несколько мгновений умолкли – позади них прошел бездомный с тележкой из супермаркета. – Когда Кертис ринулась вас спасать, я не пошла за ней, я стояла у боковой стены за Куклой… и смотрела на вас… Руш ждал продолжения. – Вы улыбались. – Улыбался? – Когда первый выстрел не сразил его наповал, он направил на вас пистолет, вы закрыли глаза и… улыбнулись. – Может, вам показалось? – сказал агент. – Я пока еще верю своим глазам, – ответила она, ожидая объяснений. – Даже не знаю, что вам сказать. Не помню, чтобы я улыбался. Для этого вроде бы не было ни малейшего повода. Что же касается вашего вопроса, то уверяю вас: нет, я не ищу смерти. Можете мне поверить. – Ну хорошо, – ответила Бакстер, – но я по личному опыту знаю: когда кто-то начинает безрассудно играть своей жизнью, в конечном итоге страдают те, кто его окружает. Стало тихо. Через несколько мгновений с бесцветного дерева слетел голубь. Они проводили его глазами, глядя, как он направляется к Рузвельт-Айленд и мосту Куинсборо. – Я сегодня облажался, – произнес Руш, неподвижно уставившись на реку, – надо было сразу понять, что тот человек жив. Узнай я об этом на пару секунд раньше, все было бы по-другому. – Да как, черт возьми, вы могли это узнать? – спросила Бакстер. – У него шла кровь. – Кровь? – Да. Ярко-красная, вытекала из ран, – ответил Руш, страшно недовольный собой, и повернулся к ней. – У мертвецов кровь не идет. – Обязательно это запомню, – заверила она огорченного коллегу. – Пойдемте, – сказал Руш, – у нас много работы. – Какой еще работы? Арнольдс ведь ничего не сказал. – Еще как сказал! Парень сообщил нам, что сделал это не добровольно, а по чьему-то указанию – им манипулировали. В этом контексте приобретает особую актуальность вопрос об остальных убийцах. Может, они не были членами тайной секты, может, ими просто руководил один человек? – «Он», – произнесла Бакстер, вспомнив слово, которое донеслось из крохотного динамика телефона во время разговора Дамьена с убийцей. – Совершенно верно, он, – кивнул Руш, – мы явно подошли к делу не с той стороны. Я думаю, между убийцами в обязательном порядке должна быть связь: у каждого из них было уязвимое место, каждого можно было шантажировать или напугать. Если мы найдем эти слабые точки, мы сможем понять, кто мог использовать их в своих интересах. – Тогда с чего начнем? – Во время обыска квартиры Арнольдса эксперты нашли карточку регистрации посещений врача. Он лечился у психиатра. – У него, похоже, и в самом деле были… проблемы, – тактично произнесла Бакстер. – И кто нам лучше о них расскажет, как не его мозгоправ? Глава 13 Суббота, 12 декабря 2015 года, 2 часа 15 минут дня Когда Бакстер и Руш зашли в региональное отделение ФБР, Кертис там не оказалось. На их звонки она тоже не отвечала. Не зная точно, засиделась ли агент за обедом или же, по вполне объяснимым причинам, решила сегодня в офис больше не приходить, они решили взяться за дело без нее. Адрес врача, нацарапанный на тыльной стороне ладони Руша, привел их в большой дом на 20-й Ист-стрит, окна которой выходили на Гремерси-парк. Бакстер и Руш поднялись по лестнице, обрамленной внушительными колоннами. Когда они вошли в шикарную приемную и им предложили сесть, Бакстер почувствовала, что одета недостаточно официально. Не желая разбираться с бесчисленными кнопками кофе-автомата, она налила себе стакан воды и устроилась напротив Руша. Царившую вокруг тишину смягчала классическая музыка. – С Кертис встретимся в отеле, – сказал Руш не столько Бакстер, сколько себе, видя, что она в течение пяти минут не произнесла ни слова, – вероятно, ей потребуется какое-то время, чтобы восстановиться. – Одного времени здесь, пожалуй, будет мало, – ответила Эмили и с красноречивым видом оглядела интерьер, намекая на помощь психиатра. – Хм-м… – Что? Это помогает. – Начальство обязательно предложит ей что-то подобное, это без сомнения. – А вы что, имеете что-то против? – с вызовом спросила Бакстер. Когда вокруг дела Тряпичной куклы поулеглись страсти и прошло достаточно времени, чтобы осмыслить случившееся, Эмили захотелось с кем-нибудь все обсудить. Раньше она всегда считала, что подобная мера – удел личностей слабых и неспособных справиться с превратностями повседневной жизни, но это, как оказалось, было ошибкой. Ей было гораздо проще говорить о своих чувствах с совершенно чужим человеком, нежели с близкими и знакомыми, которые могли ее осудить и всегда ждали от нее чего-то большего. После нескольких сеансов она постепенно смирилась со смертью одного из своих самых близких друзей – Бенджамина Чемберса, ставшего для нее не столько коллегой, сколько отцом. – Я не против, чтобы к их услугам прибегали другие, – ответил Руш, – но мне самому это не пришло бы в голову. – Еще бы, вы слишком сильная личность, чтобы сталкиваться с душевными проблемами, да? – отрывисто бросила Эмили, понимая, что этим выдает собственные переживания. – Можно сказать, само совершенство. – Ну, до совершенства мне далеко, – спокойно ответил Руш. – Вы так думаете? Приказать коллегам спокойно смотреть, как тебя будут убивать, накричать на друга, застрелившего ни в чем не повинного человека, чтобы тебя спасти, и улыбаться, глядя в глаза психопату, который навел на тебя пистолет. – Опять вы за свое. – Я это к тому, что если кому-то и надо поговорить со специалистом о своем дерьме… то это вам. – Вы закончили? – спросил Руш. Бакстер промолчала, подозревая, что переступила черту. Некоторое время они сидели молча, пока медсестра, исполнявшая обязанности секретаря и до этого бросавшая на них хмурые взгляды, не утратила к ним всякий интерес. – Я хожу в церковь, – сказал Руш, вновь переходя на дружелюбный тон, – и пока вы были в больнице, тоже был в церкви. Вот где я, выражаясь вашим языком, говорю о своем «дерьме» каждый божий день, полагая, что его у меня накопилось куда больше, чем у других. Какие-то нотки в голосе Руша дали Бакстер понять, что это чистая правда. – Вы неправильно меня поняли, – продолжал он, – я не осуждаю людей, нуждающихся в помощи – без нее никому не обойтись. Но при этом не верю тем, кому платят за то, чтобы меня слушать. Мне ненавистна сама мысль о том, что совершенно посторонний человек будет знать обо мне вещи, которые я – как и все остальные – так тщательно скрываю от окружающих. Ни одна живая душа не должна обладать над человеком такой властью. Бакстер никогда об этом не задумывалась, полагая, что ее психотерапевт, весьма влиятельная дама, относится к проблемам пациентов с профессиональной дистанцированностью. Неужели она обманывала саму себя, считая, что представителя подобной профессии связывают законы и служебный этикет даже более строгие, чем те, которые она сама с такой завидной регулярностью попирала на своем посту? Неужели упорно игнорировала тот факт, что рот у этой женщины, в точности как и у других людей, расположен всего в паре дюймов ниже алчных ушей? Она принялась в подробностях вспоминать каждый фрагмент своих бесед с терапевтом, но в этот момент их позвали к доктору Эрану. Его роскошный кабинет представлял собой более комфортный и непринужденный вариант приемной – с извечным дежурным деревом у окна. Он пригласил их сесть к его аккуратному столу. Перед ним лежала толстая папка с материалами Гленна Арнольдса. – Могу я посмотреть ваши документы, перед тем как переходить к делу? – вежливо, хотя и твердо, спросил врач. Увидев перед собой удостоверение Бакстер, выданное полицией Лондона, он поднял брови, но ничего не сказал. – Насколько я понимаю, вас интересует информация об одном из моих пациентов. Полагаю, мне нет необходимости напоминать, что большая часть содержащихся в этой папке сведений представляют собой врачебную тайну. – Он мертв, – бросила Бакстер. – Да? – ответил доктор Эран. – Какое несчастье. Но это никоим образом не отменяет того факта, что… – Перед смертью он убил человека, – продолжала Бакстер. С технической точки зрения это было неправдой, но настоящая история была слишком запутанной. – Понятно.