Когда изумление Офелии при виде такого механического балета слегка улеглось, ей сразу бросилось в глаза разительное несходство Елены со статуями, которые горделиво высились на городских улицах. Ее нос и уши напоминали слоновьи, как будто природа переусердствовала, трудясь над чертами лица этой великанши. Да и все остальное также отличалось уродливой диспропорцией: голова была слишком велика для тела, пальцы – ненормально длинны для кистей рук, грудная клетка – чересчур широка. На огромном носу сидел сложный оптический аппарат с десятками разных линз. Словом, Елена выглядела гигантской живой карикатурой на саму себя. Студентка, которая привела Офелию, закрыла дверь изнутри и, взявшись за рукоятку большого колеса, похожего на штурвал, начала его вращать, словно запирала сейф. Тотчас же все разнообразные шумы, оживлявшие здание школы, стихли, сменившись абсолютным безмолвием. Теперь Офелия заметила, что в кабинете нет ни одного окна – его освещали только шарообразные лампы да еще какой-то загадочный перископ, спускавшийся с потолка. – Говард Харпер. Внезапно прозвучавший голос правительницы – скрипучий, протяжный, замогильный – отразился гулким эхом от мраморных стен и железных механизмов комнаты. У Офелии даже мелькнула мысль: уж не вызывает ли Елена духа какого-то мертвеца? – В то давнее время бесправные еще носили имена, – продолжала Елена, тщательно выговаривая каждый слог. – Все они нынче канули в небытие. Все, кроме одного – Харпера. Даже я, страдающая очень плохой памятью, знаю это имя. А вам, юная особа, оно знакомо? – Нет, мадам, – растерянно ответила Офелия. К чему клонит Елена? Или, может, такова обычная процедура при отборе кандидатов? – Говард Харпер – человек, благодаря которому возведено здание, где вы сейчас находитесь, – объявила правительница, тяжело откинувшись на спинку кресла. – До него этот маленький ковчег был всего лишь скалой, покрытой джунглями и окутанной облаками; на нем существовала тогда всего одна Школа виртуозов – моего брата и его дражайшего потомства. А у меня никогда не было детей. Из всех Духов Семей только я поражена бесплодием… и это лишь один из моих изъянов, – добавила она с иронией, сделавшей ее голос еще более скрипучим. – Говард Харпер указал мне выход: он стал моим первым Крестником. – Награда… – прошептала Офелия. – Да, награда. И, будь вы чуточку образованнее, вы бы тотчас определили ее владельца. Я слушала отсюда вашу так называемую экспертизу и нашла ее прискорбно убогой. Незнание истории, отсутствие датировки, бледные характеристики. Ваше семейное свойство интересно, но вы, юная особа, совершенно невежественны. И если бы вы попались в западню, расставленную экзаменаторами, и прочитали самописку, то не стояли бы сейчас в моем кабинете. Офелия стиснула руки, заложенные за спину. Ей пришлось выслушать в жизни немало оскорблений, притом гораздо более жестоких, но это поразило ее в самое сердце. Чтение было единственной областью, в которой она могла блеснуть подлинным мастерством. И критика ее способностей оскорбила девушку до глубины души – она и не подозревала в себе такой обидчивости. – Я нездешняя, мадам. И я не могла знать… Елена раздраженно махнула рукой. – Нет, вам надлежало знать. В этом-то и заключается разница между любителем и профессионалом. Невежество – страшный недостаток, особенно у человека с таким дарованием, как ваше. Ну что ж, пожалуй, я займусь его искоренением. Офелия, до боли сжимавшая руки, от неожиданности опустила их. – Вы… вы принимаете меня в Школу виртуозов? Одна из механических конечностей выдвинула ящик, достала оттуда лист бумаги и протянула его Офелии. Это был официальный документ – свидетельство о зачислении в Школу. Губы Елены раздвинулись в улыбке, обнажившей устрашающее количество зубов, – точь-в-точь как у акулы. – Сейчас, юная особа, я не говорю вам «Добро пожаловать в „Дружную Семью“». Я скажу это через три недели, если вы еще будете среди нас. Вам придется трудиться день и ночь, чтобы наверстать упущенное, прежде чем вы станете настоящей предвестницей. Традиция Офелия так спешила сообщить Амбруазу хорошую новость, что поскользнулась и чуть не упала на крыльце главного корпуса. Нависшие над ковчегом облака разразились буйным ливнем, и вода каскадами лилась вниз по ступеням. Запах растительности, сильно ощутимый на солнце, теперь, под дождем, стал и вовсе одуряющим. – Ты куда это, стажерка? Офелия взглянула сквозь мокрые очки на смутный силуэт, маячивший на крыльце, под стеклянным навесом. Это была студентка, которая провела девушку в кабинет Елены. Расшитые серебром баски[16] ее форменного пиджака трепетали на порывистом ветру, как флажки. Студентка указала на галерею с аркадой, примыкавшую к главному зданию. – Мы пройдем по ней. Все корпуса Школы соединены такими галереями, так что дождь нам не страшен. – Видите ли, я должна вернуться в город, – объяснила Офелия, чья тога намокала с угрожающей скоростью. – Мне не хотелось бы упустить последний трамаэро… – Нет, ты пойдешь со мной. Тебе предстоит церемония посвящения в ученики Школы. Такова традиция. Дождь забарабанил по ступеням крыльца с удвоенной силой, заглушив голос студентки. Офелии поневоле пришлось подняться обратно, шагая по лестнице против потока дождевой воды. – Церемония? Так скоро? Да ведь меня только что приняли. – Твой испытательный срок начался с сегодняшнего дня. Ты не должна покидать Школу в течение первых трех недель, разве что получишь специальное разрешение у леди Елены. Если нарушишь это правило, она сочтет, что ты отказалась от учебы, и никакого второго шанса тебе уже не представится. Так что хочешь идти домой – иди, никто тебя здесь не держит, – добавила студентка, повернувшись к Офелии спиной. Делать было нечего, Офелия пошла за ней следом. Не успела она порадоваться своему успеху, как ее настигло разочарование. Неужели ей придется сидеть целых три недели на этом крошечном ковчеге? Значит, до истечения срока она не сможет вести свое расследование в Секретариуме Мемориала? «А как же Амбруаз? – вдруг подумала девушка, выжимая мокрый подол тоги. – Его наверняка встревожит мое отсутствие». – Это посвящение больше похоже на заключение. – М?м-м? – Студентка удивленно обернулась, словно только сейчас обнаружила позади себя новенькую. – Ты подписала договор, стажерка, и, значит, приняла его условия. Леди Елена предоставляет тебе жилье, питание и обеспеченное будущее. А ты, со своей стороны, должна беспрекословно подчиняться ее правилам. Такова традиция. Офелия мысленно выбранила себя за то, что невнимательно прочитала документ. Протерев очки, она украдкой посмотрела на свою провожатую. Длинные рыжие волосы, бледное лицо, приспущенные веки, нахмуренные брови, маленький носик и тонкие губы: весь ее облик, как и голос, свидетельствовал о холодном равнодушии. Единственное, что ему противоречило, это фейерверк ярких веснушек на щеках. Студенческая форма, плотно обтягивающая высокую худощавую фигуру, подчеркивала отсутствие женственных форм. В общем, полная противоположность Офелии. – А вы тоже стажерка? Простите, я не знаю, как вас зовут. – М?м-м? – снова отозвалась девушка, стряхнув задумчивость. – Меня зовут Элизабет. И, начиная с сегодняшнего дня, мы с тобой соперницы. А точнее, смертельные враги. Она замолчала, и теперь Офелия слышала только шум дождя. – Ладно, я пошутила, – добавила наконец Элизабет, сделав еще несколько шагов. – Я уже курсантка-виртуоз, аспирантка. А стажерам до курсантов далеко, как до неба. Так что мы не будем ни соперницами, ни противницами. Я командир второго подразделения роты предвестников. По всем вопросам ты должна обращаться ко мне. В общем, добро пожаловать. Все это она произнесла отчужденно и высокомерно, без тени улыбки. Даже мелодичный говор Вавилона в ее устах звучал сухо и монотонно. – Простите за нескромный вопрос, Элизабет, каково ваше семейное свойство? – М?м-м? У меня его нет. Офелия недоуменно подняла брови. – А мне говорили, что здесь очень редко встречаются бесправные. – Да, в настоящее время я единственная их представительница в «Дружной Семье». Могу назвать только двух своих предшественников – Говарда Харпера и Лазаруса. – Лазаруса? Того, кто создает роботов? Я не знала, что он бывший виртуоз. «Значит, Амбруаз скрыл это от меня», – подумала Офелия. И у нее возник новый вопрос: почему он пытался отговорить ее от поступления в «Дружную Семью», если тут учился его родной отец? – Это должны знать все без исключения. Особенно ты, раз готовишься в предвестницы. Шагай быстрей, стажерка. Офелия и хотела бы выполнить приказ, но из них двоих медленней шла как раз Элизабет. Аспирантка то и дело приостанавливалась, вытаскивала из кармана пиджака блокнот и делала какие-то записи, после чего яростно зачеркивала каждую из них, что-то бормоча сквозь зубы. Да, эта девушка вела себя более чем странно. Но скоро Офелия убедилась, что Элизабет с ее причудами здесь далеко не исключение. Целая ватага циклопов бегала вниз головой по потолку галереи и при этом выкрикивала во все горло физические формулы. Молоденькая тотемистка, уткнувшись в книгу, шагала им навстречу в окружении густого роя комаров, которые зудели у нее над ухом, но не жалили. Тут же разгуливал старик, явно выживший из ума: он растопыривал пальцы и, хихикая, пропускал между ними электрические разряды. И все они были одеты в темно-синюю форму с серебряными галунами. «Неужели и эти люди тоже студенты-виртуозы?» – подумала Офелия. Она поднялась следом за Элизабет по целой череде лестниц, ведущих к зданию особенно внушительного вида, напоминавшему высокую узкую стрелу. Оно стояло на самом краю ковчега, и его ограда служила границей между островом и небом. Гигантские скульптуры в виде слоновьих голов, украшающие фасад здания, выглядели так сурово, что отбивали всякую охоту улыбнуться. – Это общежитие, – объявила Элизабет, снова что-то вписывая в свой блокнот. – Здесь ты будешь спать, мыться, питаться и дежурить по отделению. И не надейся на помощь роботов: у Детей Поллукса их полным-полно, а леди Елена раз и навсегда решила, что ее Крестники должны обслуживать себя сами. Офелия переступила порог и запрокинула голову так сильно, что у нее заныли шейные позвонки. Внутри общежитие напоминало Мемориал, правда, более скромных размеров: здесь в центре также был просторный атриум, вокруг которого спиралью шли вверх галереи. Аудитории располагались всюду: на полу, на стенах, на потолках. Под самой крышей студенты, висевшие вниз головой, шумно обсуждали что-то из области риторики; нижние, напротив, требовали тишины, чтобы сосредоточиться на своих заданиях; некоторые поднимались по трансцендиям, толкая перед собой тележки с бельем для прачечной; другие производили какие-то загадочные опыты в боксах для практических работ. В помещении, где звучали говоры всех ковчегов, стоял неумолчный гул, как в улье. У Офелии сжалось сердце. Даже здесь, даже сейчас она помимо воли искала среди студентов самого высокого и самого молчаливого. Что, если Торн избрал тот же путь, что и она? Что, если он тоже решил проникнуть в тайны Мемориала через «Дружную Семью»? – А в вашей Школе много виртуозов? – спросила она у Элизабет. – М?м-м? Да, довольно много. Тут есть рота предвестников, рота нотариусов, рота писцов-секретарей, рота охранников и всякие другие. Каждая рота состоит из двух подразделений: Крестники Елены – здесь, у нас, а Дети Поллукса – вон там. И Элизабет махнула в сторону большого балкона, откуда можно было разглядеть сквозь струи дождя громадину на соседнем ковчеге. – А почему вас разделили, если студенты проходят одно и то же обучение? – Потому что такова традиция. И Элизабет принялась задумчиво жевать на ходу ластик своего карандаша, не отрывая глаз от записей в блокноте; ее длинные волосы колебались в такт походке. В одном из боксов, где сидел вниз головой экспериментатор, раздался взрыв, оттуда повалил густой дым и донеслись возбужденные крики, но Элизабет не обратила на это ни малейшего внимания. Судя по всему, она была не расположена к беседе. Зато Офелия хотела поговорить. – Меня привело сюда объявление в Мемориале. Я узнала о наборе предвестников в группы чтения и решила попытать счастья. Уверена, что учеба в вашей Школе мне по силам. Элизабет искоса взглянула на нее, перестала жевать ластик и остановилась. Ее взгляд, миг назад блуждающий и отчужденный, сверкнул как молния. Изменился даже ее голос – теперь он дрожал от ярости: – Можешь распрощаться со своей уверенностью! Как ты смеешь судить о нашей Школе? Твой талант… пока это всего лишь болванка, из которой еще нужно что-то выковать. В группах, которые ведет Лорд Генри, требуется такое мастерство, до которого твоим рукам далеко; скорее всего, ты его никогда не освоишь. Офелия так судорожно сжала кулаки, что кожаные перчатки заскрипели от натуги. За сегодняшний день ее профессиональную гордость уязвили уже дважды, а ведь ей было чем гордиться… Элизабет продолжала смотреть на нее в упор поверх своего блокнота, однако в глазах аспирантки не было ни враждебности, ни дружелюбия: казалось, она хладнокровно ждет взрыва возмущения своей жертвы. Но Офелия заставила себя выровнять дыхание и разжать кулаки. Теперь ей стало ясно главное: благонамеренному гражданину, а уж тем более виртуозу, не подобает выпячивать индивидуальные достоинства. Интересы коллектива куда важнее личного честолюбия. – Вы правы. Чем больше я узнаю об окружающем мире, тем лучше понимаю, как плохо знаю его.