– Ее… перевели, sir. – Есть шанс, что она когда-нибудь вернется к своим обязанностям? – Пока еще рано утверждать что-либо определенное. «Ага, значит, Медиана все-таки жива», – такова была единственная связная мысль, возникшая у Офелии на этой стадии разговора. – И как вы теперь расцениваете несчастный случай с miss Сайленс? – Я не понимаю вашего вопроса, sir. Торн отвернулся от пюпитра. – Сердечный приступ, погубивший одного из наших сотрудников, я называю несчастным случаем. Как вы квалифицируете второй подобный инцидент? – Как прискорбное совпадение, sir. И тот и другая держались вполне корректно, но Офелия почувствовала в их голосах возрастающее напряжение. Если у Торна было совершенно непроницаемое лицо, то лицо Леди Септимы явственно выдавало отвращение к собеседнику. Она ни разу не посмотрела ему в глаза; ее огненные зрачки вперились в его искалеченную ногу. Знала ли она, что стоявший перед ней человек наделен феноменальной памятью и грозными когтями? Он был гораздо выше ее, но она видела в нем молокососа, который никогда не достигнет ее статуса. И это объяснялось не только их разницей в возрасте. Офелия вспомнила, что Леди Септима точно так же обходилась со старым уборщиком, с предвестниками Елены и даже с Медианой. Тех, кто не принадлежал к потомству Поллукса, она считала всего лишь винтиками, необходимыми для нормальной работы механизма; а если они выходили из строя, их просто надлежало заменить новыми. – Нам придется ускорить темпы работы групп чтения, – объявил наконец Торн. – Генеалогисты уже проявляют нетерпение, а внезапная инспекция с их стороны не нужна ни вам, ни мне. Особенно в данный момент, при подобных… совпадениях. Слово «Генеалогисты» прозвучало в разговоре уже второй раз; Офелия знать не знала, что они собой представляют, но по крайней мере поняла, что эти люди находятся на вершине властных структур Вавилона. И что Торн намерен держаться от них подальше. – Мы отменим все увольнительные вплоть до нового распоряжения, – ответила Леди Септима, щелкнув каблуками. – Отныне чтения будут начинаться еще раньше и заканчиваться еще позже. – Хорошо. Лишь бы изменение расписания не отразилось на качестве. Пока что ваши курсанты допускают слишком много неточностей, я уж не говорю об ошибках в кодировании. Леди Септима кивнула, но ее лицо буквально оледенело. Офелия переживала муки ада. Торн явно не сознавал, что оскорблять пособницу Бога здесь и сейчас – последнее, что нужно делать в их положении. И именно в этот момент Леди Септиме понадобилась жертва, на которую она могла излить свою ярость. Долго искать не пришлось: жертва была у нее перед глазами. – Курсант Евлалия, вы еще долго собираетесь бездельничать? Перестаньте позорить меня и докажите Лорду Генри, что вы способны оправдать его ожидания! Офелии почудилось, будто вся кровь в ее теле внезапно застыла. Торн наконец удостоил ее своим вниманием. Он повернулся к ней… и на его лице ровно ничего не отразилось. Ни изумления, ни растерянности. Равнодушный взгляд, который один незнакомец обращает на другого незнакомца. – Я вас не разочарую, – объявила девушка. И с облегчением констатировала, что ее голос при этом звучал ровно. Более того, она стойко, даже без явной дрожи выдержала устремленный на нее взгляд, словно и впрямь была не собой, а кем-то другим. «Я – Евлалия, – твердила она себе, – а человек, стоящий передо мной, – Лорд Генри». Вот так, очень просто. Длинная рука Торна взяла с пюпитра записи Медианы и протянула их Офелии через всё разделяющее их пространство, при том что сам он не сделал и шага в ее сторону. Робот. – Даю вам три дня, чтобы выучить этот перевод наизусть и овладеть методикой обращения со старинными документами. Затем вы будете являться сюда каждый вечер, после работы в группах чтения. Три дня. Я достаточно ясно выразился, курсантка Евлалия? Слова Торна обрушились на девушку, как ледяной град. Вряд ли ему удалось бы выразиться более жестко, если бы они никогда в жизни не встречались. Он и в самом деле держался именно так, и Офелию, стоявшую столбом с листками в руках, одолело мучительное сомнение: да узнал ли он ее?! Подозрение – Мне нечего… тебе… сказать… – Она же была… членом нашей группы! Я имею право… знать… – Ты меня… отвлекаешь… Офелия с трудом бежала по пыльной дорожке стадиона. Часы показывали шесть утра – наименее жаркое и влажное время дня, – но ее легкие уже горели огнем. Единственным, пусть и жалким утешением было то, что Элизабет, которой также вменялись в обязанность эти ежедневные забеги, передвигала ноги через силу, как и она сама. Аспирантка водрузила на голову нелепейший радиошлем, из которого с шипением доносилась запись какой-то научной лекции, но он скорее стеснял ее, чем помогал бежать. – Где Медиана? – настаивала Офелия. – Куда они ее… увезли? – Это тайна. Я не имею права… разглашать… эту информацию… Обессиленная Элизабет, хрипло дыша, остановилась посреди дорожки и согнулась в три погибели. Одной рукой она придерживала шлем, не давая ему упасть, другую прижала к боку. Ее обычно бледное лицо сейчас так побагровело, что на нем стали неразличимы веснушки. Офелия подстерегла аспирантку на стадионе, чтобы добиться ответа на свои вопросы. Вот уже три дня, как она натыкалась на стену молчания, три дня, как ее соседи по спальне косились на нее издали, не удостаивая ни словом. Девушка почувствовала, что ее терпение истощилось, а Элизабет была единственной в роте предвестников, у кого не хватало сил сбежать от нее на стадионе. – Но вы можете хотя бы объяснить, что произошло? Аспирантка разогнула свое плоское тело с таким трудом, словно это была неподатливая гладильная доска. Широко раскрыв рот, она пыталась наладить дыхание с высоко поднятой головой, раз уж ей это не удалось с опущенной. – Я уже сказала… и повторяю еще раз. Курсантка Медиана… покинула нас… по причине болезни. – Какие глупости! Она прекрасно себя чувствовала. – Послушай… Офелия навострила уши, но ей пришлось потерпеть еще несколько минут, пока Элизабет не нашла в себе силы продолжать: – Это я ее обнаружила и могу тебя заверить, что она чувствовала себя хуже некуда. Я вошла в Мемориал через служебную дверь, как всегда по воскресеньям, чтобы усовершенствовать каталожные карточки. Просидела за перфоратором все утро. Потом заглянула в туалет и увидела ее на полу, без сознания. Не знаю, сколько времени она там пролежала, но картина была страшная. – Элизабет вытерла рукавом подбородок, взмокший от пота. – Ее тело корчилось в судорогах, глаза закатились. Я поставила в известность службу безопасности. Леди Септима срочно вызвала тебя на замену. Продолжение ты знаешь. Офелия внимательно смотрела на Элизабет в бледном свете раннего утра. Описанное ею зрелище настолько не соответствовало образу блистательной, властной Медианы, что невозмутимость Элизабет казалась притворной. А та как ни в чем не бывало вертела во все стороны антенну своего шлема, стараясь убрать помехи. – И вас это совсем не испугало? – М?м-м? А с какой стати мне пугаться? Кровоизлияние в мозг – редчайший случай в нашем возрасте. И с точки зрения статистики существует ничтожно мало шансов, чтобы то же самое произошло со мной… или с тобой. Ты бы это знала, если бы читала «Официальные новости». Эта газета должна быть для нас, предвестников, единственным источником информации, – объявила Элизабет уверенно, как затверженный урок. – Да, в статистике я не сильна, – признала Офелия, – но не забывайте о miss Сайленс. Две внезапные смерти в одном и том же месте, с промежутком в пятьдесят дней… мне такое совпадение кажется маловероятным. Теперь уже Элизабет в свой черед непонимающе взглянула на девушку из-под своих приспущенных век: – Я не знаю, откуда ты взялась и что тебе пришлось пережить, но у нас на Вавилоне болезни и несчастные случаи – единственные причины смерти. И если Леди Септима сказала нам, что это чистое совпадение, значит, так оно и есть. Офелии очень хотелось возразить, что Леди Септима, которую Элизабет боготворила, презирает бесправных вроде нее. И, вполне возможно, не сказала аспирантке всей правды. Недаром же Светлейшие Лорды удвоили количество охранников в Мемориале – теперь посетителей тщательно обыскивали при входе и выходе. Вдобавок был еще и профессор Вольф, его таинственный несчастный случай и его столь внезапно прерванные изыскания. А ведь он тоже регулярно работал в Мемориале и тоже получил опасную травму. Нет, все совпало совсем не случайно. Здесь пахло преступлением. Вернее, сразу тремя преступлениями. И то, что данное слово запрещалось Индексом, ровно ничего не меняло. Поэтому Офелии следовало принять всерьез послание, которое Бесстрашный велел передать Медиане: «Кто сеет ветер, пожнет бурю». Неужели это он покусился на ее жизнь, а может быть, и на жизни профессора Вольфа и miss Сайленс? Но тогда каким образом он действовал, а главное – с какой целью? Что общего между чтецом-исследователем, старшим цензором и студенткой «Дружной Семьи» – кроме того, что все трое работали в Мемориале? – Аспирантка Элизабет, курсантка Евлалия, заканчивайте плановую тренировку! Офелия взглянула на стадионную вышку, откуда прозвучал приказ, а потом на Элизабет, которая все еще не могла отдышаться. – Значит, вот это и есть лучший из всех возможных миров? Они закончили пробег неторопливой рысцой бок о бок. Их фигуры представляли собой полную противоположность: длинная и тонкая у Элизабет, маленькая и округлая у Офелии. – Знаешь… в нашу первую встречу… ты мне не понравилась. Элизабет бросила эту фразу как-то небрежно, не останавливаясь; длинная рыжая коса аспирантки то и дело хлопала ее по спине. Офелия кивнула. – Да я и сама не очень-то оценила вас тогда. – А теперь? Они вопросительно переглянулись, потом Офелия поднажала и оставила Элизабет далеко позади. Правда заключалась в том, что они вполне могли бы подружиться… если бы Евлалия реально существовала. Но Офелия не питала никаких иллюзий на этот счет: стоило аспирантке узнать, что ее подчиненная живет здесь под вымышленным именем, как она без малейших колебаний разоблачила бы ее перед Еленой и Леди Септимой. Покончив с обязательной тренировкой, Офелия направилась в раздевалку. И столкнулась на пороге с Дзен, которая в этот момент выходила оттуда, благоухая кремом из камелий. Обе пробормотали извинения. Девушки ночевали в одной спальне, слушали одни и те же лекции, но до сих пор не обменялись даже парой фраз. Дзен была самой старшей в их роте, однако внешне походила скорее на куколку, чем на женщину и чуть что опускала голову, пряча глаза. Но Офелии казалось, что Дзен избегает ее не из-за своей стеснительности, а по какой-то другой причине. Неужели из страха? Оставшись в одиночестве, Офелия взяла свои сапоги и форму, которую накануне сдавала в чистку, отправилась в общую душевую, положила одежду, перчатки и очки на стул и долго стояла неподвижно, ожидая, когда ее сердце вернется после бега к прежнему мерному ритму. Но сердце никак не желало униматься, да и все ее существо, казалось, взбудоражено этой сбивчивой, взволнованной пульсацией.