– Ты уже говорил. Если почувствуешь, что приближается, – скажи. Ты чуть не перевернул лодку. Он только кивнул, позабавленный. Как, проклятие, дошло до того, что он принимает советы сеехийской соплячки? Без церемоний они собрали вещи и пошли спать, на этот раз отказавшись от часовых. Йнао уверила, что ночами вдоль побережья никто не плавает, а потому скалистый прыщ на лице океана, наверняка и собственного названия не имевший, оставался самым безопасным местом в окрестностях. Альтсин проснулся первым. Некоторое время лежал, глядя на Амонерию на фоне светлеющего неба. Остров был огромным черным левиафаном, выплывающим из тьмы, древним гигантом, поросшим щетиной лесов и пущ, плачущим ручьями рек и дышащим утренними туманами. Ему не было дела до созданий, которые несколько тысячелетий обитали на его поверхности, для него ничего не значили их трагедии, героизм, честь, подлость или благородство. Однажды гиганту придет охота омыть свое лицо в море, и тогда эра людей на Амонерии закончится. В этот момент он почувствовал укол беспокойства. «Я и вправду так подумал, глядя на контур острова, вырезанный на небосклоне ножницами солнца?» Но после вчерашнего приступа он не имел сил переживать, а потому перековал злость в легчайшую веселость. «Так ты или я? Твоя или моя фантазия? Как мне различать? Но если она для меня настолько естественна и очевидна, то какая разница? Если я примусь уклоняться при каждой мысли, которая не покажется мне собственной, закончу как безумец, что гонится даже не за самим собой, а за собственным представлением о том, кто он на самом деле. Тень мечтаний о себе самом. Безумие. Еще два дня – и возвращаемся. А потом… лучше бы Энроху выполнить обещание». Вор поднял руку и замер, всматриваясь в набрякшие, налитые чернотой суставы. Боли не было. Совершенно. И это пугало больше всего. Глава 17 Двадцать дней. Столько у них занял путь к горам. За это время караван разросся до двух с половиной тысяч человек, а еще добавилось две тысячи животных. В каждом лагере, в оазисе, подле цистерны с водой или колодца ждали группы воинов из Рода Соловья, дополнительные животные и припасы, что словно ручейки, впадающие в реку, добавлялись в главную колонну. Деана никогда не думала, что подобной массой народа можно управлять так, что та будет идти со скоростью, большей, чем несколько миль ежедневно. Но одетые в желтые цвета стражники были прекрасно организованы и молниеносно исполняли все приказы Великого Кохира Двора. Сам Эвикиат находился сразу везде, она видела его десятки раз каждый день: среднего роста мужчина – с седоватой бородой, доходящей до живота, всегда в белоснежном тюрбане, с тяжелым, заткнутым за пояс кинжалом с волнистым лезвием, – он лично контролировал любую деталь марша. Однажды он остановился, взглянул в ее сторону и выполнил нечто, что было либо легким поклоном, либо внезапным кашлем. Она ответила иссарским приветствием для незнакомца, которое он, конечно же, не понял. С этого времени Эвикиат полностью ее игнорировал. Хуже всего было в первые три дня. Деана чувствовала слабость, у нее кружилась голова, ее тошнило, а пот ее пах словно старые, пропитанные кровью бинты. Она благодарила Владычицу, что никто не видит ее лица или что она может на несколько минут останавливаться, делая вид, что заинтересовалась группой всадников, галопом едущих вдоль каравана, или что она поражена величественностью слонов. Никто не замечал, что под экхааром она пытается перевести дыхание. Хорошо еще, что они странствовали с перерывами. Начинали на рассвете, чтобы пред полуднем расставить первые шатры, в которых искали укрытия от безжалостного солнца, а выдвигались только за несколько часов перед сумерками. Эта пустыня была несколько иной, чем северная часть Травахена, менее песчаная, кое-где даже росли акации и опунции, но солнце, казалось, сильнее бичевало все здесь своим жаром. В худшие часы дня даже верблюды стояли печально и с опущенными головами, а ослы и мулы вели отчаянные схватки за малейший кусочек тени, даже если это означало, что им придется прижиматься к колючему стволу. На половину дня караван замирал, и только круг воинов Рода Соловья оставался в движении. Деана, лежа в шатре и сражаясь с тошнотой, должна была признать, что чувствует по отношению к ним нечто вроде удивления. Сухи проведывал ее на рассвете и вечером, оставлял порцию лекарств и слухов. Белый Коноверин готовился приветствовать своего чудесно спасенного князя. После дней неуверенности, когда правил наспех созванный совет из жрецов, магов, представителей аристократии и крупнейших купеческих цехов, который не мог ничего, кроме как советовать, как править, известие, что Лавенерес, Слепой Князь, найден, пролилось на улицы города, словно неожиданный дождь посреди жарчайшего лета. Благодарственные молитвы день и ночь щекотали пятки Владыки Огня, Роды Войны наперегонки объявляли о своей лояльности, даже Деменайя принесла жертву и приказала сотне своих красивейших девиц танцевать день и ночь перед алтарем Служанки. Новости от отравителя складывались из потоков имен, титулов и названий, которые ничего Деане не говорили. Страны Дальнего Юга имели собственные законы, предрассудки и обычаи, а она не пробудет там настолько долго, чтобы это ей пригодилось. Сухи лишь улыбался, когда рассказывал все это, и утверждал, что ему совершенно не нужен меекх, но он не жалеет, что его изучил, поскольку человек тем и отличается от животных, что собирает лишние знания. На третий вечер он вручил ей лишь одну бутылочку сладко пахнущего лекарства: – Пей много воды утром и на каждые полкварты добавляй шесть капель. Вечером – то же самое. Ты уже очистила организм, теперь его нужно усилить. Ешь четыре раза в день, много зерновых, хлеба, лепешек, каши. Избегай красного мяса, я прикажу принести тебе столько цыплят и голубей, сколько ты сможешь съесть. Суставы болят? – Нет. – Покажи руки. Он внимательно осмотрел их, пощипывая и разглядывая вены. Руки ее все еще были исхудавшими и слабыми, но она уже регулярно тренировалась с тальхерами, а потому мышцы четко обозначились под кожей. – Хорошо. Полагаю, через месяц ты будешь выглядеть лучше, чем когда покидала родной дом. Князь о тебе спрашивал. Она выдернула руки из его хватки и опустила закатанные рукава: – Вот зачем ты ощупываешь меня, словно животное на продажу? Он широко распахнул глаза, что выглядело так, словно над камнем его носа появились два ледяных озерца. – Это тоже. Кроме того, я проверяю, остается у тебя баранья башка, ослиное упрямство, змеиные клыки, кошачьи когти и ум свежепроклюнувшегося птенца. И я удостоверился, что все на месте, а потому могу считать тебя излеченной. Она раздраженно зашипела. – Видишь, – безжалостно подвел он итог. – Как котенок. Впереди у нас пять-шесть дней пути, прежде чем встанем на перевале Нол. Оттуда доберемся до города в два дня – а может, и раньше, если понадобится поспешить. А потому отдохни, пока можешь, ешь, пей и спи. Настоящее приключение начнется, когда мы перевалим через горы. Он был прав насчет дороги, отдыха, еды, питья и сна. Деана ела за троих, использовала каждую минуту, кроме тренировок и еды, на сон и каждый день чувствовала себя все лучше. Она видела взгляды странствующих с ней людей, одни удивленные, другие полные гордости, и каким-то странным образом это ей льстило. Чернокожий ремесленник, с которым она торговала, каждый раз, встречая Деану, приветствовал ее улыбкой и прикладывал ладонь к сердцу, несколько стражников исполняли подобные же жесты, когда ее видели. Даже погонщики животных и обычные невольники приветствовали ее тем же образом. Но никто, кроме отравителя, не решался обратиться к ней первым. Что ж, теперь у них была прирученная львица. На шестой день они увидели на горизонте горы, на девятый удавалось уже рассмотреть отдельные вершины. – Магархи, – пояснил ей Сухи, как обычно заговоривший с ней, когда она менее всего того ожидала. – Маве Агар Рахйи, или же Стена Агара Великого. Такое название – на копиях древних тысячелетних карт, хранимых в Коноверинской Библиотеке. Попытайся быстро произнести это пять раз подряд и поймешь, отчего наши предки сократили название. Естественно, божественное имя из названия исчезнуть не могло. А завтра мы доберемся к перевалу Нол. Это короткая дорога к городу, все караваны ей пользуются. – Я не просила тебя об уроке. – Она указала ему место перед своим шатром и уселась прямо на землю. – Нет. Но я его охотно тебе уделю. Даром. – Он тяжело рухнул рядом. – Ух, староват я уже, чтобы так вот петлять через половину мира. Речь о том, чтобы ты осознавала, что едешь в страну, где даже горы носят имя бога. Печи, которые обогревают наши дома, – это леандеагар, подсвечники – сагарис, а хлебные печи – мандагарэ. Вы, иссарам, почитаете Великую Мать как Баэльта’Матран, праматерь богов. Вы заразили этой идеей бóльшую часть севера, но эта идея противна догматам Храма Огня. То, что ты гостья князя, а к тому же дикарка, может спасти тебе жизнь: раз или два. Но, как я уже вспоминал, горделивость иссарам порой приводит к стычкам. Роды Войны слишком чувствительны, когда это касается их веры. Деана глянула на подходящую троицу стражников: – Все? А сколько их? – Три. И – да, все. Роды Соловья, Тростника и Буйволов. Три из пяти созданных изначально Кйоасом Великолепным. Остальные два, Львы и Журавли, проиграли две большие братоубийственные войны, пятьсот и двести лет назад, и были уничтожены. Просто история. Самое важное, чтобы ты не хвасталась своей верой, не выказывала неуважение жрецам Владыки Огня и не пыталась никого обращать. – Иссарам никого не обращают в свою религию. – Вы нет, но порой сюда добираются монахи из меекханских орденов Великой Матери, и, поверь мне, они более докучливы, чем вши под панцирем. Старший брат князя позволял им действовать, потому что они по большей части концентрировались на том, что выкупали из неволи своих побратимов, но в последнее время все чаще слышно о рабах, становящихся матриархистами. И все чаще видны жрецы огня, собирающие топливо для новых и новых костров. Деана отвела взгляд от воинов и глянула на отравителя: – А ты много знаешь для того, кто должен интересоваться исключительно тем, как выжать яд из змеи. – Ох, это было больно. – Он приложил ладонь к сердцу в пародии удивления. – Попала мне в болевую точку. Да, на самом-то деле я собирался занять место Эвикиата, мечтаю о положении Великого Кохира, а потому ночами изучаю тайные донесения княжеских шпионов, благодаря чему знаю о том, что происходит в княжестве, и, может, когда-нибудь… несколько капель яда… несколько льстивых слов – и все, белый тюрбан мой. Он сделался серьезен. – Девочка, я при дворе уже тридцать лет. Тут невозможно выжить, когда глаза зашиты, а уши залиты воском. Ты должен знать, где сейчас затлеет, какие группы, товарищества или роды начнут править, куда сдвинутся весы власти. Здесь… – …все лгут, обманывают и крутят, а правду шепчут лишь на ухо умирающему. Он хихикнул: – Браво! Я бы и сам не сказал лучше. Брат князя посвятил половину жизни, чтобы укрепить свою власть, чуть притушить жар Храма Огня, уменьшить разнузданность шелковых цехов и торговцев специями. Он первым заметил, что нам угрожает пожар, который мог бы сжечь все княжество до голой земли. А то и весь Юг. Ему удалось, и вот сейчас, когда мы наконец достигли чего-то вроде равновесия, его нашли мертвым, с горлом, перерезанным от уха до уха. Он поймал ее врасплох. – Кто-то хотел, чтоб не оставалось сомнения: князю помогли умереть, – сказала она. – Превосходно. И этот кто-то организовал похищение младшего брата, поскольку, заполучив его, мог бы править Белым Коноверином. Все знают, что наш Слепой Князь не был приучен к тому, чтобы принять власть. Он говорит на многих языках, у него совершенная память, он поэт и ученый – но не владыка. – Но ему придется им стать. – Именно. Это камень, который ему предстоит тащить. Ему уже тяжело, между караваном и городом письма курсируют с такой интенсивностью и в таком количестве, что из израсходованной бумаги можно выстроить точную копию княжеского дворца. Мы принимаем заявления о лояльности, рапорта шпионов, пожелания. Вчера Камень Пепла захотел, чтобы князь лично прибыл в Око и подтвердил свою кровь. Дело деликатное, а такое требование – почти оскорбление, но жрецы имеют на это право. Око убьет любого, в ком нет достаточного количества крови авендери Агара. Всегда так было. Узурпатор падет мертвым, едва переступив круг, а тело его охватит огонь. – Сухи всматривался в пространство, стал говорить тише: – Да, Владыка Огня с нами все время – или, по крайней мере, довольно долго. Правда, он позволяет играть в наши маленькие игры и игрушки, но напоминает о себе всякий раз, когда кто-то недостойный ставит стопу в Оке. – Зачем ты мне это говоришь? – Чтобы ты знала, что, несмотря на твои заслуги, ты танцуешь на канате над пропастью. Только две группы людей могут войти в Око в любое время дня и ночи. Первая – это Дети Огня, князья Белого Коноверина, и Лавенересу придется доказать, что… – А вторая группа? – Что? – заморгал Сухи, непривычный, чтобы его перебивали. Она тихонько фыркнула, развеселившись: – Те, вторые, которые могут войти в Око, – кто они? Жрецы? – Нет. Жрецы, сколько бы они ни чванились, обладают слишком жидкой кровью авендери в венах. Есть люди, которые отправляются на суд Агара. Идут за васагаром. Надевают на левое запястье красную ленту и входят в Око, чтобы Владыка Огня их осудил. Любой обвиненный имеет право потребовать этого суда, любой преступник, даже самый страшный убийца и насильник. Или те, к кому судьба притронулась так сильно, что они уже не могут выдержать, – и никто и ничто, даже и сам князь, не имеет право им этого запретить. Красная лента на левой руке отворяет храм в любое время дня и ночи. Он ее заинтересовал. – И что тогда? – Встают перед Агаром, а их земная плоть превращается в пепел. А ты что думала? – Ничего. Не думала ничего. Это ведь тебе и нужно. Чтобы я не думала, а лишь выполняла поручения. – Ха. Наконец-то ты поняла, – улыбнулся он благожелательно. Ее рассердила эта улыбка, снисходительный взгляд, легкомысленная гримаса. Она зашипела: – Полагаешь, я дура? Что я не догадываюсь, что ты не приходишь рассказывать об этом вашем Коноверине от чистого сердца? Он приказал тебе, верно? Приказал опекать меня. У него муки совести?