– Князь, слепец, переводчик и раб. Кажется, что на три четверти ты говорил правду. Неплохо для мужчины, – сказала она. – Могу понять, почему ты не признался. Но нужно что-то большее, чем кубок вина, чтобы я перестала сердиться. И все же… я въеду с тобой в город. Некоторые из этих людей выглядели так, словно они хотели забрать кусочек меня. Ей показалось, что на миг она увидела на его лице облегчение. Он улыбнулся – еще несмело, но в этот момент Самий что-то нетерпеливо крикнул. – Весь на нервах, – проворчал Лавенерес. – Род Соловья уже взял ситуацию под контроль. Ты готова? Она в последний раз глотнула из кубка, поправила ткань на лице: – Готова. Можешь уже показаться во всем величии. – Сядь напротив меня, спиной к Самию. Положи ладони на рукояти оружия. Будешь моей личной стражницей. Готова? Когда шелк поднялся, Деана сидела перед князем и должна была признать, что ей тут нравилось, хотя на некоторых лицах внизу она замечала неудовольствие. Со спины слона толпа не выглядела настолько уж пугающе. Мощь и сила, исходящие от этого гигантского животного, давали ощущение безопасности. А вид… – Жаль, что ты не можешь этого увидеть, – прошептала Деана, когда они двинулись. – Я вижу. – Он повернул голову налево. – Там озеро Ксес. Самое большое в княжестве. По нему плавают корабли лишь чуть меньше, чем те, что ходят по морю. Впрочем, некоторые из них – это морские суда, прибывшие сюда Каналом Змеи. К тому же сотни лодок и лодочек. Над каждой развеваются штандарты и хоругви, а город смотрит на свое отражение, словно скупец, ищущий монетки на дне. Справа, вдоль дороги, тянутся поля, полные сейчас людьми. Все – в лучших своих одеждах, принесли зеленые ветки, цветы, шали и платки. Маахир топчет все это, и только Самий унимает его попытки обожраться листвой. Соловьи сдерживают толпу копьями, им уже удалось, скажем так, захватить ворота. – Он легонько улыбнулся, а у нее сердце зашлось спазмом. Человек, который не родился слепцом, должен черпать из своих воспоминаний и верить, что память его не подводит. Князь продолжил: – Ворота украшены лентами шелка – золотого и алого цвета. Цвета огня. Проем их выглядит словно пасть чудовища с зубами-решетками, торчащими из верхней челюсти. Я верно говорю? – Чьи это воспоминания? – Девятилетнего мальчишки, который сопровождал старшего брата при торжественном въезде в город. Давным-давно. Прежде чем пришла тьма. Она прикрыла глаза: – Князь… – Нет. Слепец и невольник. Князь появится, лишь когда мы въедем в город. Он был прав. Едва лишь они вынырнули из тени ворот, ей показалось, словно на лицо Лавенереса кто-то натянул маску «владыка». Милостивая улыбка, достойные движения, руки, поднятые в жесте благословения. Только через миг она заметила, что парень, сидящий у нее за спиной, выбрасывает шепотом из себя сотни слов. – Что он говорит? – Левая сторона, балкон, группа женщин, земля, торговцы специями, справа, земля, цех ткачей шелка, раскладывают материю на улице, ловко, за одежду, которую из него пошьют, они могут попросить в десять раз больше, чем обычно. Правая сторона, второй этаж, старик в шлеме героя, наверняка какой-то ветеран войны, приветствовать два раза. Лавенерес пробормотал это, почти не открывая рта и не переставая милостиво склонять голову, посылать полные достоинства улыбки и взмахивать руками. – Самий – это мои глаза, и хотя якобы Дитя Огня всегда может прозреть пламя души, в толпе добиться этого сложно. Поэтому лучше положиться на него. Княжеская колонна двигалась улицей, которую сжимали стены высоких зданий. Деана вообще не представляла себе, что можно ставить их таким образом, одно за другим. Выглядывая из-под балдахина, она насчитала четыре – а иной раз и пять этажей, увенчанных острыми крышами. Все стены сверкали белизной полированного мела, а каждое окно, балкон, двери прорастали лицами. Светлыми, смуглыми и совершенно темными. Словно бы все племена, известные человечеству, отослали своих представителей поприветствовать князя. Сверху непрерывно сыпались цветы, зеленые ветви и дорогая материя. Казалось, Белый Коноверин безо всяких условий признавал в Лавенересе своего владыку. Маахир, встряхивая головой и торжественно трубя, вошел на площадь, выглядевшую так, словно кто-то вырвал в теле города огромную рану, длинную и широкую, шагов на двести, а потом выложил ее лоснящимися каменными плитами. Пространство наполняли тысячи людей, но часть мест ограждали ряды одетых в желтое воинов, там точно было попросторней. Судя по количеству шелка, золотого шитья и сотен ковров, лежащих прямо на каменных плитах, занимали те места аристократы и члены княжеского двора. К счастью, для слонов и остального каравана оставили довольно широкие проходы. Деана осмотрелась. С левой стороны – стена, за которой находилось здание с таким числом куполов, стройных башенок, больших окон и ажурных украшений, словно выплетенных из паучьей пряжи, что даже она, девушка с гор, могла понять, на что она смотрит. Только княжеский да сказочный дворцы могли быть такими… до смешного непрактичными. Напротив дворца вставало строение куда больше и шире и, благодаря контрасту, мрачнее, словно старуха, хоронящая очередного мужа. У него был только один купол, зато широкий, в сотню шагов, опирающийся на множество колонн, между которыми развешаны были цветные ткани. Золото, желчь, старый мед, багрец. Цвета огня. К тканым, чуть подрагивающим стенам вели лестницы. Множество лестниц, заполненных сейчас людьми. Глядя на это строение, Деана почувствовала запах горелого и вкус пепла на губах: – Храм? – Дом Огня. Самое святое место в княжестве. Нет. Самое святое место на всем Юге. Среди всех княжеств. Это там в последний раз явился людям Агар Красный. Тут заключил с ними перемирие. Здесь вечным огнем пылает его Око. Гигантский купол выглядел построенным из каменных плит, но над его краем воздух немного подрагивал, словно над раскаленной солнцем пустыней. Иссарам знали, что после Войн Богов Бессмертные ушли в созданные для себя реальности, довольствуясь лишь силой, передаваемой через молитвы и жертвы верных. Но в некоторых местах дороги, ведущие в их реальности, были короче. Там удавалось услышать отголоски из божественных стран; сильнейшие из жрецов, постясь и умерщвляя плоть, медитируя и молясь, могли постучаться в их врата. По крайней мере так они утверждали. Множество культовых сооружений строили там, где сила бога была сильнее, а сотни лет молитв, хвалебных гимнов и поклонения сокращали расстояние между доминионом Бессмертного и его верными. Жрецы в таких местах черпали Силу прямо из реальности своего владыки и, хотя вне этих мест могли быть слабы и безоружны, в храмах равнялись с сильнейшими из чародеев. По крайней мере некоторые. Глядя на храм, Деана чувствовала Силу. Мощную и безжалостную. Силу огня, пожара, пожирающего целые леса, выжигающего тысячи миль степи, глотающего города, превращающего скалы в текучую массу. Она вспомнила некоторые из легенд иссарам. Агар был богом пламени, но сражался далеко на юге, поддерживая Лааль в ее кампании против Безликих. Его авендери никогда не появлялись за южными краями пустыми, а когда война там утихла, – он ушел. И все. Могла вспомнить лишь несколько стихов, в которых звучало имя Владыки Огня. Далекий, не слишком важный бог. Но не здесь. Здесь билось сердце его культа, аспектированная Агаром Сила чуть не выжигала ей чувства. – У чародеев тут непростая жизнь, – пробормотала она, отводя взгляд от храма. Лавенерес блеснул улыбкой: – Правда? Это чувствуют все. Но и они могут здесь выдержать. Агар не мелочный завистливый бог, чего нельзя сказать о некоторых из его жрецов, и ни в одном из Свитков он не запрещал использовать магию или поклонятся своим Родичам. В конце концов, половина богатств приплывает к нам морем, а потому оскорблять Близнецов не слишком-то умно. А без благословений Лавейры наши поля могли бы стать бесплодны, и нам было бы нечем торговать; а Владычица Ветров уносит к пустыне тучи, которые на миг оживляют ту и открывают торговые пути. Маахир остановился на середине площади, боком к храму. Остальной княжеский кортеж в порядке встал вокруг. Перед Домом Огня сохранили пустое пространство, где-то в сто шагов в ширину и в глубину. Исключительная расточительность в настолько запруженном людьми месте. – Сойдешь вниз? – Чтобы погибнуть под тысячью брошенных платков? В городе князь никогда не ходит пешком. Эвикиат предупредил меня, что приготовлена некая неожиданность. Ради блага трона, как утверждает. Якобы займет это лишь четверть часа. Деана должна была о чем-то догадаться, когда на пустом месте появилась группа людей, одетых в странные наряды, с лицами, спрятанными под масками, а воздух прошили звуки дикой музыки. Пару десятков ударов сердца она вообще не понимала, на что смотрит: люди бегали, прыгали, вращали глазами и размахивали руками в диктуемом инструментами ритме, но в этом не было слишком много смысла. И только когда появились мужчины в серых одеждах, носившие маски с гигантскими ушами и хоботами до земли, она сумела разгадать нужный код. Это был рассказ. Рассказ, повествующий не словами, но жестами и музыкой. Она вдруг увидела караван, идущий по пустыне. Двое мужчин в серых одеждах несли паланкин, в котором сидел князь, одетый, естественно, в белое. Она увидела нападение на караван, десятки грозных фигур, выскакивающих со всех сторон, ужасные чары, брошенные в ритме гремящих барабанов, князя с саблей в руках, кладущего трупы как минимум с десяток гротескно кривляющихся разбойников. Самий без умолку болтал, пересказывая своему господину, что происходит. – Ты правда убил десятерых бандитов? – прервала она монолог парня. – Ни одного. Они поймали нас врасплох. В следующей сцене неустрашимый князь, чья маска была раскрашена, словно лицо проститутки, стоял, гордо выпрямившись, окруженный двадцатью дикими бандитами, грозящими ему обнаженным оружием. Праведность, достоинство и отвага били от него так, что разбойники не смели приблизиться и на несколько шагов. Даже колдун, мрачный гигант в черной маске, искривленной в гримасе ярости, покачивался под воздействием ауры, бьющей от белой фигуры. – Ой-ой, странно, что они не сопроводили тебя домой, предаваясь в руки палача. – Поверь, есть минуты, когда понимаешь: слепота – это благо. Князь наконец уступил, пусть и не без боя, и лишь потому, что заслонял своим телом маленького мальчика. Близилась ночь, а потом бандиты внесли на площадь и бросили на камни еще одного персонажа. Она бы не распознала его, если бы не поймала взгляд, какой бросил на нее Самий. Мальчишка глуповато скалился. Она смотрела на себя. На себя, похоже изрядно потрепанную, поскольку вместо одежд на ней была лишь набедренная повязка и два свободных куска материи, что при каждом движении открывали ее ноги, а те несколько тряпочек наверху остались там, как она полагала, из-за недосмотра. Вместо маски актриса носила нечто вроде сотканного из тюля экхаара. – Скажи, я и правда ползала на четвереньках, когда мы познакомились? В следующих сценах князь, принимающий при каждой оказии гордые позы, учил девушку ходить, кормил с рук, и каждый его жест, похоже, наполнял ее суеверным ужасом, поскольку такого числа поклонов и коленопреклонений Деана не видела еще ни разу. Но со временем – в представлении это заняло каких-то сто ударов сердца – его врожденное благородство и доброта преисполнили дикарку преданностью. А когда бандиты появились снова, девушка вынула из-за пояса саблю – ответ на вопрос, как, проклятие, она могла там поместиться, стоил царства – и, сражаясь, словно безумная, поубивала всех. Получив притом смертельные раны. – Надеюсь, что в этом месте я погибну. – Боюсь, что, увы, я тебя спас. И верно. Под сопровождение крайне жуткой музыки князь вышел на середину сцены и призвал Силу Агара. То есть набросил на себя плащ желтых и красных оттенков, что наверняка должно было символизировать пламя, и стоял так под безумствование труб и барабанов. Потом появились хорошие, представленные мужчинами с птичьими клювами, одетые в желтые наряды, и все завершилось, как и следовало. Деана некоторое время не знала, что сказать. Когда же она наконец привела ошалевшие мысли в порядок, то пробормотала: – При ближайшей возможности представь меня тому, кто это придумал. Молю. Он таинственно улыбнулся: – Уж не скрежет ли сабли я слышу? Она взглянула на свои руки. Тальхеры, оказывается, на палец вышли из ножен – сами собой, никак не иначе. – То, что ты видела, это театр обенусий: увы, не могу перевести это название, оно слишком старое. Существует издавна, издавна венчает представлениями важнейшие события в истории княжества и всегда чрезмерен, но его творцы пользуются традиционной охраной, а потому, полагаю, их не стоит убивать. Это приносит неудачу. – Он отвернулся в сторону храма. – А кроме того, вот будь ты на моем месте, ты бы почувствовала, что тебе льстят? Перед глазами ее возникла одетая в белое фигура в гротескной маске, выполняющая странные, смешные, преисполненные пафоса жесты. – Кроме того, – Лавенерес махнул в сторону толпы, – ты можешь и не смотреть на представление. Вот я, например, просто прикрываю глаза. Она улыбнулась: