– Ты не чувствуешь? Мы избирали вас из-за вашей силы и здоровья, а не опыта или умений, но такую волну, как эта, должна ощутить даже ты. На континенте много часов как чародеи сделались беспокойны, а жрецы чувствуют трепет своих богов. Звери прячутся в норы, рыбы бегут на глубину, а птицы покидают гнезда. Завтра большинство забудет обо всем, но некто подобный тебе и мне – не должен бы, верно? Уже были три волны, и самая большая лишь близится, а потому сосредоточься и почувствуй ее. Сейчас. Альтсин украдкой усмехнулся. Старая колдунья показала, что такое обладать властью, даже если рядом с тобой не ходят двое переодетых в ос головорезов. Доказала, что истина – это нож между ней и младшенькой и что она держит его с нужной стороны. А теперь… Глава 5 Деана научилась исчезать. С визита в Библиотеку она поняла, что, если не показываться в компании Самия или отравителя, город принимает ее, словно пустыня – еще одно зернышко песка. Едва лишь она выходила из дворцового комплекса, едва лишь миновала несколько ближайших улиц – становилась лишь еще одной женщиной иссарам. А когда добиралась до одного из купеческих районов, делалась лишь каплей воды, подхваченной течением реки, называемой «торговля». Никто не смотрел на нее как на воительницу, зато для каждого владельца лавки она была клиенткой, которая еще просто не поняла, что должна – обязана – что-то у него купить. Покрикивающие торговцы цеплялись к ней, шумели, размахивали перед лицом товаром, а наиболее отчаянные хватали за рукава, дергали за полы та’чаффды. Во время первого самостоятельного похода на один из базаров Деана обменяла несколько золотых монет, полученных за инкрустированные камнями ножны тальхеров, на горсть здешних денег – серебряных, чуть овальных монет с узором, с пламенем на одной стороне и несколькими словами, которые она не могла прочесть, – с другой. Торговалась она отчаянно, обогатив свое знание суанари такими, если она верно поняла, оборотами, как «Святыми, немытыми костьми предков клянусь», «Чтоб дерьмо бешеного слона наполнило твой рот» и «Моя мать со стыда распорет себе живот и вырвет лоно, которое выпустило в мир такого глупца». Она прекрасно развлекалась. Похоже, как и торговец, поскольку тот в конце одарил ее искренней улыбкой и низко поклонился. Деана редко что-то покупала. Раз приобрела несколько локтей удивительно дешевого шелка цвета темной желчи – в самый раз на праздничный наряд, который она наденет, когда закончит паломничество и найдет собственную дорогу. В другой раз обнаружила лавку с поясами и ножами в изукрашенных ножнах. Подарила один Самию, который выглядел удивленным и обрадованным одновременно. Однажды она спустилась до самых стен, к караван-сараю, поставленному под городом. Был он огромен: тысячи животных, тысячи людей, сотни домов – от конюшен до простых спасающих от жары ночлегов для погонщиков верблюдов. Кувийцы, востросцы, кваальцы, маввийцы, махаальды смешивались с купцами Серого океана, Большой Бахийской равнины и, естественно, Меекхана. Все ждали конца сезона песчаных бурь и жары, сушащей колодцы, чтобы снова открылся путь на север. Тот, кто первым доставит к столу меекханских гурманов имбирь, ваниль, шафран и местные разновидности горьких перцев, ярых, словно раскаленная сталь, сумеет диктовать цену. Говорили, что караван, прибывающий в Меекхан первым после начала сезона путешествий, мог заработать до трети больше, чем те, что отправлялись месяцем позже. Потому многим купцам было выгодно проводить три-четыре месяца в Белом Коноверине. Даже если им приходилось оплачивать дополнительных стражников и место в караван-сарае. Здесь Деана встречала больше всего своих земляков. Были караваны и по двести верблюдов, защищаемые несколькими десятками воинов иссарам, которые на время ожидания обратного пути занимали обычно отдельные дома, окруженные к тому же высокой стеной. Она не искала компании, впрочем, большинство воинов, которых она встречала, принадлежали к племенам п’кавеери и к’верд, а они не слишком любили д’яхиррами, но радостно было пусть на миг прикрыть глаза и вернуться мыслями домой, услышать родной язык и почувствовать знакомые запахи. Аромат ралии, десерта, приготавливаемого из пшеницы, меда, сушеных плодов и ванили, едва не склонил Деану к тому, чтобы напроситься в один из занятых иссарам домов. Она тосковала. И именно в караван-сарае она впервые увидела Птенцов. Группа из тридцати парней возрастом лет десяти, одетых лишь в полотняные туники, бежала парами посередине улицы, подгоняемая двумя сидящими в седлах подростками в желтых нарядах Рода Соловья. Каждая пара несла на плечах толстую жердь, на середине которой висело еще и наполненное ведро. Они бежали трусцой, тяжело дыша и покачиваясь во все стороны. Пот слеплял им волосы, а мокрый материал туник лип к спине и плечам. Ведра расшатывались во все стороны, расплескивая воду. Оба погонщика двигались шагом, время от времени щелкая кнутами. Голые ноги и руки младших покрывали кровящие полосы. Деана стояла и смотрела, как один из бегущих сзади мальчишек споткнулся и упал, выпустив свой конец жерди. Тот зарылся в землю, из ведра выплеснулась бóльшая часть воды. Свист кнута был изломан контрапунктом оборванного крика, парнишка катался по земле, закрывая голову и лицо, а подросток на коне хлестал по ним. И, похоже, был в ярости, потому что ругался и размахивал руками, то и дело привставая в седле с посвистом бича. Его напарник презрительно засмеялся и сделал неприличный жест. Второй парень, несший несчастное ведро, остановился в нескольких шагах дальше. Он судорожно сжимал свой конец жерди, глядя мертвыми глазами на разлитую воду и на вполовину пустое ведро. По лицу его потекли слезы. Не думая, что делает, Деана склонилась и подняла небольшой камень. Мерин мучителя, получив в зад, вдруг заржал и отскочил, дико ударяя копытом, всадник же выпустил кнут и лишь в последний момент ухватился за гриву. Мерзко выругался, поднял коня на дыбы и двинулся к мальчишке. И едва не слетел с седла, когда узкая ладонь ухватила за узду и потянула морду животного вниз, осадив его на месте. – Пусти! Деана проигнорировала крик, отмечая установившуюся вокруг тишину и то, что все таращатся на нее: колонна мальчишек, группа погонщиков, стражники каравана, как раз проигрывающие в кости свои заработки. А она просто стояла, крепко держа узду и негромко бормоча успокаивающие слова в лошадиное ухо. На лежащего на земле паренька даже не взглянула. – Пусти-и-и-и! – Голос всадника перешел в фальцет. Не имея возможности использовать кнут, надзиратель потянулся к висящей у седла сабле. – Пусти!!! Его товарищ быстро подъехал и перехватил поднятую для удара руку. Был бледен словно мел. – У тебя прекрасный конь. – Деана взглянула вверх, на лицо, на котором ярость смешивалась со страхом. – Какая это порода? За ее плечами избитый мальчишка зашуршал по гравию, кашлянул и поднялся. Должно быть, он снова ухватился за жердь, поскольку она услышала, как из ведра вылилось еще немного воды. – Если однажды ты заездишь его насмерть, битье кнутом не поможет ему встать и побежать дальше. Так делают только дураки. Ты дурак? Он открыл рот. – Нет. Молчи. Я сама догадаюсь. Ты вынул против меня оружие, хотя я даже не дотронулась до сабли. Стою так, что меня непросто ударить, а потому ты наверняка хотел только хлестнуть по руке, которой я держу узду. Ты уверен, что справился бы? Ты настолько быстр и уверен в себе? Может, попытаешься? Сейчас. Подросток блеснул глазами, поджал губы, но даже не дрогнул. Вместо этого перевел взгляд за ее спину, и уголки рта его поползли вверх. – Естественно. – Она погладила коня по ноздрям. – Это так просто. Я уйду, а ты за следующим поворотом замучаешь кого-нибудь из них насмерть. Потому что они увидели, что ты боишься ударить женщину, у которой в руках нет оружия. С другой стороны… я вижу твое лицо, и, пожалуй, несложно – в случае чего – будет тебя найти. Захоти я. Топот копыт был слышен издалека. Сидящий верхом парень оглянулся через плечо, ухмыльнулся и выпятил грудь: – Пусти. – Нет. Я еще не услышала, какая это порода. Они показались из-за коня подростка втроем. На белесых, как молоко, жеребцах, в кольчугах, прикрытых желтыми туниками, и в высоких шлемах с вуалью из кольчужной сетки. Они еще не тянулись к оружию, тяжелые луки и сабли не украшали их ладоней, но начинало становиться интересно. Деана почувствовала подъем, радость, словно сани дрогнул в ее груди и приготовился взорваться пламенем. Она поймала себя на том, что широко улыбается. Три месяца она тренировалась только с тенью, в одиночестве, и вдруг открыла, что ей не хватает звона клинков. Она не собиралась никого убивать, скорее, хотела помериться силой с кем-то, скрестить оружие, найти подтверждение собственным умениям в битве… Словно кровь отца напомнила о своих правах. И все потому, что истязаемый мальчишка ужасно похож был на Самия. А может, потому, что Лавенерес не проведывал ее вот уже десять дней и ее переполнял… гнев? беспокойство? Неважно. Она почувствовала радостную дрожь при мысли о ждущем ее сражении. Тем временем подросток, рьяно размахивавший кнутом, осыпал самого большого из воинов градом слов на языке, похожем на суанари, но которого Деана не знала. Может, и лучше: те несколько слов, что она почти поняла, привели к тому, что тальхеры стали оттягивать ее пояс. Соловей прервал словоток движением руки, а потом развернулся и одним ударом снес подростка с седла. И даже не обернулся, когда тот грянулся о землю: подъехал к Деане и склонился в седле: – Ты задерживаешь тренировку наших Птенцов, Деана д’Кллеан. Проклятие, кажется, никакого развлечения не будет. – Я тебя не знаю, – проворчала она тихо. – Я был в караване князя. Тебя легко запомнить. А князь должен помнить приказы. – Приказы? – Когда ты покидаешь дворец, гонец летит к агири и передает, как ты одета. Все должны тебе помогать. Это объясняло, почему у нее было столько свободы. Паучья нить из дворца тянулась за ней через весь город. Она отпустила узду несчастного скакуна. – Ваши тренировки изрядно… требовательны, – сказала она, чтобы прервать тишину. Воитель покачал головой: – Слабые Птенцы должны выпасть из гнезда как можно скорее. Но смысл этого испытания не только в том, чтобы отсеять золото от песка. Повернись и посмотри. Она взглянула. Мальчишка, бывший в паре с тем, который упал, теперь тянул на плече бóльшую часть груза. Его товарищ поддерживал конец жерди, стискивая зубы и… плача? – Эта тренировка должна научить их взаимодействию. Ассури горд и не желает помощи, но должен понять, что иной раз ее нужно принять. Как сейчас. Только помогая друг другу, они могут донести воду в агири. Помощь друг другу важна: в бою или в труде. Вы, иссары, знаете об этом лучше многих. Он кивнул в сторону затененной стены, где лениво опирались о камень несколько воинов с заслоненными лицами. Раньше она их не заметила. – А этот конь – оший. Порода, которую мы разводим сотни лет. Сильная и мощная. Я утолил твой интерес? – Да. Мужчина выпрямился и рявкнул что-то юноше, который оказался в седле, словно перенесенный туда чарами. Его ухо и щека начали подпухать. – Соловьи ценят то, что ты сделала в пустыне, воительница. Но, если бы это были Телята Буйволов, могла бы пролиться кровь. Они не уступают никому и… не одаряют любовью Сына Огня. Не этого. Что-то готовится. Потому будь осторожна, смотри, против кого ты встаешь. Колонна мальчишек побежала вперед, на этот раз без щелканья бича над их головами. А когда она снова взглянула в сторону стены, иссарам там уже не было. * * * Пробудил ее рев слонов. Чуть ли не всех, что были в Коноверине. Десятки животных раздирали ночную тишину мощным ревом, который, несмотря на изрядное расстояние от рощи, доносился до самого дворца. Неспокойно. Дворец оживал, раздавалось движение в коридоре, хлопающие двери, топот сапог. Она вздохнула. Что бы ни происходило, оно поставило на ноги всех придворных. Но поскольку Деана не слышала звяканья оружия и не чувствовала дыма, то, пожалуй, речь не шла о вооруженном нападении или о пожаре. Встать с постели и одеться заняло у нее какое-то время, поскольку она решила, что может не спешить. Если это не война и не огонь, то лучше бы варварской воительнице сохранить в себе оазис покоя. Беганье и вопли стоит оставить дворцовым мышкам. Потому Деана прошла уже пустым коридором и добралась до центральной части дворца, наткнувшись на возбужденную толпу, клубящуюся у каждого окна.