«Это неправда. Скажи, что это неправда». «Это твой долг, – слышит он. – Ты должен дать мне лучших воинов, каких только сумеешь вышколить. Полгода». Имвили опирается на копье. У него нет ноги, он оставил ее на поле битвы, но только сейчас, в этот момент, он теряет нечто по-настоящему важное. Веру. Верность. «Я хотел прожить жизнь так, чтобы не пришлось за нее извиняться, Владыка», – шепчет он. Вор прикрыл глаза. – Кем был Рауна? – Не был, а была. Ведьма и воительница, прибывшая вместе с Оумом. И пока он укоренялся, она двинулась на разведку, чтобы исследовать опасности этого острова и принести вести перепуганным странникам. Встретила город, заселенный чужаками, одержимыми злыми силами. Уже собиралась туда войти, чтобы принести им избавление копьем и стрелами, когда на ее дороге встал Имили. Был он демоном, покрытым жуткими рисунками, с одним глазом, белым, словно облака, и одной железной ногой. «Я стражник этого места, – сказал он, – и все здесь принадлежит мне. Ты должна меня победить, Отверженная, если желаешь сюда войти». – Они сражались? – Три дня и три ночи без передышки. Рауна сломала свой меч о его железную ногу, его оружие раскололось на ее щите. Она выпустила сотню стрел, но его кожа была из стали, и стрелы ему не повредили, зато копьем он распорол ей бедро до самой кости. Она бросила в него… ты точно хочешь слушать? Обычно мы рассказываем это детям. – Говори. Пожалуйста. – Ладно. Она бросила в него всеми своими заклинаниями, а он ответил ей тысячью ударами, которые валили деревья и дробили камни. Но по мере того, как они сражались, его стальная кожа стала отпадать кусками, а когда кровь и пот смыли рисунки, из-под них показался мужчина, благородный и гордый, словно прекраснейший олень. Да и он, когда ушла ярость битвы, увидел, что сражается с женщиной: высокой, белокожей красоткой, что затмевала солнце. И понял, что тот, кто настолько красив, не может быть зол, а потому удержал очередной удар, она же тоже замерла, словно статуя, потому что в битве этой великие чары опали с жителей города и Рауна увидела лишь испуганных людей. А Имили в ее глазах узрел печаль и милосердие, и это разбило его сердце, и вот он отшвырнул копье, готовый принять ее удар грудью. Они взглянули друг на друга, и таким-то образом родилась первая любовь между местными обитателями и теми, кого привела сюда воля Оума. Так родились сеехийцы. Легенда изменила имена, хотя оставила такую подробность, как искалеченный воин. Имили. Имвили. А звучание этого имени дало воспоминание, живое, словно принадлежало оно ему, Альтсину Авендеху, вору из Понкее-Лаа. Но было это воспоминание Реагвира, или, скорее, его Кулака Битвы. Он сжал зубы так, что почувствовал, как один из них ломается. Пошел вон. Пожалуйста. – Это ничего не даст, парень. Он сидит в твоей голове давно и медленно становится частью тебя. А скорее, это ты становишься его частью. Можно влить воду и вино в стакан настолько аккуратно, чтобы они создали два отчетливых слоя, но через некоторое время они все равно перемешаются. – Что за «он»? А, ведьма? Что за «он»? Ты не имеешь ни малейшего понятия, о чем говоришь. – Не имею. А скажешь мне? Нет. Вижу, что нет. Но Оум хочет тебя видеть, а Эурувия – желает убить. Да. Она знает, что ради нее наш бог не открыл бы глаз и не заговорил бы, а потому ненавидит тебя искренне, словно покинутая любовница. А потому я должна знать, почему я рискую столкновением с другой ведьмой – пусть даже я и могу ее победить. Не хочу сражаться не пойми за что. – Я думал, – вкус крови во рту и боль зуба помогли ему сосредоточиться – было на чем, – я думал, что Черные Ведьмы самые сильные среди вас. – Они сильны, как силен королевский герольд, провозглашая приговоры и законы. Они – Голос Оума, вот что делает их сильными, но, когда Оум молчит, голос становится лишь пустым звуком. Но они знают, какова цена, – и знают до того, как заплатят, а потому не должны жаловаться или пытаться кого-то обмануть. – Торгуя с континентом без посредничества Каманы? Она вздернула брови, а морщины на лбу начали напоминать каньоны: – О-о-о. Откуда знаешь? Впрочем, неважно. Лично я не думаю, что Оум желает тебя видеть из-за тебя самого. Скорее, дело в том, что случилось вчера. По миру идет волна, трепет Силы, колебание равновесия, над которым так долго работали. Боги в удивлении глядят в сторону реальности смертных, демоны разевают пасти, ощущая кровь и гибель, извечные сущности поднимают головы. Те, кто полагает, что они имеют право отрезать нашу ветвь от Древа Вечности, готовят топоры – пусть даже вне этой ветви за ними ничего не осталось и сами они погибнут тоже. Те же, кто желает привиться к тому Древу, острят ножи. Одни отказывают нам в праве на… существование, другие просто желают занять наше место, а третьи думают о возмездии за старые обиды, которых мы не наносили. Леса не вырастут, но, возможно, примутся саженцы. Но так бывало и тысячу лет тому назад, и все оказалось мыльным пузырем. Что, если и вчерашние громы были лишь фальшивкой? И тут Альтсин понял, что судьба решила нагнуть его еще сильнее и кроме божественного сукина сына, сидящего в голове, подготовила встречу со старой сумасшедшей. К тому же той, чье одно слово могло решить проблему его жизни и смерти. Прекрасно. – Не понимаешь, о чем я говорю? – улыбнулась она ласково. – Как и я. Это бормотание Оума. Его – как бы лучше сказать, ведь речь о боге – бурчание. Он порой говорит так, когда оживает на миг, перед тем как либо откроет глаза, пожирая жизнь Слуг, либо зажмурит их на много дней, вновь погружаясь в дрему. Мы записываем его слова, пытаясь понять их смысл, но пока что без толку. Эти он произнес сегодня утром, прежде чем приказал послать за тобой. Не смотри так, словно ты ничего не слышал о колдовстве передачи известий. Потому-то мы и боимся, что он пытается нас о чем-то предупредить, но не может, а когда мы наконец поймем, что он хотел сказать, предназначение уже будет стоять у нас на глотке кованым сапогом. Я надеялась, что один из вас скажет мне, что все это означает. Вор посмотрел на нее, прищурившись. Голова начинала пульсировать болью. – Один из нас? То есть тот второй во мне? А если это демон, который выскочит и пожрет твой разум? – Это не демон. Я уже имела дело с демонами. Рядом с тем, что я в тебе чувствую, самый сильный из них выглядит как шпротина подле кита. И все же, парень, ты ему сопротивляешься. Причем так результативно, что эта сила не осмеливается захватить твое тело. И выводы, которые из такого можно сделать, превращают мои кости в воду. Они обменялись взглядами. В глазах старой ведьмы Альтсин впервые заметил нечто, что могло бы показаться страхом. И предпочел не продолжать этой темы. – Что случилось вчера? Что это было? – Не знаю. Ты когда-нибудь наблюдал поверхность моря, когда вдруг она приходит в движение? Маленькие рыбки выскакивают из воды, большие уплывают прочь, тут и там появляются водоворотики и волны… И тогда ты знаешь, что в глубине что-то случилось. Может, вышла на охоту стая дельфинов, может, оторвался кусок скалы, а может, тряхнуло дно, и вода вот-вот начнет отступать, чтобы через миг понестись в твою сторону. Точно так же было и вчера. Что-то случилось далеко отсюда, на северо-востоке, а волна, поднятая теми событиями, понеслась сквозь мир. Аспектированные источники пришли в смятение, взволновались, и как минимум два из них поменяли… вкус. Первичная Сила зашипела, а боги зашевелились. Это не первая такая волна, что проходит сквозь мир за последние годы, но нынешняя – самая странная. Мне кажется, что малые чародеи и жрецы могут ее даже не замечать, как шпротина не заметит, что вздрогнул океан. А ты заметил и отреагировал очень интересно, чем привлек внимание нашего бога. – А он правда бог? Как Мать или Близнецы? – Нет. Не такой. Но он бог, потому что без него мы бы не существовали. – И говорят, что ни один человек не с острова не имеет права его увидеть. Ведьма кивнула, а глаза ее блеснули ледяной синевой: – Это правда. И что это нам говорит о том, как видит тебя Оум? Вор не ответил. Глава 7 Вести с севера пронеслись по городу, словно ураган. Источником их, как быстро установили, оказался район меекханских купцов. Новости были, видимо, важными, поскольку на то, чтобы преодолеть две тысячи миль от Империи до Коноверина, им понадобилось всего несколько дней. Наверняка чародеи, специализирующиеся на передаче секретной информации, заработали на этом целое состояние. Теперь на торжищах, площадях и в домах не говорили ни о чем, кроме большой битвы, случившейся где-то в мрачной северной стране, где народ странников, изгнанных со своей земли, бросил вызов Отцу Войны се-кохландийских племен и одолел его. Естественно, попав на улицы, вести сразу же закрутили роман с тысячеустой сплетней, а потомство их приобрело воистину странные черты. Пятьдесят, сто – а скоро и все триста тысяч воинов противостояли друг другу в величайшей битве со времен большой войны, которую Меекханская империя вела с теми же кочевниками. Титаническая схватка, достойная Войн Богов. Сто тысяч всадников обняли землю смертельными объятиями. Неправда – было их сто пятьдесят тысяч. Ерунда – почти двести. Йавенир погиб. Йавенир сбежал с горсткой верных слуг и скрывается, преследуемый, словно зверь. Царство кочевников распалось на пять, десять, двадцать княжеств, управляемых местными вождями. Империя торжествует. Империя готовится к войне с новой силой, зарождающейся в Великой Степи. Сами боги, Лааль и Галлег, сошлись насмерть над полем битвы. Именно потому Владыка Огня вызвал князя к Оку. Коноверин наслаждался этими новостями, пережевывал их и менял, как заблагорассудится. Рассказ о великой войне на другом конце мира имел привкус легенды, сказки, мифа, чего-то чудесного и разноцветного, однако и такого, что было совершенно неважным для обычного ткача шелка или торговца перцем. Наверняка те, кто поумнее, задумывались, повлияет ли уход угрозы с восточной границы на склонность меекханской аристократии тратиться на предметы роскоши, такие как шелк, фарфор, драгоценные камни и специи с Юга. Но большинство просто желали истории о войне, битве, героизме и справедливой мести изгнанников. Вести эти, несомненно, были важны, но Деана едва их заметила. Со встречи с Сухи, то есть вот уже несколько дней, она не видела Лавенереса, к тому же вчера дворец навестила Первая Наложница. Проигнорировать ее приход удалось бы, разве что закрывшись в самом глубоком подвале, залив уши воском и контактируя с миром посредством слепого и немого слуги, приносящего еду. Сперва ошалел Дом Женщин. Овийя была везде, в каждой комнате, в каждом коридоре, за каждой завесой. Деана поймала себя на том, что то и дело проверяет, не прячется ли главная среди женщин под ее кроватью. Служанки и невольницы бегали, словно обезумевшие, убирая пыль, моя окна, натирая воском и полируя мебель, а в их судорожной деятельности таилось отчаяние существ, которые знают, что все равно ничего не будет в прядке. Потом началась подготовка дополнительных комнат: восьми, как подсчитала Деана, обставленных новой мебелью, коврами и зеркалами. К тому же в коридорах Дома Женщин появились мужчины. Высокие крепкие стражники в кожаных панцирях, вооруженные тяжелыми саблями и с ошейниками домашних рабов. На короткий вопрос об их присутствии одна из служанок рассмеялась нервно и выполнила резкий жест в районе паха. Кастраты. Такие средства предосторожности в предназначенной для женщин части дворца до сих пор были редкостью. Овийя, как оказалось прекрасно владевшая суанари, неожиданно проведала Деану и пояснила, что с этого времени той запрещено входить в некоторые части Дома и, если кастрированные стражи скажут ей откуда-то удалиться, она должна просто уйти. Святые Девы – такой титул она использовала – будут находиться только в компании избранных слуг и самой Варалы. Пустынная воительница может выходить и входить в свою комнату, но во дворце с этой минуты ее станет сопровождать личная невольница, которая жизнью отвечает за то, чтобы Деана д’Кллеан не сделала никакой глупости. Жизнью? Да, жизнью. Если не справится, ее казнят. Главная в Доме Женщин ударила в ладоши, и в комнату вошла молодая невольница. Скромно опустила взгляд, а Деана узнала в ней беременную помощницу швеи из каравана. У груди она держала пищащего младенца. Спрашивать, кто отдал такой приказ, не было нужды. Сухи, ты сукин сын. Воительница спокойно выслушала Овийю, потом под первым попавшимся предлогом выставила ее за дверь, затем отослала прочь напуганную девушку и принялась тренироваться. Час, два, три… Пять. Пот лился ручьем, дыхание свистело в глотке, а сани раз за разом вспыхивал и угасал. Призрачные противники гибли дюжинами. Сражаться, сражаться, сражаться! Не думать. При мысли о том, что Лавенерес начнет проведывать соседние комнаты, чтобы соединиться с одной, двумя или всеми из этих девиц, что он оплодотворит женщину, у которой будет закрыто лицо, чтобы никто не сумел после распознать мать следующего Наследника Огня, Деана чувствовала… чувствовала… Сама не знала, что она чувствует. Обещание Сухи исполнилось, и Лавенерес больше ее не проведывал. Похоже, Деана недооценила роль и власть, какими обладал во дворце отравитель, которого приходилось слушать даже князю. Разве что тот проклятущий слепец просто собирал силы для встречи с теми девками, а она была лишь мимолетным развлечением. Дура, дура, дура! Полет Цапли она выполнила в четырнадцать ударов сердца, а тальхеры резали воздух вокруг нее с такой яростью, что казалось, будто клинки раскаляются. Она прервала тренировку, лишь когда в коридорах Дома Женщин вспыхнуло замешательство. Первая Наложница. Не знала, какое счастье, что разделяют их толстые двери. Деана свернулась в постели и прикрыла глаза.