Женщина не выглядела бледной и изможденной. Видимо, своевременная терапия дала свои результаты, но слабость еще оставалась. Григорьева лежала на больничной койке, левая рука была под капельницей, правой она нервно крутила свой телефон. Гуров сидел напротив на стуле с авторучкой и блокнотом в руках. Вчера ближе к вечеру из больницы позвонили и сказали, что Григорьевой стало лучше и с ней завтра можно будет поговорить, но только не очень долго, она еще слишком слаба. – Ирина Валентиновна, а откуда у вас телефон? – первым делом спросил Лев. – Вам его кто-то из дома привез? – Нет, это просто случайность, – ответила она. – На мне в тот вечер был жакет, а в кармане лежал телефон. Когда меня забрала «Скорая», то и телефон тоже с вещами оказался здесь. – Ну, хорошо. Расскажите, что с вами случилось? Прошу вас не стесняться и рассказывать все, как было. Мы давно уже ищем и никак не можем напасть на след одного мошенника, который усыпляет успокаивающими медицинскими препаратами женщин, а потом грабит их. Ваши показания могут быть очень важными для нас. – Меня тоже ограбили. – Григорьева показала полицейскому свой телефон: – Не знаю, как это сделали, но с моей банковской карты сняли все деньги. Как это могло произойти? Мне, наверное, надо заявление писать? Вы можете мне помочь, товарищ полковник, или это не ваша компетенция, в другую службу надо обращаться? – Сколько снято с вашего счета и как вы узнали об этом? – Восемьдесят шесть тысяч. Я посмотрела, а у меня непрочитанные смс-сообщения. Пришел пароль для входа в личный кабинет онлайн-банка. Потом сообщение, что совершен вход в личный кабинет. Потом о том, что с моего счета списаны денежные средства. Вот и все. – А дата? Какая дата стоит под сообщениями? Тот самый день, когда вас доставила сюда «Скорая»? – Да. Это он? Это сделал Юра? В глазах женщины была не столько мольба, сколько опустошение, разочарование и горечь. Она задала вопрос, но ответ уже знала. И, наверное, не надеялась услышать что-то иное. – Расскажите, как вы с ним познакомились, – попросил Лев. – Случайно, – помолчав, ответила женщина. – Глупо все как-то. Мне ужасно стыдно, но то, что случилось, – этого не должно быть. Я понимаю, что надо вам рассказать, помочь. Ради других женщин, которые могут оказаться такими же великовозрастными дурочками. Я увидела его в маршрутке. Точнее, увидела, как он на меня смотрел. Нет, он смотрел на меня, взрослую женщину, украдкой, любовался мной. Поймите, для одинокой женщин, которая не видит ежедневного тепла, не получает его каждый день хотя бы маленьким кусочком, это все слишком заметно, ярче ощущается… Он смотрел, и я как-то сразу вспомнила, что недавно видела его в банке, когда снимала с карты деньги, а потом возле нашей библиотеки. Получилось так, что мы вышли из маршрутки на одной остановке. Я была на высоких каблуках и оступилась на ступеньке, а он поймал меня за руку и обхватил за талию. Его руки… Это были руки не мальчика, а сильные мужские руки. Они поймали меня, помогли. Наверное, этого не хватает любой женщине, и я на это купилась. Ничего не было в тот день, и на следующий ничего не было. Просто мы улыбнулись друг другу, я его поблагодарила, и он ушел, расспросив сначала, не нужна ли мне помощь и не подвернула ли я ногу. – А потом? – спросил Гуров. – Говорите, говорите! Я тоже хочу понять этого парня. – Потом, где-то через день, мы с ним снова оказались в одной маршрутке, и он подсел ко мне как старый добрый знакомый. Это было так просто и естественно. Есть в нем такое обаяние, простота, располагающая и притягивающая. Вам кажется, что я слишком красочно вам все рассказываю, но я в самом деле так все ощущала. Ну, в общем, мы с ним познакомились. Он назвался Юрой, я – Ириной. Поймите, на меня что-то нашло, вдруг захотелось почувствовать себя молоденькой, его ровесницей, поэтому я не представилась по имени-отчеству. – А потом у вас было первое свидание? Он сумел вас очаровать? – В этот же день у нас было романтическое свидание, если вы это имели в виду. Мы вышли из маршрутки, и он снова, как в прошлый раз, подхватил меня руками, хотя необходимости в этом не было, это была часть игры. Теперь я понимаю, что его действия, все его поступки были чистым расчетом, этот молодой мерзавец хорошо понимал психологию одинокой женщины. Мы шли с ним по бульвару в сторону супермаркета, болтали. Он рассказывал о себе, я о себе, о своей работе… – Что Юра вам рассказывал о себе? Где работает, где учится, о своей семье? – Да, – вздохнула Григорьева. – Рассказывал, но я вот теперь думаю, что, собственно, о себе ничего и не рассказал. Это я, как дура, о библиотеке, о проектах, о филологии распиналась. А он хорошо умеет слушать. – И все же, что он вам рассказал конкретно? – Что занимается наукой, что он аспирант в каком-то научном институте. Я не совсем поняла и не стала расспрашивать, потому что он сказал, что это связано с космосом. Родители у него далеко, на Урале живут, и он к ним раз в год ездит, помогает. А живет в общежитии от института. Там у него комната со всеми удобствами, это, кажется, называется «малосемейка». Но я у него ни разу не была! – Значит, названия института вы не знаете и адреса общежития тоже? – Нет, – помотала головой Григорьева. – Поймите, мне это было не особенно важно, я же не предполагала, что наши отношения закончатся так быстро и так… постыдно-печально. – Как он вас усыпил? – Не знаю, наверное, что-то влил в чай. Я не очень люблю горячий чай, да и жарко было. Как-то неожиданно для себя уснула. А потом пришла в себя уже здесь, в больнице. Соседка моя, Люба, спасибо ей, что всполошилась. Мне сказали, что она вызвала «Скорую». Повезло просто, наверное, чистое везение и счастливое совпадение. Она ведь, когда у меня Юра был, позвонила и попросила блендер одолжить, так как гостей ждала и готовила праздничный стол. Я сказала, что сама занесу через часочек. А когда не принесла и на звонки не отвечала, она ключами дверь открыла. Я ведь Любе дала комплект своих ключей. Так, на всякий случай, мало ли что. – Люба знала, что у вас есть любовник? – Нет, что вы! Конечно, не знала. Я бы не смогла рассказать ей такое. – А почему она решила, что вам плохо? Почему пришла с ключами открывать вашу квартиру? Григорьева покраснела, опустила глаза, но потом взяла себя в руки, откашлялась и снова заговорила: – Когда Люба позвонила, у меня дыхание было не очень ровное. Ну, она и спросила, что со мной. Я ответила, что все нормально. Ну, и свернули разговор. Она ждала, что я принесу ей блендер, а потом, наверное, испугалась и полетела открывать ключами квартиру. Получается, что она меня и спасла. Гуров вышел из больницы и остановился на ступенях, глядя в бездонное летнее небо, где на большой высоте оставил извилистый пушистый след какой-то самолет. Крячко посигналил, не выходя из машины. Лев никак не отреагировал на сигнал, и он повернул голову к сидевшему на заднем сиденье Бурмистрову: – Что-то наш шеф узнал такого, что в себя не придет. Надеюсь, ничего не случилось. Стас собрался было уже выйти к напарнику, но тут Гуров махнул рукой и неторопливо пошел к машине. Усевшись на переднее сиденье, он достал свой блокнот и спросил: – Так, Максим Николаевич, что у тебя по отпечаткам? По связям Костыля? – Работаем. Его пальцы и пальцы его подельников по делу об изнасиловании Белогоровой больше нигде не фигурируют. По приметам эта троица тоже нигде не «засветилась». Провели опознание по фотографиям Коростылева, Боброва и Золотарева. Никто из пострадавших женщин их не узнал. Следов татуировок на предплечьях Боброва и Золотарева не обнаружено. Свидетели тоже не показывают, что кто-то из них носил хотя бы временные татушки на руках. – Хорошо, – подвел итог Лев. – С этим разобрались. Сейчас мы едем на квартиру Григорьевой. Ефимова уже выехала, участковые тоже. – Тебя что-то беспокоит? – не удержался Крячко. – Да, два момента. Первое – любовника, который, видимо, и отравил Григорьеву, зовут Юрий. Он ей так представился. Помните, Золотарев говорил о каком-то Гере или Гоше, на которого Костыль ссылался, что тот как сыр в масле катается на содержании у взрослых женщин? Я вспомнил фильм «Москва слезам не верит» – он же Гера, он же Гоша, он же Юра и так далее. И второе. Когда я спросил Григорьеву, была ли у Юры на руке татуировка, она ответила, что не знает. – То есть? – удивился Бурмистров. – Как это, не знает? Они что… – Стоп, Максим, давай без пошлостей, – остановил его Лев. – Она его руки обнаженными не видела. Он никогда не снимал футболки, а приходил к Григорьевой всегда в футболке с длинными рукавами. И вообще, до постели у них дело доходило всего три раза. На резонный вопрос, который она ему задала, он ответил тем, что не хочет ее травмировать видом безобразного шрама на спине. Якобы он его получил в армии. Для впечатлительной женщины этого оказалось достаточным, но она все же пыталась руками прощупать его спину. – Значит, появилась особая примета у нашего афериста? – с сомнением спросил Бурмистров. – Или тут что-то другое? – Например, – хмыкнул Стас, – этот Юра, он же Гоша, он же Гога, устал заматывать руку ниже локтя, чтобы прятать татушку, и перешел на одежду с длинными рукавами, благо футболку можно не снимать. – Ребята! – покачал головой Гуров. – Мы с вами уже убедились, что татуировки на руке нашего преступника, скорее всего, нет. Нас просто ввели в заблуждение совпадения и похожие случаи. – Тогда шрам на спине, – развел руками Крячко и завел мотор. – Нет там никакого шрама! – зло бросил Лев. Когда оперативники прибыли на Гончарную, квартиру уже вскрыли, и там начали работать эксперты во главе со следователем. Ефимова сидела за большим столом в центре гостиной и заполняла бланк протокола осмотра места преступления. Два криминалиста, седовласый мужчина и молодая девушка-стажер, обходили помещение по кругу, рассматривая поверхности в поисках следов. Бурмистров вместе с участковым и несколькими подъехавшими оперативниками начали поквартирный обход. Следовало установить, видел ли кто гостя Григорьевой в день ее отравления. Кто входил, выходил из ее квартиры. Вполне могло быть, что Юрий был не один. Усыпив женщину, он мог впустить в квартиру сообщников. Возможно, что из квартиры пропали какие-то ценные вещи, деньги, золотые украшения хозяйки. – Товарищ полковник! – Седовласый криминалист подошел к Гурову и протянул ему стакан, держа его пальцами за донышко и верхний край. – Судя по всему, пила Григорьева из этого стакана. На дне сохранились следы жидкости, а на стенках четкие отпечатки. Возможно, что и Григорьевой, а возможно, и преступника. – Да, обязательно отправьте в лабораторию, – кивнул Лев. – Другой посуды, которую явно недавно использовали и не помыли, на столах не осталось? – Нет, только этот стакан. Удивительно, что преступник не стер отпечатков, не помыл его. Ведь если мы найдем следы вещества, то поймем, чем отравили женщину. Неаккуратно с его стороны, не находите? – Да, действительно, – поддакнул подошедший Крячко. – Как-то здесь все несерьезно. – Пусть ваша помощница, – сказал Гуров, глядя на девушку-стажера, – снимет отпечатки пальцев соседки, которая вызывала «Скорую помощь». Та женщина заходила в квартиру, она ее потом запирала, когда Григорьеву увезли в больницу. Ее пальцы надо исключить. Крячко вызвался помочь неопытному эксперту и вышел вместе с ней из квартиры. – Валерий Семенович, – остановившись возле кровати, подозвал эксперта Лев. – Смотрите, видите на простыне пятна высохшей жидкости? Эксперт наклонился с увеличительным стеклом и стал рассматривать пятна. Наконец он выпрямился и произнес: – Учитывая то, что мы знаем о последних событиях, это могут быть следы мужского биологического материала. Простыню придется изъять и отвезти к нам в лабораторию. Я попробую собрать для анализа. Если этого количества хватит, мы сможем сравнить ДНК с любым подозреваемым, которого вы найдете. – Отлично. Это было бы очень кстати. Мне кажется, что отпечатков пальцев мы здесь не найдем. А это улика, серьезная улика. Генерал Орлов отпустил сотрудников Управления. В кабинете остались только Гуров и Крячко. – Ну где они там? Уснули, что ли? – Орлов потянулся за трубкой внутреннего телефона, но Гуров остановил его: – Не надо, Петр, не дергай людей. Лаборатория по нашей просьбе и так все дела отложила и занялась материалами из квартиры Григорьевой. Лисин обещал прийти ровно в восемь, значит, придет. – Да? – Орлов посмотрел на осунувшегося Гурова, уставшего, почти засыпающего Крячко. – Ну ладно. Пятнадцать минут погоды не сделают. Может, чайку? А то вы какие-то вареные. – Будешь тут вареным, – вздохнул Стас и направился к окну, где на столике возле мягкого углового диванчика стоял электрический чайник. Он зашуршал там пакетами, продолжая говорить: – Поквартирный обход ничего не дал. Собственно, я и не удивлен. Женщина вела себя осторожно, старалась делать так, чтобы ее с парнем вместе не видели. Сама она описать его толком не смогла, по имеющимся у нас фотороботам тоже ничего конкретного не сказала: вроде похож, а вроде не похож. Лева с Григорьевой трижды разговаривал, но она все на эмоциях больше, а конкретики никакой. – В смысле? – не понял Орлов. – В том смысле, – добавил Гуров, – что она ничего из его рассказов не помнит. Или он так рассказывал, что женщина ни черта не запомнила. Ни где работает, ни чем занимается. Словоблуд он порядочный, вот что можно совершенно точно сказать о преступнике. А Григорьева была влюблена как кошка, ничего вокруг не видела. А вообще, конечно, вопросов все еще намного больше, чем ответов. В дверь постучали, и в кабинет вошел седовласый эксперт. – Разрешите, товарищ генерал? – Входите, Лисин, входите. Заждались вас уже. Что-то есть? – Есть, Петр Николаевич, – кивнул эксперт и уселся за приставной стол, положив перед собой папку с бумагами. – Во-первых, по пальцевым отпечаткам. Удалось во множестве идентифицировать отпечатки Григорьевой. Несколько отпечатков оставила ее соседка, Любовь Максимова. Других, пригодных для идентификации отпечатков, в квартире найти не удалось. – Он что, ничего там не трогал? – с сомнением спросил Орлов.