– Маловероятно, что Юра ходил в квартире своей любовницы, засунув руки в карманы, – покачал головой Крячко. – Это подозрительно, и это бросилось бы Григорьевой в глаза. – Влюбленная она, влюбленная, – вздохнул Лев. – Вы забыли? А влюбленный человек, он как в состоянии эйфории – едущий на него паровоз не видит, а вы о таких мелочах. Я думаю, что он стирал отпечатки. При каждом удобном случае стирал. Рукавом, например, благо у него футболка все время была с длинным рукавом. А вообще, вполне мог и не трогать. Он гость, развалился на кровати, а она его с рук кормила и поила. – Лев Иванович, наверное, прав, – вставил эксперт. – Мы нашли несколько полустертых отпечатков. Обычно они так и выглядят, когда их пытаются наскоро удалить. Еще нам удалось получить образец ДНК из биологического материала. – Какого материала? – не понял Орлов. – Кровь? – Ну что ты, Петр Николаевич, – прыснул в кулак Крячко. – Они же там любовью занимались. Сперма, конечно! – О, отошел после чая, – хмыкнул генерал. – Развеселился. Еще что-то есть важное, Валерий Семенович? – Есть. Мы проанализировали вещество в стакане. Григорьеву усыпили, но дозировка оказалась слишком высокой. Еще немного, и сердце просто остановилось бы. – И что это за вещество? Лекарственный препарат? – Скорее даже не препарат, а полуфабрикат. Это неочищенное вещество, основа из группы фенобарбиталов – производной барбитуровой кислоты. Используется оно в фармакологии для производства лекарств. Думаю, что преступник не смог определить нужную дозу, поэтому в некоторых случаях женщины и погибали. – Значит, парень имеет доступ к этим веществам, – сказал Крячко и стал что-то быстро писать у себя в блокноте. – Либо он работает там, где используется это вещество, либо кто-то из его знакомых или родственников, либо он знает, где это можно украсть. То есть у него есть негласный доступ. – Слушайте, ребята! – Гуров обвел взглядом своих коллег. – Мне кто-то может сказать, ну, хотя бы гипотетически, почему преступник не помыл стакан? Ведь это улика, серьезная улика, это ниточка, за которую полиция явно может размотать клубочек. Он что, совсем дурак? Судя по его поведению, далеко не дурак. Так в чем дело? – В квартире Григорьевой, – напомнил Лисин, – нет признаков спешки, с которой преступник покидал помещение. Никто ему, видимо, не мешал помыть стакан. – Не посчитал нужным прятать следы вещества, которым усыплял, – задумчиво повторил Орлов. – Причин может быть несколько: либо он рассчитывал, что вещество успеет разложиться за то время, пока полиция сможет начать его исследовать, либо он думает, что мы не догадаемся о том, как он усыплял свои жертвы. И еще одно объяснение. Он даже не догадывается, что по тому веществу на него можно выйти. – Вещество не разлагается. Его следы могут сохраняться достаточно долго, если только это не проточная вода или не высокая температура, – подсказал эксперт. – Значит, завтра мы первым делом займемся определением предприятий, которые используют это вещество в производстве лекарственных препаратов, – решительно заявил Гуров. – Хотя понятно, что такого рода предприятий в Москве и Московской области достаточно много. Но делать это придется. Все поднялись, эксперт положил перед Гуровым материалы исследования вещества из стакана в квартире Григорьевой, Крячко широко зевнул и остановился у двери, ожидая напарника, Орлов натягивал китель, пытаясь одновременно набрать номер телефона своей жены. – Почему он не помыл стакан? – еще раз вслух спросил Гуров. – Следы преступления, тем более орудие преступления принято прятать первым делом. Это «азы» преступного промысла. После стольких доказанных эпизодов его нельзя считать неопытным. И все же… Почему он не помыл стакан? Профессора Пожарского Гуров знал давно. Жена ученого была завзятой театралкой, но сам Борис Аркадьевич почти не интересовался ничем, кроме науки. Не было в Москве специалиста, который бы так глубоко знал историю фармакологии. В этой области Пожарский обладал практически энциклопедическими познаниями. Несколько раз Гурову приходилось бывать на светских мероприятиях, где присутствовали светила отечественной медико-биологической науки, и каждый раз Борис Аркадьевич умудрялся поражать полковника интересными сведениями из истории науки и открытий в области фармакологии. Что уж говорить о студентах, которые слушали лекции профессора с раскрытыми ртами. Бывало, что на лекции сходились даже слушатели с других факультетов мединститута. А уж в самом НИИ фармакологии считалось за счастье стать соавтором профессора Пожарского в каком-нибудь издании, сборнике или просто медицинской периодике. Невысокий, худощавый, с непослушными вьющимися волосами, профессор встретил Гурова в коридоре института и, обняв за плечи, потащил в свой кабинет. Эмоциональность ученого порой проявлялась во всем, кроме непосредственной работы с материалами в лаборатории или изучения первоисточников. Здесь уж профессора было не оторвать от работы: он погружался в среду полностью и без остатка. – Дорогой Лев Иванович! Вы не поверите, – оживленно говорил Пожарский, то и дело дергая узел своего галстука, который и так уже основательно съехал набок. – Мы с Элечкой вот только-только говорили о театре и вспоминали, что давненько не бывали на спектаклях Машеньки. Кстати, как она? Как ее самочувствие, как творческое состояние? Помнится, в последний раз вашу супругу одолевала некая хандра, присущая подготовке премьеры. – Все хорошо, Борис Аркадьевич! Не переживайте. В театре все идет своим чередом, все живы и здоровы. А я к вам по делу, по вашей части мне очень нужна консультация. – Что, кто-то нездоров? – Пожарский так артистично всплеснул руками, что Лев едва не рассмеялся. Усаживаясь в большое кожаное кресло, он осмотрелся. Да, в этом кабинете Пожарского ему еще не приходилось бывать. Старина, начало прошлого века. Не только кресла, но книжные шкафы и те старинные. За стеклами виднелись корешки научных изданий с фамилиями авторов, вызывающими благоговейный трепет: Бухгейм, Амбодик-Максимович, Нелюбин, Пирогов, Филомафитский. Здесь же стояли издания Римского Высшего института санитарии, института Макса Планка, Каролинского института. Несмотря на относительную молодость Пожарского, ему было всего около пятидесяти лет, он умудрялся сохранять в кабинете и в своем отделе атмосферу старой русской профессуры. – Это связано с моей работой, Борис Аркадьевич, – развел руками Лев. – Простите, что мой визит к вам столь прагматичен. – С вашей работой? – Профессор сразу стал серьезным, и стекла его круглых очков тревожно блеснули. – Но вы ведь в полиции работаете? Как это все связано? – Да, моя работа заключается в том числе и в раскрытии преступлений. Одним словом, мне нужна ваша помощь. Ваша консультация по поводу одного препарата. – Ну, извольте, Лев Иванович! Рад буду помочь вам. А в чем, собственно, моя консультация будет заключаться? Гуров открыл папку и передал через стол профессору материалы лабораторных исследований. Ученый бегло просмотрел шапки каждого документа и углубился в чтение, только мерными кивками давая понять собеседнику, что он слушает его и просит продолжать. – Этот препарат преступник использовал для усыпления своих жертв, а потом обворовывал их. Эти материалы – единственное исследование единственного образца, которое нам посчастливилось найти. Я думаю, что преступник часто применял это средство или другие. Во всех случаях жертвами являлись женщины. К сожалению, у нас несколько случаев со смертельным исходом. А последняя жертва едва осталась жива, и то только потому, что ей вовремя была оказана медицинская помощь. – Хм… – Профессор перевернул еще пару страниц и чуть повел плечами. – Ну, ваши специалисты разобрались, как я вижу. Вполне грамотное исследование, и результат однозначный. Да, именно такое действие препарат и должен оказывать, но в сыром, неочищенном виде действие его трудно прогнозировать. Слишком много примесей. А человеческий организм зачастую имеет свои индивидуальные реакции на каждый из компонентов, вплоть до аллергического шока. Но в целом это угнетение центральной нервной системы на длительное время. Так что вы хотели узнать у меня, Лев Иванович? – Ну, может, вы что-то подскажете как специалист. Например, может быть такое, что преступник применял именно это средство, потому что объектами преступления были именно женщины? Может, именно на женский организм он действует как-то по-особенному? – Нет, это абсолютно ни о чем не говорит. Действие не зависит от полового различия. Только возраст может играть роль. Например, подростковый или детский возраст, пожилой или период беременности. Возможно изменение реакции в связи с одновременным применением других лекарств похожего или противоположного свойства, индивидуальная непереносимость. – Значит, следует считать, что выбор препарата был произведен преступником чисто случайно? – Я думаю, что все гораздо проще, Лев Иванович. Возможно, ваш преступник или человек, от которого он получил препарат, имеет отношение к фармакологическому предприятию, на котором его используют в производственных целях. – Об этом я уже думал, Борис Аркадьевич! – вздохнул Гуров. – Увы, придется перебирать все предприятия Москвы и области, чтобы найти источник. Мои помощники насчитали только в Москве серьезных производителей около полусотни. – Все? – Профессор как-то странно посмотрел на него и улыбнулся. – Почему все? Насколько я знаю, у нас только одно предприятие использует это вещество в фармакологическом производстве. Это новое направление, новая технология. На сегодняшний день в Москве используют это вещество на экспериментальной основе в НПО «ФАРМЭКОЛАЙН». Офисы у них есть и в центре, но производственные помещения, склады и лабораторный комплекс находятся в Мытищах. – Профессор! – Лев поднялся с кресла и склонил голову. – Искренне и без лести хочу вам сказать… Вы – бог! – Только его земное воплощение! – засмеялся Пожарский. Афишировать свой визит на фармакологическое предприятие Гурову не хотелось. Вполне возможно, что преступник к нему имеет отношение весьма отдаленное… Или не имеет вовсе, а препарат получает от друга, подруги, брата, свата и кого-нибудь еще. Мало ли друзей или родственников бывает у человека. И тогда визитом полиции можно спугнуть всю эту цепочку, да и самого преступника. Но доверить эту работу службе безопасности предприятия тоже не хотелось. Как они выполнят работу, на каком профессиональном уровне. Одна ошибка, одно неосторожное слово или действие – и тот же самый эффект. Преступник все поймет, поймет, что ему сели «на хвост», и скроется. Или подготовит себе надежное алиби. Или еще страшнее: например, убьет своего поставщика препарата с предприятия, и единственная ниточка оборвется. Лев отправился на предприятие, оставив Крячко на связи. Помощь могла понадобиться в любой момент – от организации выезда на предприятие группы спецназа до оперативного оформления санкции на изъятие препарата или на проведение обыска и многого другого, что может потребоваться срочно. Начальник службы безопасности НПО «ФАРМЭКОЛАЙН» Виктор Петрович Мерзляков, крупный мужчина с аккуратной стрижкой, в дорогом костюме и с постоянно недовольным выражением лица, встретил Гурова на проходной. Сделав знак охраннику, чтобы тот пропустил гостя, он пожал полковнику руку и осведомился: – Насколько у вас важный разговор? – А к вам с визитами часто приезжают старшие офицеры МВД из различных Главков с пустыми разговорами? Например, просто кофейку с вами в кабинете попить? – Я не к тому, Лев Иванович! – Недовольство на лице Мерзлякова проявилось еще ярче. – Знаю, что не с пустяками приехали. Просто… Если быть честным, то мой кабинет – единственное помещение, где есть гарантия соблюдения конфиденциальности. – Ну, спасибо, – усмехнулся Лев. – Значит, вы полагаете, что я мог приехать для решения шкурных вопросов и для отстаивания интересов «крышуемого» поставщика или заказчика? Как-то вы на этой должности немного испортились, Виктор Петрович. Я ведь наводил о вас справки, прежде чем являться с визитом. Вы из лейтенантов дослужились до подполковника, из рядовых оперативников поднялись до заместителя начальника отделения полиции по оперативной работе. У вас показатели были одни из лучших в районе, у вас учились оперативной работе даже опытные сыщики. Что стало с вами, а? – Как говорится в современных фильмах: «Ничего личного, только бизнес», – проворчал Мерзляков. – Работа такая, Лев Иванович. Надо уметь угождать и нашим, и вашим, иначе вмиг вылетишь отсюда. Здесь другой мир, другая среда, другие законы. – Кстати, законы у нас по всей стране одни, – парировал Гуров. – А от присяги, которую вы давали народу и стране, когда поступали на службу в милицию, вас никто не освобождал. Но я вас понял. И вы меня поймите. У меня есть серия преступлений, и цепочка вывела меня на ваше предприятие, Моя работа заключается в том, чтобы раскрывать преступления. А все, что будет мешать, – это ведь противодействие работе полиции, сотруднику при исполнении своих служебных обязанностей. Уж вы-то должны знать, каковы последствия для должностного лица и юридического тоже. Лицензия вашей фирмы может быть заморожена, а потом и аннулирована. Как, собственно, и деятельность руководителя. О вашей лицензии я молчу. – Ну, все, все! Вы меня убедили. Не помогу вам, вы меня подставите перед начальством. Я ведь не уследил за тем, что вещества с производства могут утекать, и с их помощью произошло несколько убийств. – Не подставлю, – вздохнул Лев. – Ну что у вас за представления, что за жаргон! Если вы мне не поможете, то я начну свою работу здесь уже официально. Вредно для моего дела, преступник может узнать о моем появлении здесь, но зато никаких заминок не будет. Я могу даже конвейер остановить, если понадобится. Слушайте, давайте уже о деле разговаривать! – Давайте, – неожиданно добродушно улыбнулся Мерзляков. – Работать так работать. Чего нам делить и враждовать, зачем палки в колеса вставлять? Дело у нас общее. Я вам помогаю, вы – мне. Никто не знает, что вы сами пришли ко мне, начальство может решить, что я вскрыл и привлек официальные органы для решения проблемы. Мне плюс, вам плюс, для дела плюс. – Такой поворот в вашем мировоззрении мне нравится, – согласился Гуров. – Где ваш кабинет? Через тридцать минут Лев изложил начальнику службы безопасности все, что касается гипотетического сотрудника фирмы, который либо сам является преступником, либо снабжает или единожды снабдил преступника нужным препаратом. Предстояло совместными усилиями придумать, как найти этого человека, как выйти на преступника. – Я думаю, что нам нужно привлечь кого-то из специалистов, – предложил Мерзляков. – Такого, на кого можно положиться. – Пока это исключено. Есть шанс нарваться на болтуна или прямо на человека, который связан с преступником. – Хорошо, тогда придется опираться только на мое знание производственных технологических процессов. Итак, вещество, которое является сырьем для производства каких-то выпускаемых нами лекарств. А их более тысячи, сложная задача. – А если пойти логическим путем, – предложил Гуров. – Искомое вещество применяется только на вашем предприятии. Значит, оно не имеет широкого применения, а используется лишь для производства узкой линейки лекарственных препаратов седативного действия. Второе, оно используется только у вас еще и потому, что это какое-то новое, экспериментальное производство или экспериментальный препарат. Он или только начал производиться, или аналог дорогого препарата, или только проходит клинические испытания. Согласны? – Тут много тонкостей, которых я не могу знать, я не фармаколог. По названию препарата могу сказать, где, в каком помещении, на каком производстве его делают, могу навскидку сказать, куда мы его поставляем и кто наши партнеры. Но для этого мне нужно знать это название. Новых препаратов у нас в этом году штук сто или двести. По этому принципу мы будем вычислять нужное производство очень долго. – Хорошо, а лаборатория у вас есть? Какие-то экспертизы, проверки вы ведь делаете? – Конечно, есть и лаборатория. – Так, может, с нее и начнем? Лаборатория на производстве – это и начало всего, и изучение проблем, если они возникают. – Согласен с вами, – кивнул Мерзляков. – Пойдемте. Я вас буду выдавать за своего школьного товарища, мол, сто лет не виделись. Чтобы никого не пугать, вы не только к полиции, но и к фармакологии никакого отношения не имеете. Чисто частный визит, чисто интерес. Я даже скажу, что у вас и высшего образования нет. Это чтобы никто не подумал, что я конкурентов вожу. – Хорошо, – засмеялся Лев. – Будь у меня немного артистического таланта, я бы изобразил олигофрена, но, ей-богу, не сумею. Давайте все же внимания особенно не привлекать и не переигрывать. Идем тихо, незаметно, разговариваем между собой. Фармакологическая лаборатория занимала весь второй этаж соседнего корпуса. Чистые, стерильные и светлые помещения. Никелем и стеклом блестели электронные весы, центрифуги, муфельные печи и еще какие-то приборы, назначения которых Гуров не понимал. Здесь работали молодые девушки, но он заметил и нескольких парней. Все в белых одноразовых комбинезонах. Мерзляков проводил гостя по комнатам не спеша, коротко называя, что это за комната и чем тут занимаются. Один из парней, высокий, хорошо сложенный, с аккуратной салонной прической, обернулся на вошедших. Он сидел за компьютером и забивал какие-то данные в таблицу на экране монитора. Две девушки стояли возле него и тихо посмеивались. Гурова как будто окатили из ушата. Лицо этого парня неуловимо было похоже на часть фотороботов. Наверное, сработала не столько зрительная память и умение мысленно мгновенно прикидывать словесный портрет, сколько интуиция. – Что это за парень? – тихо спросил Лев. – Второй стол справа от окна. Он сидит, а возле него стоят две девушки. – Ну, я всех-то по именам и фамилиям не знаю. Один из лаборантов, наверное. Тут… – Надо узнать, как его зовут. Имя и фамилию. А потом через кадры все о нем, начиная с домашнего адреса. – Вы узнали его? – опешил Мерзляков. – Это он?