Бабушка поворачивается ко мне, все еще вытирая щеки. – Джин ударила ее по голове. Джин ударила ее по голове, и она больше не встала. – Джин ударила Шейлу? – спрашиваю я. – Нет. Джин ударила Сьюзен. Сьюзен умерла, – говорит бабушка, и в голосе ее звучит легкое раздражение, как будто мы должны знать, о чем она говорит. «Сьюзен? Кто такая, черт возьми, Сьюзен?» – Сьюзен – это тело в саду? – спрашиваю я мягко, не желая пугать ее. – Я не знаю, в саду ли она, – говорит бабушка, нахмурившись, разрывая платочек в руках. – Я не знаю, куда они ее положили. – Кто это «они»? – Люди, которые пришли забрать ее, конечно. Они же не собирались просто оставить ее там истекать кровью, правда? Краем глаза я вижу на мамином лице недоуменное выражение. – Так Сьюзен умерла? – спрашиваю я. Мой желудок сжимается от беспокойства. Бабушкина память похожа на разбитое витражное окно: по отдельности осколки ничего не значат, но, если их расставить в правильном порядке, можно увидеть полную картину. – Ты помнишь ее фамилию? Этой Сьюзен? – Уоллес. Ее звали Сьюзен Уоллес. Я слышу мамин резкий вдох. – И ты говоришь, что Джин убила Сьюзен Уоллес и закопала ее в саду? Бабушка качает головой, выглядя расстроенной. – Нет, нет, нет, не закопала. Нет. Но Джин ударила ее по голове. Она ударила ее по голове, и та умерла. – И это случилось в восьмидесятом году, когда ты жила в коттедже? – спрашивает мама, подаваясь вперед. – Я… я не знаю… – Бабушка начинает заламывать руки, разорванный бумажный платочек падает ей на колени. – Я не могу вспомнить, когда это случилось. Я… Все так туманно… – Она болезненно морщится, потом смотрит на меня и внезапно спрашивает ни с того ни с сего, как будто разговора и не было: – Послушай, кто это? – Показывает на маму. – Это Лорна, твоя дочь, – отвечаю я, чувствуя, как сердце уходит в пятки. – Ах, да… да… – Бабушка отворачивается от нас и смотрит в забрызганное дождем окно. Я перевожу взгляд на маму. – Кажется, мы снова потеряли ее. 31 Роуз Февраль 1980 года Мы провели несколько блаженных дней в коттедже, занесенном снегом. Я могла бы провести так целую вечность: только мы втроем, отрезанные от всего мира. Мы смотрели черно-белые фильмы по телевизору, ели домашний суп Дафны, и я испекла торт специально для тебя. Это было похоже на второе Рождество. Но на четвертый день я с разочарованием увидела, что заносы на дорогах исчезли и осталась только слякоть, окаймленная пожелтевшими сугробами. Я отвела тебя в школу; тротуары под нашими ботинками были скользкими, снег спрессовался в лед. Когда я вернулась в коттедж, Дафна надевала свое тонкое пальто с аппликациями, ее длинные волосы были собраны в хвост. – Куда ты идешь? – удивленно спросила я. – На работу. Я не могу отлынивать от нее вечно, – отозвалась она, поплотнее натягивая на голову вязаную шапочку. – Как бы мне этого ни хотелось. Нельзя, чтобы Джоэл уволил меня. Я удивилась тому, что он еще не сделал этого после того, как она отвергла его ухаживания. Я все еще пыталась совместить того Джоэла, которого, как мне казалось, я знала, с тем Джоэлом, о котором говорила Дафна. Но если учесть, что в прошлом я всегда была ужасно наивной в отношении мужчин… Я больше не могла доверять своим собственным суждениям. Я задавалась вопросом, не боится ли Джоэл того, что может сделать Дафна, если он посмеет уволить ее: она могла быть отчаянной и решительной, когда хотела этого. Я видела, как она отчитывала мусорщиков, когда те оставили один из наших мешков с мусором, и кричала на одного из деревенских подростков за то, что он пнул голубя. Без нее в доме было странно и пусто. Я считала часы до ее возвращения, тем временем загрузив стиральную машину и помыв пол на кухне, а потом вернулась на деревенскую площадь, чтобы забрать тебя из школы. Магазин на углу уже работал, но кафе «У Мелиссы» было еще закрыто. Я знала, что Дафна заканчивает свою смену в пять часов вечера, как раз перед вечерним открытием паба. Обычно она возвращалась домой к половине шестого. Но вот миновала половина шестого, а она все еще не вернулась. К тому времени уже стемнело, хотя свет, отражавшийся от снега, немного рассеивал темноту. Ночь была ясная, и я могла видеть звезды на небе и темные контуры леса, окружавшего нас. – Где Даффи? – спросила ты, пока я жарила нам рыбные палочки. Обычно Дафна ела с нами, и ты с тоской смотрела на ее пустой стул и подложку с большими фиолетовыми цветами, которую она всегда клала на этот стул. – Она должна скоро вернуться, – ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, хотя на самом деле я чувствовала свинцовый страх. Что, если с ней случилось что-то плохое? Что, если Джоэл, разозлившись на ее неуступчивость, сделал с ней что-нибудь ужасное? В голове промелькнули воспоминания о моем прошлом, и я содрогнулась от мысли, что Дафна может пережить что-нибудь подобное. Прождав еще час, я поняла, что больше не смогу этого выдержать. Отвела тебя к Джойс и Рою и спросила, могут ли они присмотреть за тобой до моего возвращения. Они были очень рады, как я и предвидела, однако мне не хотелось тебя оставлять. Но я не могла отделаться от мыслей о том, что Дафна где-то там, в беде. Я пробиралась по грязному, раскисшему снегу к пабу. Он выделялся, как маяк, на фоне темного леса – белые огоньки гирлянд, развешанных снаружи, и янтарно-желтый свет, горящий в окнах, бросали отблески на тротуар. Река, протекающая неподалеку, выглядела черной и угрожающей, и перед моим мысленным взором возникла картина: Дафна со всплеском падает в воду… «Нет, – сказала я себе. – Ей незачем было идти через мост. Это в противоположном направлении от Скелтон-Плейс». Несмотря на теплую дубленку, я дрожала, приближаясь к пабу. Попыталась заглянуть в окна, но было трудно различить черты лица, только фигуры людей, сгрудившихся вокруг стойки. Я подумала, что она могла задержаться, чтобы выпить кружку-другую пива, хотя обычно она сразу возвращалась домой. К нам. А потом подумала: может быть, она все-таки любит Джоэла, несмотря на то, что сказала мне… Тогда я ощутила разочарование в ней. После всего, что мы говорили о мужчинах, о том, что они не нужны в нашей жизни… После всех обещаний того, что отныне мы будем держаться вместе… Я думала, я надеялась, что она такая же, как я. Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоить нервы, готовясь к противостоянию с Джоэлом. – Роуз… Я обернулась. В кустах возле моста притаилась какая-то фигура. Из тени вышла женщина, но она не была похожа на Дафну. У нее были короткие волосы каштанового цвета. Я задохнулась, когда она вышла на свет. Это все-таки была Дафна. Но ее длинные светлые волосы куда-то подевались. – Что с тобой? Что ты сделала со своими волосами? – выдохнула я. Дафна выглядела испуганной. – Это парик. Я ношу его с собой в сумке, – сказала она, оглядываясь по сторонам. – Он нашел меня, Роуз. Кажется, он нашел меня. 32 Тео В ресторане многолюдно, как всегда в пятницу вечером, и у Тео почти нет времени на раздумья, пока он готовит курицу с чесноком, картофель соте и свою фирменную говядину «веллингтон». Обычно он любит быстрый темп; в нем бурлит адреналин, когда он готовит блюда и выкрикивает приказы младшему персоналу. Вежливо. Он не Гордон Рамзи[17]. Но сегодня у него болит голова: Тео знает, что это от недосыпа. Несмотря на то, что его отец был очень сердечен с ним, когда вчера застал Тео на кухне, и они неплохо поболтали за кружкой пива, он не может выбросить из головы слова Ларри и те странные фотографии незнакомых женщин. Он рад тому, что завтра вместе с Джен поедет в деревню в Котсуолде, чтобы попытаться узнать больше о телах и о возможной связи этих событий с его отцом. Мысль об этом поддерживает Тео. Если даже он ничего не добьется, то это будет шанс отдохнуть вместе с Джен. Все пять часов своей смены он хлопочет не покладая рук, и только после десяти вечера суматоха идет на убыль. Тео начинает прибирать за собой, его приятель Ной болтает о фильме, который он смотрел вчера вечером, и в этот момент подходит Айла, одна из официанток. – Клиент хотел лично выразить благодарность повару, – говорит она, широко, почти гордо улыбаясь, словно он шеф-повар ресторана, отмеченного мишленовской звездой. Такое с ним случалось лишь однажды – хотя Перри, другой шеф-повар, получал благодарности несколько раз. К счастью, Перри сегодня не работает, поэтому Тео знает, что клиент наверняка имеет в виду его. Ресторан небольшой, всего десять или около того столиков, расставленных по два в ряд. Айла ведет его вдоль прохода, между столиками, большинство из которых все еще заняты компаниями, доедающими свой ужин. За одним из них, в углу у окна, выходящего на центральную улицу, сидит в одиночестве пожилой мужчина в знакомом джемпере «Ральф Лоран» и хлопковых брюках. Тео замирает. Это его отец. – А вот и он, – говорит Айла с торжественным взмахом руки и хлопает Тео по спине. – Мы очень гордимся нашим шеф-поваром. – Подмигивает, а потом, к счастью, отходит, не заметив, что клиент – отец Тео. – Что… что ты здесь делаешь? – спрашивает Тео. Тарелка его отца пуста. Стол номер восемь – заказывали моллюсков. Тео удивлен. Его отец на ужин предпочитает традиционные жареные блюда. Должно быть, моллюски соответствовали его высоким стандартам, если он доел их до конца. – Разве отец не может прийти в ресторан, где его сын – шеф-повар? – Он откидывается на спинку стула и складывает руки на широкой груди. – Хорошая работа, сын. Мне понравилось. Тео моргает, не уверенный, верно ли он расслышал. – Просто я работаю здесь уже два года, и это первый раз… – Я хотел увидеть все своими глазами, – говорит отец, оглядываясь по сторонам. – Очень мило. – На его лице появляется ухмылка. Тео знает, что это заведение недостаточно шикарно для его отца, так зачем он вообще притворяется? Зачем на самом деле пришел?