Пока Ткачёв утолял первый приступ голода, она решила переодеться, но закрыв дверь и вынув из шкафа одежду, поняла, что кроме деловой одежды, свитеров и брюк у неё ничего нет. Даже простого домашнего халата. Женщина устало опустилась на диван, с минуту смотрела на разбросанные вещи, а потом легла и разрыдалась. Ткачёв, утолив голод, не сразу сообразил, что хозяйка что-то долго отсутствует. Он вытер губы, руки и прислушался. В доме было тихо, как в склепе. Генерал, старясь не скрипеть половицами, поднялся на второй этаж и взглянул на приоткрытую дверь, видимо, в спальню. Из спальни доносились едва слышные рыдания. Он осторожно постучал. Рыдания сменились на всхлипывания. — Да, заходите, — сдавленно сказала она, не поднимая головы и пряча лицо. Ткачев открыл дверь шире, заглянул. — Лиза, почему вы плачете? — генерал подошел к дивану, неловко опустился на колени. Медленно дотронулся до её руки. — Что-то случилось с Сергеем Ивановичем?! — Нет, — она села на диване, громко шмыгнув носом. Но руку не убрала. — С папой пока всё так же… Не лучше, но и не хуже. Ткачёву стало неудобно на коленях, и он сел на пол рядом с диваном. Лиза вытирала слезы ладонью, негромко всхлипывая. Волосы растрепались, большой свитер сполз с одного плеча, обнажив шею и ключицу. На шее билась тонкая жилка, и ему захотелось прикоснуться к ней губами, будто это смогло бы успокоить плачущую женщину. Она заметила его взгляд и тихо прошептала: — Не смотрите на меня. Я зарёванная и некрасивая. Но он продолжал смотреть, поглаживая её руку. Улыбнулся уголком губ. И эта улыбка, и этот взгляд, и прикосновение словно прорвали в ней какую-то плотину… Через три дня Елизавета улетит в Туркмению по просьбе Ткачёва. Туда же улетит и группа Хмеля. Больше никому генерал доверять не мог, а только она знала Хмеля и могла выйти с ним на связь. А ещё у неё там были знакомые, обретенные за время службы её погибшего мужа. Андрей Викторович надеялся, что с их помощью группа Хмеля выйдет на националистическую организацию, пустившую корни по всей Средней Азии. Советский Союз, находящийся в стадии «локальной» войны в Афганистане имел довольно протяженную границу с этой страной, и не мог позволить становления националистических идей в республиках, граничащих с Афганистаном. Война шла с переменным успехом, но наркокартели, имеющие производства на границе с Пакистаном, вынуждены были просить помощи у своих покровителей из ЦРУ. И в Пакистан были переброшены нанятые разведчиками наёмники из разных стран, а в самом Афганистане была развёрнута целая компания по дискредитации присутствия СССР в этой стране. Началось все с того, что «шурави» были объявлены, как злостные попиратели законов шариата, особенно в обращении с афганскими женщинами. Что они пришли в Афганистан, чтобы установить беззаконие и распущенность, хотя ещё до прихода Советских войск в Афганскую демократическую республику на пляжах Кабула можно было встретить афганских красоток, позирующих фотографам в купальниках и разгуливающих по набережной в коротких юбках. Пропагандисты из ЦРУ знали своё дело, и в дальних от столицы районах, особенно на границе с Пакистаном, местные афганцы объявили себя «моджахедами», ввергнув половину территории в гражданскую войну. Советникам из СССР пришлось несладко. И в Генштабе, совместно с ГРУ был разработан план развёртывания в Афганистане значительной группировки Советской армии, дополнительно к той, которая уже базировалась там, начиная с одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года. Особое значение придавалось развёртыванию войск в районе Кандагара, куда по горным перевалам из Пакистана проходили довольно многочисленные силы наёмников. Они сосредотачивались на горных базах и должны были нанести мощные удары по колоннам Советских войск. Но первый, превентивный удар, ЦРУ планировало нанести по развернутым базам в Средней Азии силами боевиков из националистических объединений. Это, по расчетам аналитиков из ЦРУ, должно было деморализовать дух, как солдат, так и местного населения. Узбекистан славился своими хлопковыми полями. В «Белом» золоте Советский Союз с его огромной территорией и многочисленным населением сильно нуждался. Это было поистине стратегическое сырье, растущее из земли каждый год. Еще в середине семидесятых скорый на язык глава компартии Узбекистана Рашидов дал невыполнимое обещание повысить урожай хлопка в полтора раза. Рашидова поддержал Суслов, а Брежнев поверил. Не поверил Рашидову Андропов и дал указание проконтролировать его деятельность. Но КГБ республики очень быстро свернул контроль — в Узбекистане главенствовал менталитет подчинения уважаемым людям, коим несомненно являлся первый секретарь компартии советской республики Узбекистан. А ещё он был большим другом Леонида Ильича. И КГБ Узбекистана стало личной охраной Рашидова. Трефилов встретился с Ткачёвым, можно сказать, неформально. Машина генерал-лейтенанта обогнала «Волгу» Ткачёва и просигналила остановку. Дело было ночью и машин на шоссе не наблюдалось, но, вспомнив недавнюю перестрелку, Трофимов снизил скорость и достал оружие. — Пал Палыч, погоди, — Андрей Викторович удивился такому способу контакта. — Вы, товарищ генерал, пока не выходите, — напрягся старшина. — Я проверю вначале. Машины остановились на обочине в нескольких метрах друг от друга. Трефилов сам подошёл к «Волге» Ткачёва и попросил Трофимова: — Старшина, посидите немного в моей машине. И когда Пал Палыч вышел, сел рядом с Ткачёвым. — Что-то случилось, Анатолий Романович?! — обеспокоился Ткачёв. — Случилось, Андрей Викторович, случилось… Много чего. Час назад в клинике скончался генерал Кудрявцев. — Ох ты! — вырвалось у Ткачёва. — Как же теперь Лиза?! — Когда у вас контакт со связным? — Только через неделю. Трефилов взглянул на темный лес за окном автомобиля. — Дадите ему указание о скорейшей ликвидации главарей националистических организаций. До тех, до кого дотянутся. — Но времени было мало! — удивился Ткачёв. — Данные не подтверждённые! Трефилов сжал кулак и положил руку на изголовье сидения водителя. — В конце марта Брежнев запланировал поездку в Узбекистан. Есть мнение, что там на него планируется покушение. Срок у вашей группы до марта. Это личное распоряжение Андропова. Так что, придётся ускорить работу. Пусть обратят пристальное внимание на окружение Рашидова, и будут осторожны. КГБ республики у него в полном контроле. — Понял. Я подготовлю шифровку… — Это не всё, — Трефилов вздохнул и достал из шинели сложенный лист бумаги. — Это донесение моего личного агента из… Канады. Изучите внимательно. Скорее всего, я переориентирую агента на связь с вами. Люди Суслова стали слишком серьёзно мной интересоваться. — А причем тут… — Суслов? Прочитаете донесение и очень, очень аккуратно достанете материал по фигуранту. Для этого вам придется выйти на генерала Чебрикова. И учтите, с того момента за вами начнут пристально наблюдать. Наблюдение за собой пресекайте жестко. И это не совет… Трефилов резко вышел из машины, оставив Ткачёва размышлять над его словами. 1981 Глава 15 Ткачёв, приехав на дачу, попросил старшину остаться у него до утра. — Мне необходимо встретиться с вашим бывшим командиром, Пал Палыч. Сможете организовать? — Думаю, что это возможно, — размыслив, ответил старшина. Они поужинали, и Ткачёв отправился в свой кабинет. Ему не хотелось спать, да и записка Трефилова не давала покоя. Закрывшись в кабинете, Андрей Викторович достал из тайника, оборудованного в книжном шкафу, толстую папку с документами. Эта папка вот уже в течение полугода пополнялась чуть ли не каждый день. В ней были собраны факты, касающиеся многих партийных и государственных функционеров. Отдельно была собрана тонкая стопка донесений от зарубежных резидентов КГБ и копии некоторых оперативных разработок разведок иностранных государств. Как попадали эти копии к резидентам — для Ткачёва было загадкой. Ещё большей загадкой было то, как они попадали к Трефилову. Ведь это он передавал материалы Ткачёву для изучения и аналитики. Андрею Викторовичу уже давно было очевидно, что проводимая западными спецслужбами работа направлена, прежде всего, на партийный аппарат СССР. Но такая работа невозможна без идейного направления. Кто-то, очень знающий, как устроена вертикаль власти в Советском Союзе, направляет усилия зарубежных разведчиков. И мало того, хорошо осведомлён о личной жизни аппаратчиков — их интересах, желаниях и связях. Дополнительно идёт работа по устранению единства всего общества — потихоньку переписывается история страны, рушатся идеалы. Вместо этого в сознание людей внедряется собственичество, индивидуализм, и тяга к сытой и роскошной жизни. Невзирая на умственные и физические способности. Так-то советские люди не особо и понимают идеалы коммунизма, а тут ещё им впихивают совершенно чуждые моральные принципы — сексуальную распущенность, употребление наркотиков, верховенство насилия и неуважения к старости. И всё это — на фоне каких-то «свобод». Ткачёв развернул донесение, переданное ему Трефиловым. Текст генерала слегка напугал. В нём говорилось, что посол СССР в Канаде уже давно и активно сотрудничает с ЦРУ. А посол, ни много, ни мало — член Политбюро ЦК КПСС, член Центральной ревизионной комиссии КПСС. Далее приводились клички агентов, с которыми у посла ведётся интенсивная переписка, замаскированная под дипломатическую почту. Список агентов был из десяти человек. Ткачёв не спал всю ночь — работал. Под утро у него появились версии того, кто мог быть в числе трех агентов. Над кличками ещё семи Андрей Викторович поставил жирные знаки вопроса. И тут генерал понял, что ему необходимо побеспокоиться о собственной безопасности. Прав был Трефилов — за Ткачёвым станут неусыпно наблюдать, стоит ему встретиться с первым агентом из десятки. А вот стоит ли встречаться? Андрей Викторович встал. Размял спину и пальцы. И тут его бросило в жар от того, что ему здесь и сейчас необходимо занять крайнюю позицию — половинчатого решения не получится. Так же не получится спихнуть решение проблем, а скорее — задач, на кого-то другого. Был только Трефилов, и сам Андропов. Но работать, всё равно, доверят ему — Ткачёву. А как их решение будет стыковаться с его, Ткачёва, внутренними принципами? Ведь он же не молодой лейтенант из Угрозыска, а теперь — генерал, обладающий некой властью. В достаточном возрасте, чтобы отстаивать свой взгляд и свою… честь. Честь человека, которого эта страна, обучила и дала право на счастливую жизнь. А что такое счастье?! Какую себе жизнь представлял лейтенант Нодия, и капитан Румянцев? Они за что погибли в Зареченске?! А ведь нет войны… За что многие коллеги Ткачёва по МУРу гибли от пуль и ножей бандитов? За какое такое счастье?! А за что сам Ткачёв ловил этих бандитов? Ведь мог бы принять от них деньги, жить на «широкую ногу»… А пусть бы эти говнюки ходили бы на свободе — грабили, воровали, убивали… Ведь не взял с них денег, сколько не предлагали, так почему сейчас-то может взять?! Или это не бандиты, желающие раздиребанить огромную страну, да ещё и нажиться на этом? Нет! Эти хуже уголовников. Эти скрываются под бременем власти, выдумывая ради своей личной выгоды различные отговорки. Им плевать на страну, которая их учила и вырастила. Они её… ненавидят! Государство доверило им руководить… Стоп! Они сами себя обличили этой властью. Они всю жизнь делали вид, что беспокоятся о стране, а сами беспокоятся только о себе. Они лжецы! Живут двойной жизнью, обманывая окружающих. Они пользуются доверием народа, что презервативом. Использовал и выбросил, оставив тухнуть своё поганое семя… Ткачёв накручивал сам себя. Сжимал кулаки, размахивал руками и … — Гады! Сволочи! Не будет вам ничего! Закричал генерал и мощно ударил в дверь кулаком. С разбегу, вложив в удар всю энергию, собранную в плече. Дверь хрустнула. — Уничтожу! — выдохнул Ткачёв хриплым шёпотом. Это успокоило Андрея Викторовича, заставило взглянуть с другой стороны. А достойна ли эта страна и этот народ, чтобы за него драться?! Ведь этот народ и страна сами вырастили себе предателей. В сознании Ткачёва стали мелькать образы… Хмеля, Поплутина, Гладышева… Воронкова, Глушко, Брежневой… жены Людмилы, Елизаветы, Надежды… Тестя, отца, генерала Кудрявцева… Разный народ, но страна — одна. А врагов у страны и народа было всегда достаточно. Так что теперь?! — Не буди лихо, пока оно тихо, — шептал генерал, опускаясь на пол около двери. — Зря они всё это затеяли… Кто зря, и какое лихо, Ткачёв уточнять не стал. Для себя он всё решил… — Кто не спрятался — я не виноват, — улыбнулся он, вставая на ноги. — Вот что я вам скажу, — бывший командир Трофимова вдруг закашлял с надрывом. С минуту он стоял, склонившись и упираясь на трость. Перестав кашлять, протянул Ткачёву блокнот. — Здесь адреса бывших бойцов спецназа ГРУ. Мне жить осталось не больше месяца, а вам пригодится. Вы уж простите, но разговаривать с ними будете сами. Я уже им не командир… — Где-то ещё остались эти списки?