Прибываю в Конала за минуту до двух часов ночи. В офисе и на складе «Финской игры» темно. Лийтокангас и Саувонен ушли в восемь и с тех пор не появлялись. Я знаю это, потому что Ханнес Толкки следит за территорией своей бывшей компании еще с вечера. Нахожу Толкки в его старом микроавтобусе и забираюсь к нему в кабину. Толкки жалуется на свою спину, но говорит, что готов действовать. Я ему верю. Свет от фонарей слабый, но я четко различаю лицо Толкки. На нем выражение суровой решимости, такое же, как и тогда, когда он пытался покрошить меня бензопилой. Мы ждем пятнадцать минут. Затем появляется грузовик с длинным прицепом, который движется в нашу сторону по другой стороне улицы. Он приближается медленно, сначала проезжает мимо ворот, ведущих на складскую территорию «Финской игры», затем притормаживает, одновременно поворачиваясь кабиной к противоположной стороне улицы, и наконец останавливается. Толкки и я натягиваем на головы балаклавы, вылезаем из микроавтобуса и направляемся к воротам. Мы движемся так быстро, как позволяет больная спина Толкки. Скорость у нас невелика, но в походке Толкки чувствуется уверенность. Подходим к воротам, и Толкки набирает на панели управления электронного замка код. Код верный, но нужен еще ключ. У Толкки он есть. Бывший владелец сохранил у себя комплект ключей от здания фирмы, которую у него отобрали. «Даже не знаю, зачем я себе их оставил, но теперь вот понял», – сказал Толкки, когда мы разговаривали с ним в Тапанила. Замок открывается, я толкаю ворота и слышу, как набирает обороты двигатель тягача. Автопоезд въезжает в ворота задним ходом, а Толкки руками подает знаки водителю. В этом нет необходимости, поскольку план включает в себя и подробную схему территории склада, и укромное место, где грузовик должен будет простоять следующие полтора часа. Я закрываю ворота. Автопоезд останавливается, мотор глохнет, фары гаснут. Открываются двери тягача, из кабины выпрыгивают Эса и Кристиан. У них тоже на головах балаклавы. Мы собираемся у дверей склада, которые Толкки также открывает своими ключами. Он набирает код, снимает сигнализацию с режима охраны и отправляется на свой пост в микроавтобус, припаркованный на улице. Кристиан, Эса и я заходим внутрь, но светильники под потолком не зажигаем. Мы намерены проделать всю работу с помощью локального освещения и в максимально сжатые сроки. Мы затеяли охоту на лося. К счастью, наша предварительная информация подтверждается. Нынешние владельцы «Финской игры» только начали собирать «Прыжок лося». Нам мало что придется разбирать в этой огромной конструкции, что облегчает нашу задачу. Эса и Кристиан работают беззвучно и споро. Я оставляю ворота склада открытыми и замечаю, что мы с Кристианом стараемся работать с наветренной, как говорят охотники, стороны от Эсы. Но, даже когда я оказываюсь от него с подветренной стороны, диета спецназа не кажется мне чем-то совсем ужасным. Она повышает производительность и скорость работы у всех участников операции, и это неплохо. В моем списке кандидатов Эса был последним. Он согласился сразу, поскольку, с его точки зрения, эта операция призвана обеспечить наше право на самоопределение средствами внешней дипломатии. При этом он особо подчеркнул, что его диспетчерская – это его, и только его территория, и нарушение ее целостности со стороны Отто Хяркя не осталось незамеченным и не было забыто. Уж не знаю, откуда Эса узнал о вторжении, но я не стал его расспрашивать. Я тоже не забыл про Отто Хяркя, которому отведено свое место в реализации моего плана на сегодняшнюю ночь. Когда я понимаю, что ситуация с «Прыжком лося» развивается должным образом, то совершаю небольшой обход склада – и нахожу тут все что угодно, кроме «Крокодильей реки». Куда бы ни направлял я свой фонарик, моему взору открывается оборудование самых разных ярких расцветок – желтое, красное, синее, но только не зеленые крокодилы. Не вижу я и стопки каноэ, и, соответственно, упакованного в одно из них совладельца «Финской игры». В конце концов мне остается признать, что крокодилы пропали, а с ними и Отто Хяркя. Заканчиваю свою экскурсию и возвращаюсь к разобранному «Прыжку лося». Полтора часа – хороший результат. Мы открываем большие подъемные ворота склада и приступаем к погрузке оборудования в фуру. Кристиан носится на погрузчике как на гоночном автомобиле, а Эса управляется с гидроподъемником, словно является его неотъемлемой частью, да и вообще действует как хорошо обученный боец войск специального назначения. Прицеп автопоезда быстро заполняется. Мы закрываем его и смотрим друг на друга. Остались последние штрихи. Кристиан и Эса открывают спортивную сумку и достают необходимые инструменты. Я возвращаюсь на склад. Обвожу лучом фонарика просторное и высокое помещение. Все так же, как и тогда, когда мы прибыли сюда, не хватает только «Прыжка лося», а вместе с ним и будущего «Финской игры». Я достаю из кармана кожаные перчатки Куйсмы Лохи, которые переложил себе в карман, когда сидел на заднем сиденье его эксклюзивного автомобиля. Кладу перчатки на стол у стены так, чтобы нанесенные на них инициалы сразу бросались в глаза. Затем иду к двери, снова включаю сигнализацию в режим охраны и закрываю за собой дверь. Эса возвращается от въездных ворот, где разворотил замок, имитируя взлом. Он забирается в кабину в тот момент, когда Кристиан отчаянным ударом проламывает дверь, от чего срабатывает сигнализация, а затем сшибает фомкой со стены пульт управления охранной системой. Потом и он прыгает в кабину тягача, а я бегу к своей машине. Подаю знак Ханнесу Толкки. Микроавтобус резко берет с места, разворачивается и скрывается за углом. Фура выезжает из ворот и поворачивает туда, откуда приехала. Я завожу двигатель. Конала остается у меня за спиной. 26 Вернувшись домой, я сразу отправляю письмо по электронной почте. На его составление за кухонным столом уходит изрядное количество времени, учитывая присущий Отто Хяркя витиеватый стиль изложения мыслей. Я прокручиваю в голове наши разговоры, вспоминаю его голос и напористость при ведении переговоров, за которой стоит очевидное нежелание услышать собеседника. Через сорок пять минут письмо готово. Отто Хяркя в характерной для него манере сообщает, что он оказался в опасной ситуации: его компаньоны собираются заключить договор с Куйсмой Лохи, а он, Отто Хяркя, возражает против этого. Ситуация, по мнению Отто Хяркя, угрожает его жизни, поэтому его сообщение будет автоматически отправлено, если он в течение следующих двадцати четырех часов не отменит отправку. Не нужно обладать даром предвидения, чтобы с уверенностью предсказать, что Отто Хяркя в указанный срок этого не сделает. Пентти Осмала, старший следователь подразделения полиции Хельсинки по координации борьбы с организованной преступностью и экономическими преступлениями, также получит это письмо. Я поступаю так, как в свое время научил меня Юхани, – отправляю сообщение через сайт-анонимайзер: отправитель и место отправления письма останутся неизвестны. Следует признать, что эта часть моего плана самая рискованная. Не только потому, что в данный момент Отто Хяркя рассекает в своем каноэ неведомые мне просторы, но и в связи с последствиями, которые должно повлечь письмо. Тем не менее на данном этапе я получу кое-какую помощь от «Финской игры». Вероятность этого, по моей оценке, практически стопроцентная. Саувонен и Лийттокангас с максимальной степенью достоверности являются в этом уравнении не переменными, а константами, и обозначающий их «икс» в данном случае может служить всего лишь коэффициентом. Ханнес Толкки звонит в восемь утра и прерывает мой сон, который я смотрю, сидя в кресле. Ночью Толкки поменял и машину, и точку наблюдения, и уверяет, что даже спина у него болит меньше. Но это отнюдь не главная новость. Большего внимания заслуживает прибытие в Конала Саувонена и Лийтокангаса. Господа прошли в здание склада, вышли оттуда и выглядят явно ошарашенными. Полицию они вызывать не стали. Звоню Эсе. Доклад Эсы отличается детальностью изложения. Он описывает события точно и в хронологическом порядке: говорит, что грузовик с оборудованием и Кристианом прибыл в указанное место и что Кристиан работает практически так же быстро и увлеченно, как и ночью, объясняя это тем, что теперь он превзошел даже тех, кто просыпается в три. Эса докладывает, что рельеф местности позволяет вести разведку в любых формах. Он особо подчеркивает два последних слова. Затем он сообщает, что Куйсма находится один в своем доме в Марьяниеми и только что принял душ, использовав в огромном количестве дорогой гель, а затем приготовил себе яйца Бенедикт с жареным беконом и голландским соусом. Я не спрашиваю Эсу, как ему удалось все это выяснить, а просто благодарю за хорошую работу. Снова сажусь за ноутбук. На этот раз письмо отправляется от имени Куйсмы Лохи в «Финскую игру». Лохи сообщает, что теперь он предлагает десятую часть от той суммы, которую предлагал ранее. Тон письма весьма высокомерный. Я помню наши с ним беседы практически дословно, поэтому подбор соответствующих выражений не вызывает у меня затруднений. Быстро отправляю сообщение. Затем жду звонка от Ханнеса Толкки. Мой телефон звонит через семнадцать минут. Саувонен и Лийтокангас куда-то уехали из Конала. До этого момента я пользовался телефоном, который в ближайшее время следует уничтожить. Теперь я беру свой аппарат и звоню Осмале. О дальнейших событиях я узнаю от Эсы в режиме прямой трансляции с места событий. Лийтокангас и Саувонен прибывают в Марьяниеми. Проникают в дом. Возникает потасовка. Вскоре Куйсму Лохи подвешивают за ноги на балконе, выходящем на море. Требуют, чтобы он сознался, где находится «Прыжок лося». Куйсма Лохи грязно оскорбляет их, хоть и висит вниз головой на ледяном ветру, дующем с моря. В это время на место прибывает Осмала. Дверь открыта. Осмала заходит внутрь со стороны улицы и слышит крики с балкона. Саувонен замечает Осмалу, оставляет Лийтокангаса вместе с Лохи, а сам бежит в гостиную, где хватает скульптуру из стали – произведение под названием «Штык» – и бросается с этим штыком на Осмалу. Полицейский выхватывает служебный пистолет и стреляет. Ни один из участников сражения не попадает в цель. Саувонен спотыкается о ножку кресла, пуля Осмалы оставляет отверстие в висящей на стене картине с типичным финским пейзажем. Саувонен, вцепившись в штык, с глухим стоном падает на живот, при этом неудачно попадая острием своего оружия прямо в розетку. В доме гаснет свет. Осмала видит содрогающегося от ударов тока Саувонена и Лийтокангаса, который продолжает опутывать веревкой Лохи. Осмала направляется к Лийтокангасу. Лийтокангас отпускает Куйсму Лохи. Куйсма Лохи обзывает Лийтокангаса идиотом и исчезает из поля зрения. Осмала наводит пистолет на Лийтокангаса. Эса покидает свой наблюдательный пункт. 27 Осмала предлагает встретиться, но не в Парке, а в каком-нибудь «другом месте». Он объясняет это тем, что не хочет видеть работы Лауры Хеланто, пока они не закончены. Вполне вероятно, так оно и есть, но опасаюсь, что «другое место» может оказаться управлением полиции. В телефоне на какое-то время повисает полная тишина. Затем Осмала объясняет, куда мне нужно приехать, и я понимаю, что место это находится очень далеко от главного управления полиции в Пасила. Через шесть дней, прошедших с моего звонка Осмале, когда я порекомендовал ему навестить Куйсму Лохи в Марьяниеми, настала зима. Я позвонил Осмале около недели назад и честно признался, что владельцы компании «Финская игра» угрожали мне и, вероятно, инвестору Куйсме Лохи. Во время разговора Осмала был крайне скуп на слова, но обещал съездить в Марьяниеми и проверить все на месте. Теперь же Осмала поджидает меня на берегу маленького лесного озерца. Пушистый, безупречно белый снежок, лежащий на земле, и яркий дневной свет делают знакомый пейзаж неузнаваемым. Да, я привык видеть его другим. На берегу стоят три автомобиля, один из них – обычный полицейский микроавтобус. Аккуратно паркую в ряд с другими машинами свой служебный фургон «рено» и вылезаю из кабины. День солнечный, холодный и безветренный. Первый снег еще не может удержаться на земле, местами он растаял, оставив лужицы, где-то земля черная и поблескивает от влаги. Обувь у меня совершенно неподходящая для прогулки по сырому лесу, но, с другой стороны, это, наверное, как раз кстати. Я не хочу показывать, что местность мне знакома и я прекрасно знаю, какие тут тропки, как тут холодно и сыро. Я подхожу к Осмале, который стоит у самой кромки воды, и замечаю, что, приветствуя меня, он первым делом бросает взгляд на мои туфли. Я понимаю, какой вопрос мне следует задать. – Есть какие-то веские основания, чтобы встретиться именно здесь? Лицо Осмалы становится задумчивым. Мне уже знакома его манера для начала сбивать собеседника с толку – это один из его приемов. Теперь же Осмала неожиданно впадает в глубокую задумчивость, какой раньше за ним не водилось. – Возможно, вы помните, я рассказывал вам об одном парне, которого мы достали из этого озера, – говорит Осмала и кивает в сторону воды. – У него в кармане еще обнаружили билет в ваш Парк приключений. Утвердительно киваю. – И хотя вы, разумеется, не имеете никакого отношения к этому делу, – продолжает он, – мне вдруг совершенно случайно пришло в голову, что раз это место и Парк оказались как-то связаны, мы могли бы здесь заодно обсудить наши дела. Осмала смотрит на меня, а я на него. Вспоминаю, что шесть дней назад он палил из своего пистолета в пейзаж с видом финского озера на стене, а я украл самого крупного в Европе «лося» и что эти события очень тесно связаны между собой. Правда, это не означает, что мне хочется говорить с Осмалой на предложенную тему. По многим причинам. – Я немного расскажу о том, чем мы тут сегодня занимаемся. – Осмала снова кивает и делает жест рукой в направлении избушки на берегу – домика, у которого мы с Юхани позаимствовали понтонный причал. – Видите хижину? Там работают наши криминалисты. Разумеется, они не обнаружат ничего существенного, всякие там образцы ДНК и тому подобное, но мы пришли к выводу, что утопленника перевезли на середину озера именно оттуда. Мы, так сказать, рисуем маршрут транспортировки тела, воссоздаем, как все было. Это может помочь нам продвинуться в расследовании. – Понятно, – говорю я и пытаюсь сменить тему. – А что там было в Марьяниеми? Насколько я понял, произошел какой-то инцидент? Это ведь естественно, и было бы даже странно, если бы я не поинтересовался, чем все закончилось. Похоже, мой вопрос совершенно не удивляет Осмалу. Он глубоко вздыхает и смотрит на озеро. – Вы были правы. «Финская игра» действительно предприняла кое-какие активные действия. В связи с этим два человека находятся в реанимации. Один упал с балкона, а другой воткнул в электрическую розетку ценное произведение искусства. Первый сейчас в состоянии искусственной комы, второй просто без сознания… Врачи подозревают у обоих травмы головного мозга. На месте происшествия был еще один человек, который ничего не говорит. А один из совладельцев «Финской игры», похоже, бесследно исчез. Осмала бросает на меня мрачный взгляд. За его спиной поблескивает темно-синяя гладь озера. – И когда все это проговариваешь вслух, – продолжает Осмала, – обдумываешь, смотришь на события с разных сторон, то не можешь отделаться от мысли, что за этим видимым хаосом скрывается какой-то план, выстроенный с определенной логикой. Иногда говорят об эффекте домино: одна костяшка падает, приводит в движение другую, и возникает цепная реакция. Возможно, все это не просто череда случайных событий. Не замешано ли тут немножко математики? Я ничего не говорю. – Это все, в общем-то, отвлеченные размышления, – добавляет Осмала. – Интуитивные догадки. Вам нечего сказать мне на этот счет? Я мотаю головой. – Мне трудно к этому что-то добавить, – честно отвечаю я. Осмала молчит. – Кстати, вы в последние дни не видели своего брата? – спрашивает он после некоторого размышления. – Нет. – И не знаете, где он? – Нет. Каждое слово здесь правда. Я не видел Юхани, ничего о нем не слышал и не знаю, где он.