Инспектор сделал паузу и триумфально взглянул на Уэндовера. Но сэр Клинтон вмешался прежде, чем Уэндовер успел заговорить. — Очень интересно. Поздравляю вас, инспектор. Но мы все еще обсуждаем дело Гейнфорда, а нужно еще перейти и к вашему делу. — Я подхожу к этому, сэр. Вопрос: кто повернул газовый вентиль? — Я думал, что перед ним должен быть еще один вопрос, — заметил старший констебль. — Но ставьте тот вопрос, который вам нравится. — Эллардайс присутствовал на вечеринке. Газовый вентиль не был повернут до того, как они расселись. Это подтверждается показаниями экономки, сэр. Она подымалась с виски в комнату Гейнфорда, пока на столе был суп. И она не слышала запах газа в комнате. Значит, вентиль был повернут позже. В течении ужина Эллардайс вскочил, чтобы сбегать за капсулами амилнитрита в спальню Дерека Гейнфорда. Его туда никто не сопровождал. Будучи семейным врачом, он знал расположение комнат. Чтобы заскочить в соседнюю комнату и повернуть вентиль, много времени не надо. А что касается времени смерти Гейнфорда, то мы опять опираемся только на оценку доктора Эллардайса. И он вполне мог неверно ее определить. Так что, на самом деле, Гейнфорд мог умереть в любой час той ночи. — Хотелось бы увидеть хоть какое-то подобие мотива, — признался сэр Клинтон. — Мотив, сэр? За ним не нужно далеко ходить. Эллардайс вложил все деньги в резину. Это не сложно узнать. Разгром малайцев прищемил пальцы многим горожанам. Эллардайс — один из них. Скажем об этом прямо. Он потерял стабильный доход. А у врачей много расходов. Страховка. Налоги. Сбережения на старость. Никто не хочет обращаться к пожилому врачу. А деньги могли потребоваться немедленно. Где же их взять? А после смерти Гейнфорда Эллардайс получил наследство. Пятьсот фунтов. Этого хватит, чтобы оплатить страховку. И если бы он не получил деньги сразу, то мог бы взять в долг, в учет будущего наследства. Вот вам и мотив, если он нужен. Уэндовер с нарастающим ужасом выслушивал речь инспектора. Он отвергал мысль о том, что Эллардайс мог приложить руку к смерти тех трех человек. Для Уэндовера это было слишком фантастично. Тем не менее, когда улики были выстроены в должном порядке, выглядело все просто ужасно, и отрицать это не имело смысла. Если Камлет будет распространяться о своих подозрениях, то многие поверят ему, ведь «что-то в этом есть, даже если инспектор и не может ничего доказать». А способность врача добывать себе пропитание зависит от его репутации, и круговорот подобных сплетен способен уничтожить его практику раз и навсегда. Это было опасно. — Ваши слова звучат очень убедительно, инспектор, — поразмыслив, сказал старший констебль. — Прежде чем определиться, я бы хотел проверить пару пунктов. Уэндовер, не возражаете, если я воспользуюсь вашим телефоном? Он встал, заглянул в телефонную книгу, набрал номер и начал говорить. Слушая разговор, Уэндовер предположил, что сэр Клинтон намеренно повторяет фразы собеседника. — Это сэр Клинтон Дриффильд. Мне нужно поговорить с мисс Стэнуэй, если это возможно… Спасибо… Мисс Стэнуэй, это вы? Я бы хотел задать вам вопрос-другой, если можно… Вы помните, как во время ужина, перед смертью мистера Энтони Гейнфорда, доктор Эллардайс подымался за капсулами амилнитрита для Дерека Гейнфорда? … А сразу же после ужина вы сами подымались за сумочкой, которую вы забыли наверху? … Я думаю, ваш визит наверх был намного позже, чем доктора Эллардайса. Можете сказать, насколько позже? … Минут двадцать или полчаса? … Не можете сказать точнее? … Ну, конечно, никто не примечает таких вещей. Скажем, как минимум двадцать минут? … Хорошо. Теперь другой момент. Думаю, вы знаете дом. Вы не помните, были ли открыты двери какой-нибудь из спален, когда вы подымались за сумочкой? … Дверь мистера Фельдена была распахнута, а мистера Энтони Гейнфорда приоткрыта? А остальные закрыты? … Спасибо. А когда вы подымались, заметили ли вы что-нибудь необычное? … Ничего? Запах приготовления пищи, например? Или чего-то горелого? Или газа? … Ничего такого? Спасибо. Этого вполне достаточно. Нет, больше я вас не побеспокою. Это не важно. Мы просто собираем факты, на случай, если во время дознания возникнут вопросы… Да, спасибо. Сэр Клинтон повесил трубку и обернулся к инспектору. — Вы слышали? Мисс Стэнуэй не слышала запах газа. Дверь Гейнфорда была открыта, а мисс Стэнуэй подымалась спустя полчаса после Эллардайса. И если бы Эллардайс открыл вентиль, то в комнате уже скопилось бы достаточно газа, и какая-то его часть попала бы и в коридор. Инспектор, боюсь, это говорит против вашей гипотезы. Но попытаемся снова. Электричество отключили в 10:57 — в это время остановились часы в спальне Гейнфорда. Примерно в это же время на Хамслер-роуд упала бомба. Газопровод и электросеть часто проходят рядом. Обратимся в газовую компанию. На дежурстве должен быть кто-то, связанный с ремонтными работами. Он вернулся к телефону и набрал еще один номер. — Это старший констебль. Соедините меня с ремонтным отделом? Спасибо… Ремонтный отдел? Это старший констебль. Можете рассказать, были ли у вас какие-либо проблемы 29 июня на Хамслер-роуд? Там упала бомба… О! Газопровод был поврежден? … Можете сказать, как долго не было газа? … С одиннадцати вечера до четверти девятого утра? Спасибо. Полагаю, вы ведете учет подобных происшествий? … Да, большое спасибо. Он снова повесил трубку и обернулся к инспектору. — Боюсь, ничего не выходит, — с сочувствием сказал он. — Понимаете, инспектор, мисс Стэнуэй не заметила утечки газа, хотя, по вашей гипотезе, вентиль был открыт за полчаса до того, как она поднялась. Значит, вентиль не был открыт во время ужина. А если он был открыт после одиннадцати, то к тому времени газа в трубах уже не было — из-за взрыва бомбы на Хамслер-роуд. Кстати, вы были на кухне в том доме? Я так понимаю, что газовой плиты у них нет, и они готовят на печи? — Это так, сэр. Вы имеете в виду, что, проснувшись утром, миссис Доггет не заметила, что нет газа? — Точно. Инспектор был озадачен и не скрывал этого. — Ну, я ничего не понимаю, сэр! Человек умер, отравившись газом, в то время как газа не было! Странное дело! — Более важно то, — выпалил Уэндовер, — что вы практически обвинили доктора Эллардайса в убийстве, а теперь выяснилось, что он не имел к нему отношения. Я не в восторге от этого, инспектор. И если вы ошиблись в деле Гейнфорда, то нет никакой гарантии, что в двух других делах вы попали ближе к цели. Но вмешательство Уэндовера вызвало вовсе не тот эффект, на который он рассчитывал. Инспектор не смутился, а заупрямился. — Признаю, что был неправ в деле Гейнфорда, — проворчал он. — Но в других делах улики остаются нетронутыми. Здесь же нет цепочки улик, сэр. Слабое звено в цепочке портит все, что идет за ним. Но здесь все факты работают вместе, сообща. Даже если какие-то из них не подойдут, то остальные укладываются в пазл. — А мотив? — резко спросил Уэндовер. — Я знаю, что вам не нужно доказывать в суде каждую мелочь, но люди обычно не убивают друг друга ради забавы, если только они не маньяки. Что выиграл доктор Эллардайс от смертей Деверелла и Пирбрайта? — Это прояснится позже, — с умным видом произнес Камлет. — Да, я знаю. Судный День прольет свет на многое, — огрызнулся Уэндовер. — Но ждать до него долговато. — Ну, сэр, с делом Гейнфорда все обстоит точно так же… — Для вас это не самый лучший пример, — парировал Уэндовер. — Нет, сэр. Но факт остается фактом. Эллардайс нуждается в деньгах. А это золото очень легко монетизировать. Вот и мотив для дела Деверелла. И если Пирбрайт что-то узнал и начал шантажировать Эллардайса, то вот и мотив для второго дела. И золото было опасно хранить там же. Если Пирбрайт что-то заметил, то мог заметить кто-то еще. И Эллардайс закопал золото там, где оно могло бы отвести подозрения в убийстве Деверелла на Пирбрайта. Найти мотив будет не сложно, когда прояснится чуть больше. — Но этого еще не произошло, — заметил сэр Клинтон. — Инспектор, вы упоминали пазл. Один из его кусочков — Джехуди Ашмун. Как он и кролики укладываются в вашу схему? — Ашмун? Я знаю о нем лишь то, что он — темная личность. Я так считаю. Честный человек не станет размещать такие объявления, как у него. У меня есть друг, который ответил на одно из них. Просто из любопытства. Ничего не произошло. Видимо, его адрес недостаточно хорош. Но я знаю, кто ходит к Ашмуну на мероприятия. В основном, богатые и безмозглые. Для меня этого достаточно. И где он взял такое имя? Звучит неправдоподобно. — Думаю, он прибыл из Либерии, — пояснил Уэндовер, радуясь, что смог обойти инспектора. — Либерия была основана человеком по имени Джехуди Ашмун. Возможно, наш приятель назван в его честь. — Либерия? — повторил инспектор. — Никогда не слышал о такой стране. — Это в Африке, рядом со Сьерра-Леоне, — объявил Уэндовер. — Она была основана как страна для освобожденных рабов из Америки. Официальный язык — английский. Но она еще не вполне цивилизованна. Говорят, что некоторые дикари все еще промышляют каннибализмом. — Очень интересно, — ответил инспектор, впрочем, его тон противоречил словам. — Но при чем тут Ашмун? — спросил он, обращаясь к сэру Клинтону. — Мне он не кажется кем-то значимым. — Вы же не забыли о сходстве между делом Пирбрайта и историей о мертвых кроликах, которых нашел доктор Эллардайс? — Ах, это! — презрительно выпалил Камлет. — Я не придаю большого значения вздору о кроликах. — Значит, в этом мы отличаемся, — возразил сэр Клинтон. — Я склонен уделять им некоторое внимание. Нужно подождать и посмотреть, кто из нас прав. Когда инспектор ушел, старший констебль обратился к Уэндоверу. — Сквайр, полагаю, вы заметили, что гольф-клуб Эмблдауна проводит турнир по бриджу в помощь Русскому Красному Кресту? Я за свой счет забронировал три столика на ваше имя. Мне нравится тайно делать добро, да и, в любом случае, я не член клуба. Теперь я хочу, чтобы вы пригласили гостей, чтобы заполнить места. Сам я не достаточно знаком с местными. — Ваши пожелания? — Для начала кто-нибудь, кого я знаю. Я не хочу быть окруженным сплошными незнакомцами. Можно начать с Фельдена. Мне нравится его внешность. Затем Эллардайс и мисс Стэнуэй; я достаточно их знаю. А как насчет сестры мисс Стэнуэй, той миссис Пайнфольд, которая так увлеклась идеями нашего приятеля Ашмуна? Мне бы хотелось с ней повстречаться. Да и сам Ашмун, наш старый приятель… — Мне он никакой не приятель, — возразил Уэндовер. — Я не хочу видеть его своим гостем, даже номинальным. — А, ну тогда отставим его, — согласился сэр Клинтон. — Это было просто предложение. В семье Стэнуэй есть кто-то еще? — Ее брат, Макс Стэнуэй. Тогда посчитайте и его. Что насчет Дерека Гейнфорда? — Можете вычеркнуть его. Из-за астмы он ненавидит появляться на людях. — Можно понять, — сочувственно отметил сэр Клинтон. — Было бы неловко, если у него случился очередной приступ. В нашем списке маловато женщин. Сквайр, добавьте в него мисс Херонгейт. Сфинксы всегда интересны — пока вы не обнаружите, что за их улыбкой ничего не кроется. Хм. Кто-то еще? О, да. У того археолога остался брат, разве не так? Помню, что видел его на дознании. — Генри Деверелл? Я иногда встречаюсь с ним в Обществе естественной истории. Я мог бы его отыскать, если он вам нужен. Сегодня траур никто не носит, да и, в любом случае, это ведь благотворительное мероприятие. — И еще один момент, — сказал сэр Клинтон. — Сможете сделать, чтобы все эти люди во время перерыва находились в одной компании? Это можно сделать через секретаря клуба. — Думаю, это можно организовать. Но зачем? — Здесь нет секрета. Я надеюсь услышать обе стороны в деле Ашмуна. Сквайр, вы слишком предвзяты, чтобы быть свидетелем. Но я надеюсь вызвать дискуссию с Фельденом в роли обвинителя и миссис Пайнфольд и мисс Херонгейт в роли защиты. Возможно, к ним присоединятся и другие, в результате я надеюсь что-нибудь узнать. — Я так и знал, вы делаете это не только для того, чтобы помочь русским. Но что касается Ашмуна, то мне он безразличен. Меня не интересуют шарлатаны. Глава IX. Мнения — Конец роббера, — объявил Фельден, кладя последнюю карту. — Не стоит начинать новую партию, не так ли? — Не стоит, — взглянув на часы, согласилась Айони Херонгейт. — Через минуту-другую окончится первая часть. Кстати, Кеннет, что там на войне? Я пропустила шестичасовые новости. — Ох, только не начинайте разговор о войне! — капризно вставила миссис Пайнфольд. — Проблем хватает и без того, чтобы упоминать о них в каждом разговоре. Подоходные налоги, нормирование, мизерные талоны на бензин, беспокойства о том, что власти сделают с иностранными инвесторами, а горничные грозятся уйти, потому что работая на армию, смогут заработать больше… война доставляет столько неприятностей. — Полагаю, налеты тоже утомляют вас, — предположил сэр Клинтон. — О, нет. Я живу слишком далеко от центра, чтобы они меня задели. Они меня нисколько не беспокоят. Но все это так надоело, знаете ли. Лучшее, что можно сделать, это не обращать на них никакого внимания. — Прекрасная мысль, — язвительно заметил Фельден. — Если мы не будем обращать на них внимания, то им просто надоест бравировать, так? Они остановятся из-за отсутствия интереса у публики. А в этом что-то есть… Миссис Пайнфольд подозрительно взглянула на него. — Полагаю, это сарказм, ирония, или что-то такое, Кеннет. Вы всегда смеетесь над серьезными вещами. А мистер Ашмун со мной полностью согласен. — Что, конечно же, решает дело, — с явной гримасой сказал Фельден. — Я бы скорее руководствовалась его мнением, чем вашим, — возразила миссис Пайнфольд. В двадцать она была очень симпатична. Но с возрастом вместо того, чтобы развиваться, она, казалось, застряла в малолетстве как внешне, так и умственно. Выражение ее больших глаз было, скорее, детским, чем юным. На иную точку зрения она реагировала, опустив губу: как ребенок, который вот-вот расплачется. Ее упрямство было вызвано слабым характером, отчасти происходящим от тщеславия и отчасти — от глупости. — Вы вряд ли сможете опереться на мнение нас обоих, — сказал Фельден. — Мы обычно идем разными путями. У вас больше не было чудес?