Рис позаботился и о том, чтобы в столовой стояли ее любимые цветы: сирень, – заказал букеты и для нее и для ее матери, леди Монтлейк. Обед проходил достаточно гладко, как и следовало ожидать, хотя лорд Монтлейк смотрел на него исподлобья, зато леди Монтлейк только и делала, что его хвалила, поэтому, когда речь заходила о том, сможет ли Рис стать хорошим мужем их обожаемой старшей дочери, супруги оказывались по разные стороны баррикад. В какой-то момент Джулиана извинилась и вышла попудрить носик. Поскольку отсутствовала она дольше, чем ожидалось, леди Монтлейк забеспокоилась и собралась отправиться на поиски дочери, но Рис вызвался сделать это сам. Разумеется, он гораздо лучше знал свой особняк, поэтому именно ему следовало искать гостью, которая могла заплутать в чужом доме. * * * Без толку пройдя весь путь до туалетной комнаты и обратно, Рис спустя несколько минут обнаружил девушку в своем кабинете – из всех возможных мест, в самом неожиданном. Она стояла у окна и смотрела на луну. – Вот вы где! В комнате было темно, лишь одинокая свеча горела на столе да в окно лился лунный свет. Джулиана, виновато вздрогнув от неожиданности, обернулась и уронила на пол носовой платок, который держала в руке. Джентльмен до мозга костей, Рис торопливо подобрал его и обнаружил, что платок его собственный, с его монограммой. Он наверняка лежал на письменном столе. Рис протянул его девушке. – Спасибо, – произнесла она негромко и призналась с застенчивой улыбкой на губах: – Я взяла его, потому что он пахнет вами. – Оставьте его себе, – выдохнул Рис, потянулся и убрал со лба девушки мягкий белокурый локон. – Мама уже волнуется? – поморщилась она. – Да. Нам нужно поскорее вернуться. Он хотел было пойти в столовую, ожидая, что она последует за ним, но Джулиана попросила: – А нельзя, чтобы они подождали еще немного? Он снова повернулся к ней и, увидев озорной блеск в глазах, выгнул бровь. – Что у вас на уме, миледи? Она шагнула к нему, приподнялась на цыпочки и обвила руками его шею. А затем подняла на Риса взгляд светло-зеленых глаз, которые могли бы и святого соблазнить, и сказала: – Я надеялась на наш первый поцелуй. И он повиновался, ей-богу. Стоя там в лившемся в комнату лунном свете, вдыхая аромат ее духов, он привлек Джулиану в свои объятия, склонился и поцеловал. Поцелуй превратился в нечто большее. Они не могли оторваться друг от друга. Он подхватил ее на руки и опустил на шезлонг в углу. Затем лег сверху, вжимаясь в нее бедрами, желая ее так, как не желал ни одну женщину за всю жизнь. Руки Джулианы запутались у него в волосах, а он не отрывался от ее губ. Затем она помогла ему стащить сюртук, задрать ее юбки, и рука его заскользила вверх по ее икре, бедру и добралась до местечка между ног. Джулиана тоже опустила руку вниз и чуть сжала ладонью плотный бугор внизу живота. Он застонал и попытался отодвинуться, но она не отпускала, поглаживая и сжимая до тех пор, пока он едва не излился. Он все же сумел оттолкнуть ее руку, дыхание его постепенно успокоилось, и только тогда Рис прикоснулся к самому чувствительному местечку у нее между ног. Она застонала и прижалась к его ладони, а когда он ввел внутрь палец, она едва не слетела с шезлонга. Ему хотелось погрузиться в нее, неторопливо начать двигаться, лаская и целуя, до тех пор пока она не выкрикнет его имя и не обрушится вслед за ним в сладкое забытье. Но Джулиана заслуживала большего, нежели торопливое совокупление на шезлонге в его кабинете. У нее должна быть брачная ночь, достойная принцессы, и он намеревался подарить ей такую ночь. Но здесь, на шезлонге, он все же мог сделать так, чтобы она его запомнила. Большим пальцем он снова и снова поглаживал заветный бугорок у нее между ног, с удовлетворением наблюдая, как меняется выражение ее лица от удивления к изумлению. Она была такой влажной, такой разгоряченной, такой готовой к вторжению. Он стиснул зубы, стараясь не обращать внимания на мучительную боль в чреслах, твердо решив дай ей возможность испытать наслаждение, ничего не требуя взамен. Голова Джулианы металась по подушке, из груди вырывались негромкие хриплые вздохи и стоны, и Рис возбуждался от этих звуков все сильнее. Не выдержав, она схватила его за руку и воскликнула: – Больше не могу! Что это? – Доверься мне, не сдерживайся, – прошептал он ей на ушко. – И не бойся. Он шептал ей всякие милые глупости: как сильно желает ее, какая она красивая, как ему хочется увидеть ее наслаждение, – и вдруг все ее тело содрогнулось, ноги ее напряглись, дыхание стало прерывистым и резким, из груди вырвался крик. Когда она обмякла в его объятиях и пришла в себя, Рис помог ей поправить одежду и сесть. Джулиана все еще тяжело дышала, обратив на него взгляд, полных замешательства зеленых глаз, широко распахнутых то ли от удивления, то ли от восторга. – Что это было? Я никогда не испытывала ничего подобного. Рис наклонился и, поцеловав ее в лоб, пообещал: – Между нами всегда будет так, любовь моя. Тут из коридора раздался голос ее матери. Рис поспешно надел сюртук и помог Джулиане встать. Они отговорились каким-то глупым объяснением: якобы рассматривали картину, висевшую над его письменным столом, – но было очевидно, что леди Монтлейк заподозрила их в совсем в другом занятии, не имеющем ничего общего с созерцанием произведения искусства, хоть вслух ничего и не сказала. * * * Остальная часть истории – уже прошлое. Рис вскоре уехал, благодаря Господа, что не дал совершить величайшую ошибку в жизни. Оглядываясь назад, он отчетливо видел, каким идиотом был. Именно Джулиана первой поцеловала его в кабинете, так же как и в тот день, на прогулке, а вот прекратил все он. Если бы все зашло слишком далеко, она бы заарканила его и вынудила жениться, заполучив то, чего хотела. Но если она пыталась заманить его в ловушку, то почему остановилась, удовольствовавшись лишь поцелуем? Ведь огласка ей была бы выгодна. Рис все энергичнее втыкал вилы в солому, снова и снова швырял охапки в кучу. Завтра наверняка будут ныть все мышцы: черт, да уже сейчас тело ломит, – но никакая физическая работа не способна изгнать воспоминания о ней, хуже того, его сомнения. А что, если она не лжет? Что, если она действительно его любила и сердце ее едва не разорвалось от горя, когда он не вернулся, а ее вынудили выбрать другого жениха? Не мог же он рассчитывать, что она будет ждать его вечно. Что, если все было не так, как изложено в статье «Таймс», и она вовсе не притворялась? Рис перестал кидать солому и уставился невидящим взором на дверцу денника. Дыхание его было тяжелым, прерывистым. Что, если он самая большая лошадиная задница и вообще не имеет права дышать? Глава 21 Джулиана подошла к окну и слегка отодвинула штору, чтобы взглянуть на конюшню. После ленча матушка отправила их с Мэри отдыхать, чего Джулиане хотелось не больше, чем обычно. Рис сказал, что приезжает лорд Мердок. Это что: желание уязвить или правда? А если правда, то почему она услышала об этом именно от него, а не от родителей? Но встревожил ее не столько визит Мердока, сколько новость о возможности переноса даты свадьбы на более ранний срок. Джулиана тут же написала отцу, чтобы выяснить, так ли это. Тем временем мать подтвердила, что Мердок действительно прибывает следующим утром, и добавила: – Я думала, ты знаешь, дорогая. Об этом мне сообщил твой отец. Но Джулиана не знала, и ее возмутило, что ни отец, ни Мердок не посчитали нужным сообщить об этом ей. Джулиана провела пальцем по прохладному стеклу. Трудно думать о Мердоке, когда рядом Уортингтон. Сегодня он опять ее удивил, причем ничуть не меньше, чем сестра. Обучая Мэри верховой езде, он был терпелив, добр и заботлив, просто из кожи вон лез, чтобы девушка чувствовала себя спокойно, и был готов прекратить урок всякий раз, когда она казалась ему слишком уставшей. Джулиана наблюдала за ними в паддоке, и сердце ее колотилось как сумасшедшее. Все ее язвительные замечания Рис воспринимал совершенно спокойно: похоже, его вообще невозможно вывести из себя. Джулиана рассчитывала на то, что избалованный, не привыкший к труду герцог и дня в конюшне не выдержит. А тут еще она, как заноза в… Но увы: он выполнял любую работу так, словно это доставляет ему удовольствие. Он проявлял бесконечное терпение по отношению и к Мэри, и к лошади. Воистину поразительно. Вздохнув, Джулиана скрестила на груди руки и задумалась обо всей этой непростой ситуации. Возможно, все было не так, как она думала. Возможно, была серьезная причина уехать и оставить ее тогда. Возможно, сплетни барышень во время экскурсии чистая правда и Рис глубоко погряз в долгах. Возможно, он просто не хотел, чтобы его жене пришлось столкнуться с нуждой. Возможно, он действительно не боится работы и по доброте душевной помогает ее сестре научиться ездить верхом, а пари заключил, чтобы выплатить свои ужасные карточные долги. Возможно, он и вправду любил ее, а та статья в «Таймс» его больно ранила, заставив поверить, что она притворялась. Возможно, прошлое осталось в прошлом, и у нее больше нет причин мелочно мстить. О господи! Как много этих «возможно»!.. Джулиана бросилась к гардеробу за амазонкой: ей просто необходимо пойти в конюшню и поговорить с Рисом. * * * Меньше чем через час Джулиана шагала к конюшням, не вполне уверенная, что поступает правильно, мысли метались, не давая сосредоточиться. Впервые за целую вечность она чувствовала, что боль и гнев, так терзавшие ее, стоило подумать о Рисе Шеффилде, куда-то исчезли. Видимо, он остался без средств к существованию, поэтому и не стал делать ей предложение. Он ведь намекнул, что оказал ей услугу. Скорее всего именно это он и имел в виду. Конечно, лучше бы он рассказал ей правду. Но мужчины вроде Риса горды. Она попыталась представить своего собственного отца, попавшего в подобную ситуацию и вынужденного признаться, что проиграл в карты все свое состояние, и на глаза тут же навернулись слезы. Но если Рис оставил ее, чтобы дать возможность устроить свою жизнь, ему следовало бы смиренно принять газетное объявление о ее помолвке. Да, если бы это было объявлением, но нет: там написали всякую чепуху, выставив ее охотницей за титулом и положением в обществе, что, конечно же, и дало право Рису считать ее притворщицей. Да только не вся история, изложенная в «Таймс», была выдумкой: повинуясь требованию матери, Джулиана действительно обратила внимание на другого завидного холостяка, хоть и любила герцога Уортингтона. О, это все так сложно! Ну как у них с Рисом после этого может быть одинаковое мнение о произошедшем? Но теперь она поняла, что оба они ошибались. Она пыталась отомстить, а он цеплялся за свое негодование. Возможно, им и не нужно прощать друг друга, даже забывать ничего не нужно, а просто… объявить перемирие.