– Для выезда в Чехословакию тоже серьезно проверяют, – поморщился Свиридов. – Я бы посоветовал Болгарию. Там и море есть, как ты хотел. Прежде чем дать ответ, я снова выпил, затем закусил, ощущая, как пьянею. – Я вот думаю, может, мне тогда легче в космос слетать? – наконец заговорил я. – А что? – хмыкнул, глядя на вытянутые лица больших начальников. – Буду первым космическим туристом. Наделаю фоток с орбиты. Прославлюсь на весь мир. Может, меня хоть тогда выпустят на него посмотреть? Шафиров подавился собственным смехом. – Космический турист! – хмыкнул он, когда прокашлялся. – Все равно жениться придется, – тоже смеясь, подначил меня Свиридов. – На случай если я вдруг в соседнюю галактику свалю? – Стало как-то тоскливо. Глава 18 Утро понедельника себя оправдало. Голова гудела, Курбанов орал: – Чапыра, ты где в субботу шлялся?! – Я не шлялся, – привычно отозвался я, морщась от шума, – я отдыхал. Выходной у меня был законный, товарищ майор. – Следователь, если ты не знал, обязан сообщать место, где его можно в случае чего найти! – не унимался Курбанов. Это у нас оперативка так душевно начиналась. Долго не виделись. Вот и соскучились друг по другу. – Зачем меня искать? Дайте отдохнуть спокойно. – Я уныло покосился на кресло. Посыпались смешки коллег, но первый зам быстро всех заткнул до бледного вида. – Чего стряслось-то? – все же решил поинтересоваться я в наступившей тишине. Так-то мне было пофиг, но слишком раздраженным был сегодня Курбанов, и это в какой-то степени интриговало, да и демонстрировать начальству безразличие как-то недальновидно. – Дело у нас город забрал! Вот что стряслось! – передразнил он меня на последнем слове. – Так я бы все равно его не отбил, – удивился я, сразу поняв, о каком уголовном деле идет речь. Где я, а где городское следствие. Что-то я вообще перестал его понимать. Чего он на меня взъелся? Оказалось, из городского следственного управления приехали за делом в субботу. Их опер поработал в СИЗО с Овсянниковым, и тот взял на себя еще несколько эпизодов из других районов. Городские поспешили забрать у нас дело, чтобы самим предъявить обвинение. Вот Курбанов и бесился – увели палки из-под носа. А на меня взъелся, потому что единолично был вынужден им в выходные материалы дела передавать и некоторые моменты пояснить не мог, например, то, как я вообще вышел на воров. Отправленный за мной наряд ППС дома меня не застал. Так что выглядел первый зам перед коллегами из УВД бледно. – Еще раз спрашиваю, где ты был? – не унимался первый зам, но обороты сбавил, лишь буравил меня раздраженным взглядом. Головачева сегодня не было, и оперативное совещание проводил Курбанов, вот и отыгрывал роль самого большого босса. – На охоте я был. – Вот привязался. С похмелья и без того тяжко, еще и этот на мою больную голову. – Отлично, значит, претендент на завтрашнее дежурство у нас уже есть! – ядовито закончил Курбанов. Коллеги как-то сразу посвежели лицом и перетекли в расслабленные позы. Замещать заболевшую Акимову никто не стремился. – Так я же в четверг дежурю! – возмутился я. – Ничего страшного, отдежуришь и во вторник. – Так мне по закону два выходных после дежурства полагаются, – вновь напомнил я о себе, меж тем как Курбанов перешел к другой важной теме – срокам по уголовным делам. – Хватит уже отдыхать! Работать надо! – наехал он на меня. С досады я плюхнулся в кресло. Майор что-то проворчал по этому поводу, но я, не реагируя, сосредоточенно смотрел в окно. Думал, чего мне теперь делать. Вариантов было несколько. Первый – жениться и надеяться на то, что пройду проверку и меня выпустят за границу. Второй – взять путевку в страну соцлагеря и оттуда пробиваться на Запад. Третий – ехать в Москву, выцепить на улице сотрудника посольства ФРГ и передать через него письмо для «отца». И четвертый – действовать по первоначальному замыслу, то есть ехать на юг и искать контрабандистов. Вот только у каждого из этих вариантов были свои риски. Если в первом случае меня могут просто не выпустить, то в остальных, если поймают, – посадят, а в четвертом – еще и убить могут. Да и про «отца» я знаю только имя и что несколько лет назад он проживал в Мюнхене, и нет гарантий, что он все еще жив. В обеденный перерыв, отделавшись от Войченко, когда тот пытался выспросить у меня подробности охоты, сгонял до универа и выцепил возле иняза девушку Женю, что обещала обучить меня немецкому языку. – Привет. Отлично выглядишь, – перегородил я ей дорогу. Девушка как раз перебегала из одного корпуса в другой. Ее драповое пальто было расстегнуто, открывая свисающий почти до колен вязаный шарф в яркую полоску. – О, Альберт! А я думала, что ты обо мне забыл, – кокетливо ответила она на приветствие. – Извини, были дела. Но теперь я весь твой. – Моя загадочная фраза произвела на девушку нужное впечатление, и мы договорились о вечернем занятии. Написав ей свой адрес в тетради для конспектов, я поспешил вернуться в отдел, пока меня не хватились. Остаток рабочего дня я потратил на сочинение письма «отцу», а затем составил текст, куда вписал задействованные в письме выражения. Вечером попрошу Женю написать его мне на немецком. Девушка просьбе не удивилась. Ее занимало совсем другое. Прочитав оставленную Анечкой на обоях надпись, хмыкнула, стрельнула в меня глазами и продолжила обследовать квартиру. Я гостеприимно следовал за ней и отвечал на ее вопросы, а когда дошли до спальни, то занялись немецким. В какой-то момент мы поменялись ролями, и теперь уже я отыгрывал роль учителя и зачитывал Жене текст под диктовку, а девушка, как прилежная ученица, его записывала. Потом я проверял. Утром я позвал ее замуж. Она поперхнулась чаем. – Я подумаю, – сказала неопределенно, мило улыбнулась и ушла, оставив мне свежую надпись на обоях. «Альберт, ты лучший!» – прочитал я и без особого энтузиазма отправился на дежурство. Осточертели они мне. С этими дежурствами сплошная нервотрепка. Ни одно спокойно не прошло. На первом пришлось изрядно побегать по маршруту: отдел, прокуратура, суд. Второе вообще обошлось без прибыли, вместо этого обернулось убийством преступника и отстранением от службы. Даже не берусь загадывать, что ждет меня сегодня. Только успел принять свежие уголовные дела от предыдущего дежурного следователя, как по громкой связи затребовали следственно-оперативную группу на выезд. – Чего там? – спросил я, зайдя в дежурку. – Грабеж в комиссионке, – кивнул мне Новиков, переключаясь на зазвонивший телефонный аппарат. – Ну что, все в сборе. Выдвигаемся? – При моем появлении эксперт-криминалист Котляр перестала слушать рассказывающего ей свежий анекдот малознакомого мне инспектора уголовного розыска Тарасова. Из-за холодной погоды Инна прибыла на дежурство в форменном пальто, что наглухо закрывало от чужих взоров ее шикарную попку и не менее роскошную грудь. Так что залезали мы с Тарасовым в ожидающий нас у выхода уазик слегка разочарованными. Мы с ним тоже утеплились, как и эксперт-криминалист, в двубортные пальто. Разнили нас головные уборы и обувь. На девушке был надет фетровый берет, наши же головы венчали фуражки. Инна щеголяла в сапожках, причем явно сшитых на заказ, так как они плотно облегали ножку, делая ее изящной. Мы же предпочли сапогам ботинки. Милицейская зимняя форма мне совершенно не нравилась и казалась неудобной, когда получал, думал, ни за что такое не надену, но пришлось. На дежурство нас заставляли надевать именно форму. Наш уазик остановился возле пятиэтажки. На ее первом этаже располагался магазин промтоваров, а с торца – комиссионка. Думал, что увижу здесь поношенную одежду и обувь, но в торговом зале меня ждал сюрприз: в рядок тянулись типичные для ювелирного магазина витрины. Совершенно целые витрины, правда, наполовину пустые. В тех, что были заполнены, лежали женские украшения из серебра. – Ювелирные изделия из золота и драгоценных камней по окончании рабочего дня мы убираем в сейф, – ответила на мой немой вопрос вышедшая нас встречать холеная и вся увешанная золотом женщина за сорок. – Фоминых Галина Германовна, заведующая специализированным комиссионным магазином, – поспешила она представиться, увидев, что я ее рассматриваю. Мне ее лицо показалось знакомым, а когда она назвала фамилию, я ее вспомнил. – Потерпевшая по делу о разбое, – вспомнил я вслух. Немудрено, что я ее сразу не признал. При прошлой нашей встрече она была растрепанная, в халате и с заплаканными глазами. От моих слов женщина вздрогнула, посерела лицом, но быстро взяла себя в руки. – И что тогда здесь похитили? – сменил я тему, коря себя за то, что невольно ее расстроил, заставив вспомнить о той злополучной ночи. – В магазине ничего, – вздохнула она, при этом неприязненно взглянула на свою сотрудницу. – Юля все напутала, произошла досадная случайность, – начала она объяснять хрипловатым голосом, изредка прикасаясь рукой к шелковому платку на своей шее. – Но как же так, Галина Германовна, – всплеснула руками упомянутая Юля. Девушка была одновременно и напугана и озадачена словами Фоминых. – Я же сама видела, как тот мужик на вас напал. – Да ничего он не нападал, – огрызнулась Фоминых, недовольная выступлением своей сотрудницы. – Пьяный он был. Ошибся. Принял за свою жену. А тут ты со своим визгом и криками «убивают!». Он испугался и убежал. – Но он вашу шапку украл! – привела довод девушка. – Она всего лишь упала, – отмахнулась от нее начальница. – Но вы долго после этого не могли говорить и держались за шею! – обличительно произнесла девушка. – Просто испугалась! – прикрикнула на сотрудницу Фоминых и вновь закашлялась. – А где произошло нападение? Здесь? – Нет, что вы, – ответила девушка. – На улице. Перед самым входом. Я шла на работу и увидела, как какой-то мужик вцепился в Галину Германовну. А та пытается отбиться, но не получается. Я кинулась ей на помощь. Мужик меня увидел и убежал. Затем я помогла Галине Германовне подняться в магазин и, пока та приходила в себя от пережитого ужаса, позвонила в милицию. – Осмотри пока местность, – повернулся я к Тарасову. Тот кивнул и вышел. Котляр отправилась следом. – У вас что-нибудь пропало? – спросил я Фоминых.