Я послушно углубился в текст заявления: «Первого ноября, около двадцати двух часов в подъезде моего дома, расположенного по адресу… на меня напал следователь Чапыра. Оглушил меня, засунул в рот кляп и затащил на чердак, где приковал наручниками к трубе. Затем он потребовал у меня вернуть украденное у него в автобусе служебное удостоверение, а когда я начал объяснять, что ничего у него не крал, он выстрелил мне в ногу из пистолета Макарова». – Вот мое удостоверение. – Я отвлекся от занимательного чтения, подошел к висящему у двери на вешалке пуховику, достал из внутреннего кармана ксиву и продемонстрировал ее начальству. – Это ничего не значит, ты вчера мог вернуть себе удостоверение, – первый отмер Курбанов. – В мое дежурство в четверг приезжали проверяющие из городского УВД. Если бы у меня в тот день не оказалось ксивы, вы бы первым об этом узнали, – отбил я атаку. – Допустим, – хмыкнул майор и задал следующий вопрос: – Где ты был вчера в десять вечера? – Дома спал. Один. Я же не знал, что мне понадобится алиби, – съязвил я. Пока майор задумчиво меня рассматривал, заговорила до этого молчавшая Журбина, окрыленная тем, что предъявленное ее подчиненному обвинение пока не находит подтверждения. – Я не понимаю, зачем Чапыра стрелял Казанцеву в ногу, если тот щипач и украл его удостоверение? Логичнее же прострелить ему руку, чтобы больше неповадно было? – Людмила Андреевна, я вообще никуда не стал бы стрелять! Ни в ногу, ни в руку. Я что, дебил – стрелять в гражданского из табельного оружия? Еще и делать это на чердаке, откуда звук от выстрела по всему дому разнесется. – Я по очереди обвел всех присутствующих взглядом, удостоверяясь, что сказанное мною ими услышано. – Ты подстраховался и заглушил звук выстрела, – процедил Левашов, чувствуя, как его позиция слабеет. – А точно, у меня же пистолет с глушителем, особая модификация, специально для следователя Чапыры. – Глядя на капитана, я рассмеялся, дожимая его. Мое глумление не осталось без последствий, и он продолжил меня обличать: – Ты притащил с собой плюшевого медведя и стрелял через него! – Плюшевого медведя? – Я подавился смехом. – Вы это серьезно? – Какой еще плюшевый медведь? – вторило мне хором начальство, скрестив непонимающие взгляды на Левашове. Сработало! Плюшевая игрушка добавила так нужного мне фарса в и без того абсурдную историю о простреленной из табельного оружия ноге щипача. Осталось усилить эффект. – То есть, по-вашему, я заявился в гости к Казанцеву с плюшевым медведем и пистолетом? Еще и наручники с собой прихватил. Вы, товарищ капитан, кем меня хотите выставить? Извращенцем, маньяком? В этом состоит ваш план? Левашов стоял красный, моргал и соображал, что ответить. Походу, у него, советского человека, даже картинка в голове не складывалась. – Что за ахинею вы оба несете?! – первым не выдержал Головачев. – Вы ополоумели, что ли?! – взорвался он. – Один про каких-то плюшевых медведей бредни рассказывает, второй про маньяков! Товарищ Левашов, что происходит, я тебя спрашиваю?! Ты все это выдумал, что ли? – Головачев потряс перед носом капитана заявлением. – Где этот твой Казанцев? Тащи его сюда, быстро! – Я уже говорил, он сбежал! – нервно ответил Левашов. – Этот, – он ткнул в меня пальцем, – напугал его до чертиков. Кривощекову с трудом удалось убедить его написать это заявление. А затем он просто исчез из города. Но мы его найдем, только время нужно, – закончил он обнадеживающе. – При чем здесь Кривощеков? – не понял Головачев. Левашов застыл, осознав, что только что сгоряча проговорился. Но быстро сориентировался в изменившейся обстановке и самозабвенно принялся валить Кривощекова. – Так он же с Казанцевым общался, – как об очевидном сообщил Левашов. – Так, стоп! Ты мне полчаса назад докладывал, что это заявление Казанцев писал при тебе, – допытывался подполковник. – Нет, я сказал, что получил от него заявление, – поправил начальство капитан. – И? – не понял разницы в формулировках Головачев. – Заявление мне Кривощеков принес. Я не то чтобы поверил, но посчитал невозможным скрывать такое от начальника следствия. Поэтому доложил, – принялся разъяснять свою позицию Левашов. Раскатистый смех Курбанова оборвал капитана на полуслове. – Это что получается, – начал говорить майор, когда ему удалось успокоиться. – Кривощеков, виня Чапыру в своем увольнении, замыслил ему отомстить. Каким-то способом ему удалось убедить знакомого карманника украсть у Чапыры удостоверение. Казанцев, видимо, пообещал, но не сделал. И тогда Кривощеков, не дождавшись неприятностей у Чапыры, пришел спрашивать с карманника. Тот его, скорее всего, послал, и тогда Кривощеков в него выстрелил. Мало ли чего неучтенного могло у него скопиться за годы службы, вполне возможно, ствол с боеприпасами. А затем у Кривощекова созрел новый план, как еще можно подставить Чапыру. С раной в ноге Казанцев стал сговорчивее и написал все, что ему продиктовали. Вот только у меня вопрос, товарищ капитан, ты с самого начала в этой истории участвовал или твой дружок тебя втемную использовал? Слушая обвинительную речь первого зама, я мысленно аплодировал его недюжинным аналитическим способностям. – Ни в какой истории я не участвовал! – пришел в себя Левашов. – И ничего не выдумывал! Я доложил своему непосредственному начальнику о том, что мне стало известно! – Ты притащил в отдел липовое заявление! – давил на него Курбанов. – Заявление, которое клевещет на твоего коллегу! Заявление, которое принесло бы неприятности всему нашему отделу! – Но я же к вам с ним пошел, а не в инспекцию по личному составу! – привел в свою пользу довод Левашов. – Спасибо тебе за это огромное! – утрированно поблагодарил первый зам и добавил уже другим тоном: – Да ты первым бы в инспекции под служебную проверку угодил. Там не идиоты сидят. Ваше с Кривощековым дело белыми нитками шито. Вы бы хоть нормальную легенду придумали, а то черт-те что нагородили. Вот если бы тебе самому понадобилось кого-то пристрелить, стал бы табельное оружие для этого брать? И Люда тоже правильный задала вопрос: на кой ляд Чапыре карманнику в ногу стрелять? Если бы он мою ксиву стащил, я бы ему все пальцы переломал. И любой из нас сделал бы то же самое! Но вы же с Кривощековым не могли калечить подельника. Поэтому ногу ему прострелили, если вообще стреляли, ни Казанцева, ни медицинских документов мы так и не увидели. Ну а придуманный тобой плюшевый медведь, с которым Чапыра таскается по городу, – это… – Курбанов не смог закончить фразу из-за разбирающего его смеха. – Я никого не подставлял и ничего не выдумывал! – воспользовался паузой в монологе Левашов. Курбанов мгновенно успокоился. – Нет, Дима, – он подошел к капитану вплотную, – ты всех нас хотел подставить! Знаешь, почему ты с этой подделкой, – Курбанов качнул головой в сторону заявления, что держал Головачев, – сам в инспекцию не пошел? Ты хотел вместо себя туда товарища подполковника отправить. Чтобы, если придуманная тобою подстава Чапыры сорвалась бы, судили за фальсификацию доказательств уже его. – Курбанов ткнул пальцем в сторону Головачева. Тот сидел на стуле, внимательно слушал и играл желваками. Журбина, прикрыв рот ладонью, не спускала взгляда с майора, а я просто наслаждался. Курбанов полностью оправдал возложенную мною на него миссию – изобличение Левашова и укрепление собственных позиций. – Теперь мне стал понятен главный смысл всей затеянной тобой комбинации! – подытожил майор. – Илья Юрьевич, надеюсь, вы не верите во весь этот бред, что наговорил здесь майор? – Левашов предпочел не пререкаться с Курбановым, а сразу апеллировать к начальнику следствия. – Товарищ подполковник, я не соврал ни разу. Получив сигнал о возможном преступлении нашего сотрудника, я сразу же пришел к вам. Но не затем, чтобы вы давали делу ход, а для того, чтобы вместе выяснить, правдиво или ложно заявление Казанцева. Только это мною двигало! Ничего более. – Дима, я вот слушаю тебя, – ответил после паузы Головачев, – и не верю. Ты знаешь почему. Если нет, то вспомни наш разговор, что произошел незадолго до увольнения Кривощекова и твоего понижения в звании и должности. Я ведь просил тебя тогда не валить своих коллег, не перекладывать на них свою вину. Но, как вижу, ты не внял моим словам. Головачев устало поднялся со стула, покрутил еще недолго в руке мой пистолет и наконец вернул его мне. – Иди в оружейку сдай. Вооружаться будешь только во время дежурств. Это понятно? – Так точно, – кивнул я. Вроде бы все вышло по-моему, а на душе стало хреново. Надоели мне все эти подковерные игры. Сходить, что ли, развеяться? Глава 25 Развалившись в кресле, я с прикрытыми глазами пытался выровнять участившийся пульс. Нелегко мне далось это представление. До последнего все ждал, что Головачев долбанет по столу кулаком и рявкнет по Станиславскому: «Не верю!» Но не случилось. И доли везения здесь самая малость. Оправдался мой расчет. Он оказался верным на все сто, и местные не почувствовали подвоха. Подпол проникся озвученной ему версией событий и болезненно воспринял участие своего бывшего любимчика в неудавшейся подставе. Курбанов так вообще чуть от счастья не писался от предоставленной ему возможности попрыгать на полутрупе Левашова. Вот насчет Журбиной пока было непонятно. Это она сперва растерялась, а ведь после, в спокойной обстановке, обязательно вспомнит про мой вопрос о сотрудниках уголовного розыска, что занимаются карманниками. По идее, у нее должно хватить ума не переть против меня. Самолично же наблюдала, что с такими идиотами бывает. Да и за Левашова впрягаться ей резона никакого нет. Она с ним претендовала на одну и ту же должность. Ладно, это пока терпит. Взбрыкнет – пресечем. Словно подслушав, что я решил сделать паузу в наброске контрходов на возможные новые проблемы, дверь вновь распахнулась. На этот раз ко мне нагрянул Войченко. – Чего у вас тут стряслось? – спросил он, обшаривая любопытным взглядом мой кабинет. Подметил и пустой сейф, и выложенные на оба стола уголовные дела с вещдоками. – Инвентаризация, – ответил я без изысков. Выпускать в массы сенсацию о приступе «мишкобелочки» у Левашова было как-то неспортивно. Да и интерес у меня к этому персонажу пропал. Он сошел с игральной доски, стал такой же, как Кривощеков, срубленной фигурой. – А чего так орали? – Денис проявил настойчивость. – Весь этаж сбежался послушать, но Капитолина быстро всех разогнала по кабинетам. А с этой стервой даже Акимова не рискует связываться. – Начальство по-другому не умеет, – глубокомысленно изрек я. – Это точно, – подхватил он востребованную в любом коллективе тему. – Особенно Курбанов любит поорать. Натренировал, гад, связки в оперной самодеятельности. Тебя он еще не агитировал петь? – Мне только этого не хватало, – мысленно перекрестился я. Распевать с майором дуэтом арии мне не улыбалось. А ведь отсутствие слуха от такой участи, если что, меня не спасет. Поинтересуются вприщур: «Ты комсомолец или кто?!» – и заголосишь. За разговорами с коллегой я закончил загружать сейф и теперь оглядывал кабинет, вспоминал, чего еще надо сделать. Оружейка! Я щелкнул пальцами. – Ладно, мне вниз ненадолго надо сходить, пока оперативка не началась, – направился я к выходу, заодно выпроваживая Войченко. – Капитолина объявила, что совещания сегодня не будет. – Это хорошо. – Новость меня обрадовала. Хотелось отдохнуть от начальства, хотя бы до завтра. Моментально пересмотрел ближайшие планы и, притормозив, начал одеваться. – Тогда я после оружейки сразу домой пойду, – пояснил я Войченко. – Зачем тебе в оружейку? – не понял он. – Ствол сдать. – А на фига ты его с собой таскаешь?