– По кочану, – хохотнул Похлебкин. – Ребята, вы о чем? Кто погиб? – Ох ты, господи, с кем работать приходится, – пробурчал Востриков. – Сергей ключ от своей машины Александру дал, чтобы отогнать ее от ворот. Чтобы пропустить фургон с мебелью. Похлебкин присвистнул, Востриков обхватил голову руками и застонал. – Так, все расходимся. Антону Семеновичу необходимо снять стресс, – Элла Эльдаровна замахала руками. – Идите все в зал. – Ольга Петровна, – обратилась она к Надеждиной, – звони срочно доктору. – Успокойся, Элла, оставь нас, пожалуйста. Нам нужно срочно переговорить, – Востриков воинственно выпятил подбородок и вытянул руку в сторону двери, словно столбовой дворянин, приказывающий челяди покинуть палаты. Обозова-Вострикова недовольно хмыкнула, дернула плечом и с достоинством царицы покинула кабинет. Глава 15 Аллочка лежала, уткнувшись лицом в подушку и рыдала. Прошло столько времени! Она думала, что ее чувства к Селиванову прошли. Но увидела его в программе «Сатисфакция» и поняла, что все еще его любит. Некоторое время назад к ним в приемную пришла скандальная бабка Зоя Павловна Орефьева и начала жаловаться на свою сноху. Аллочка с любопытством глянула на фотографию невестки и замерла. На нее смотрела та длинная шпала, из-за которой ее бросил Артем. У нее перехватило дыхание, словно это было вчера. С той поры она потеряла покой. И вот «Сатисфакция». Селиванов проиграл поединок блистательному Похлебкину, но для Аллы это ничего не значило. Она не понимала, что говорил Артем. Ее уши словно заложило ватой. Она видела, как тот открывает рот, растягивает губы в улыбке, но не слышала ни одного звука. Поединок закончился. Аллочка встала, подошла к Кириному столу, выдвинула полку и достала фотографию невестки Орефьевой. Кажется, ее звали Жаклин или Николь. Одним словом, что-то экзотическое. Ну вот какое ей, Алле, дело до этой шпалы? Какое?! Не на ней же Артем женился. Пошарила рукой в тумбочке, но больше фотографий с моделью не нашла. А ведь Орефьева приносила еще одно изображение своей невестки. Кучинская положила фото Жаклин-Николь на стол и стала внимательно в него вглядываться. И что Артем в ней нашел? Хотя, справедливости ради, Аллочка понимала, что. Какая-то стервинка в глазах, что-то неуловимое, загадочное, чего у Аллочки никогда не было, и, наверное, уже не будет. Артем ей говорил: «Ты, моя родная, простая, как три рубля». Аллочка взяла ножницы и выскребла ими глаза на фотографии. Безглазая соперница никакой угрозы не представляла, да она и с глазами-то не представляла. Уже не представляла. Бывшая любовница. Бывшая! Алла покрутила фото и сунула его в тумбочку своего стола. Вроде стало легче. А потом, как последняя мазохистка, отправилась ходить около «БиоМедТеха», где работал Артем. Здание из стекла и бетона, подземный паркинг, охранник с фигурой Сталлоне в явно дизайнерской форме. Около здания стояли скамейки кубической формы – круто, но сидеть на них невозможно, – и скульптура в виде огромной запятой. Все правильно. Именно здесь и должен работать зять директора «НатБанка». Алла присаживалась на куб, вставала с него, отходила от здания, снова возвращалась. Она понимала, что так ведут себя только круглые дуры. Он женат. Причем навсегда. Ну еще бы! Такой тесть! Карьера, достаток… одним словом, обеспеченное настоящее и светлое будущее. Но Алла ничего не могла с собой поделать, так ей хотелось увидеть Селиванова. И она дождалась. Из здания вышел Артем. Он глянул на небо, улыбнулся и принялся медленно прохаживаться вдоль газона с шикарными рододендронами. «Конечно! – подумала Алла. – Что же еще здесь может расти, не жасмин ведь!» Артем время от времени смотрел на наручные часы. Наконец из остановившегося такси выпорхнула девушка в ярком одеянии. Эдакая птичка колибри. Она подбежала к Селиванову и повисла у него на шее. Тот обнял ее одной рукой, поцеловал в лоб и аккуратно опустил на землю. Они о чем-то переговорили, неспешно перешли через дорогу и зашли в ресторан «Солите». Алла ринулась следом. Раньше ей и в голову бы не пришло посетить заведение такого уровня. На ее зарплату не разгонишься. Но ей во что бы то ни стало хотелось разглядеть эту яркую пичужку – жену Артема. Конечно, она жена, не с любовницей же он при всех обнимается. Девушка села совсем рядом со столиком Селивановых. Стоит Артему лишь слегка повернуть голову, как он увидит ее, Аллочку Кучинскую. Ей даже этого мучительно хотелось – интересно, как он себя поведет? И он ее увидел. На его лице не дрогнул ни один мускул. Он скользнул по Алле безразличным взглядом и снова повернулся к жене. Кучинская была готова к его испугу, недовольству, насмешке, даже к презрению, но это безразличие ее совершенно добило. Вторым ударом было то, что жена Артема была прехорошенькой. Аллочка надеялась, что та некрасивая, а лучше бы просто страшная, и он женился по расчету, а сам долгими вечерами грустит по ней, по Алле. Теперь она лишилась этих иллюзий. Наталья Селиванова, супруга Артема, была одета по высшему классу, причесана по высшему классу и вела себя по высшему классу. И Аллочка почувствовала себя кухаркой рядом с графиней. – Все кончено, – сказала она себе, придя домой. Подошла к зеркалу и долго в него смотрела. Потом рухнула в постель и накрыла голову подушкой. Глава 16 Глаша сидела в офисе и непрерывно звонила Назире. Та второй день не выходила на связь. Такое уже бывало, но чтобы не звонить два дня! Глафира сначала подумала, что та загуляла. Хотя, если загуляла, тем более, должна была сообщить и поделиться впечатлениями. А она пропала. Позвонил Венька: – Глаш, где твоя подруга? Ее в «Возрождении» ищут, все в бешенстве. Они сказали, что дали ей карт-бланш, отправили на «Сатисфакцию», хотя могли бы туда послать кого-нибудь поопытнее. А она не оценила. Не выдержала бремени славы. – Господи, Веня, что ты несешь? Какое бремя славы? – фыркнула Глаша. – А что? Она там с Похлебкиным была накоротке, – возразил Вениамин. – И с этим, из партии «Ориентация-Запад», познакомилась. Теперь будет карьеру делать – только держись! – А ты-то откуда знаешь? – возмутилась Глафира. – Я, к твоему сведению, там все отвозил – подвозил и все видел. Ты думаешь, они на этих поединках враги? Дудки! Они поорали друг на друга в студии, а потом кофе вместе пили. И Назирка твоя рядом ошивалась, хвостом крутила. Вся из себя такая красавица. И прическа у нее была крутая. И накрашена как-то по-другому. – Так чего ты от меня хочешь? – внезапно рассердилась Глафира. – Иди и сам ищи свою распрекрасную Назиру. Вениамин рассмеялся: – Да она не моя распрекрасная! Она мне не нравится, не в моем вкусе. Знаешь, она злая и циничная. Назирка хоть и твоя подруга, но ты совсем другая. Глафира смутилась, и у нее сразу улучшилось настроение: – Назира очень умная. И она добьется своей цели, вот увидишь. Она знает, чего хочет от жизни. Так что, если она пропала, значит, так для нее лучше. – Ну ладно, Глаш, меня тут Капельман зовет. Я же на разрыв, – и Веня повесил трубку. Поразмыслив, Глафира решила съездить к Назире в общагу. На всякий случай, чтобы не волноваться. Вдруг все-таки она уже там. Мало ли, телефон потеряла или отсыпается. Хоть Глаша и сказала Вене, что подруга сама разберется, на душе все равно было тревожно. Но была одна проблема – нужно было срочно подготовить отчеты для Вострикова. Он требовал предоставить сведения по просьбам жалобщиков. Если она сейчас поедет на поиски Назирки, то точно ничего не успеет сделать. Глаша представила, как разойдется тогда Аллочка Кучинская! Даром, что секс-бомба, а характер, как у старой девы. Хотя, она такая и есть, поэтому и сквалыжит бесконечно, правильно Назира говорит. Глафира немного посомневалась и решила обратиться за помощью к Кире. Она баба хорошая. Хоть и скучная. Тетка, одним словом. – Кира, мне нужно срочно по делу отъехать. Просто позарез. Ты не могла бы помочь мне доделать отчет для Антон Семеныча. Вот, у меня все цифры на флешке, нужно только обобщить. – Да без проблем, Глаша, я свой уже почти доделала. И все равно сегодня остаюсь здесь ночевать. Интересненькое дело, ночевать в офисе остается. И не страшно ей. Хотя, эти противные Кацы что-то такое говорили про Кирину маму. Вроде она ее из дому выгнала. Глаша представила своих родителей. Как такое вообще возможно, выгнать родную дочь? Глафира пожала плечами и отогнала мысли о Кире, своих забот хватает. На сердце было тревожно, что могло случиться с подругой? Не позвонила, не рассказала ни о «Сатисфакции», ни о ее ведущем Владлене Сомове. Тот вообще красавчик, закачаешься! Глаша его только по телеку видела. Саму передачу она, конечно, не смотрела, была охота нудотину слушать, но Сомовым любовалась. А тут Назирка его вживую видела и не рассказала. Не может быть! Глаша выскочила из «Искры» и села в подошедший автобус. До общежития Назиры было несколько остановок. Если бы не острая нужда, она ни за что бы не воспользовалась общественным транспортом, подождала бы Веньку. На переднем сиденье разместилась мамаша с ребенком. Тот был, по Глашиным меркам, уже большой, лет семи. Он все время пытался слезть с маминых колен, но та его удерживала и что-то зло шептала ему на ухо. Понятно, почему, иначе ей придется уступить место старухе в обрезных резиновых сапогах, напяленных на шерстяные носки. Носки были из грубой небеленой нитки, только сама резинка была в цветную полоску. И как ей только не жарко! Бабка поставила на пол котомку, из которой торчала шинковка для капусты. Острым углом та упиралась Глаше в ногу. Она попыталась подвинуться, но с другого боку стоял мужичок, от которого так разило чесноком, что Радова решила терпеть шинковку. Чтобы не сойти с ума от тревожных мыслей, лучше думать о Кире. Надо же, та сразу согласилась доделать за Глашей ее работу…А ведь они не дружили и даже иногда цапались. Радова вдруг почувствовала благодарность. Если бы она сказала это Назире, та бы ее высмеяла. Она всегда смеялась, над Глашиными чувствами, будь то признательность, симпатия, сочувствие или жалость. Радова так и слышала, как подруга говорит ей: «Жалость – поповское чувство, как говорил великий Ленин». Правда, мама сказала, что ничего такого вождь пролетарской революции не говорил, но Кира больше верила подруге. Она такая продвинутая, а мама… что она знает? Да, Назирка бы ее отчитала. Она говорила, что людей надо использовать, брать от каждого то, что нужно тебе. И Тетка, то есть Кира, вызывала у нее презрение. «Ты посмотри на нее. Во что превратилась баба! Это все из-за ее вечных нюней и бесхребетности. Слушайся меня, чтобы не стать такой же размазней». Глаша с подругой соглашалась, хотя ей было немного жалко эту нелепую Тетку. Да и потом, нет-нет, ее саму охватывал страх. А вдруг и она, как эта Кира, не найдет себе подходящего кавалера? Назирка тогда убьет ее своим презрением. С Назирой они познакомились на одной из тусовок. Глаша поступила в учетно-кредитный техникум и с однокурсницами отмечала Татьянин день. Глафира была местной, поэтому жила дома с родителями, которые контролировали каждый шаг дочери. А иногородние девчонки жили в общежитии, чем вызывали ее жгучую зависть. Это же надо: живут самостоятельно, тусуются сколько захотят, и никто им слова не скажет. Глафира даже несколько раз отпрашивалась ночевать в общагу. Какой это был кайф! Поскольку лишней койки не было, девчонки их сдвинули, чтобы спать втроем. Они до полночи болтали, попивая винчик, потом Глафиру уложили посередине. А так как одна кровать была выше другой, Глаша всю ночь скатывалась на более низкую, потом сонная перекатывалась назад, через некоторое время все повторялось. Утром она проснулась невыспавшаяся, но страшно счастливая. Девчонки, правда, ее радости не разделяли. Им хотелось домашнего уюта, отдельной комнаты, а не общего душа на весь этаж. На день студентов их так много набилось в одной из комнат общежития – яблоку негде упасть. Назира к тому времени училась на втором курсе факультета журналистики и на праздник попала совершенно случайно. Глафира сразу обратила внимание на выбивающуюся из общей массы девушку. У нее были черные длинные волосы, расчесанные на прямой пробор. Если бы Глаша сделала похожую укладку, то стала бы похожа на попадью. А этой восточной красавице такая прическа необыкновенна шла. У нее были дивные карие глаза, точеный носик, и только плотно сжатые губы слегка портили впечатление. Но самое главное, что особенно поразило Глафиру, на ней не было ни грамма косметики, что в Глашином понимании было абсолютно недопустимо. Назира лениво попивала вино и осматривала голосящих и веселящихся студентов. Вдруг ее взгляд сфокусировался на Глаше, и она с грацией пантеры перед прыжком подошла к ней: – Привет, я Назира. Живешь здесь? – она презрительно повела головой в сторону. Радова оглянулась и вдруг увидела и обшарпанные обои, и колченогую мебель, и убогий интерьер комнаты.