Часть 17 из 44 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А то и значит, что она вечно все узнавала и запоминала. Говорила: «Кто владеет информацией – тот владеет миром».
И Глафира снова заплакала.
Похлебкин встрепенулся, провел ладонью по волосам, приосанился.
– Так я ж и говорю, Антон Семеныч, что не полезут они больше на нас. Должны понимать, что сейчас и полиция за дело взялась, и наша служба безопасности. Они что, всех наших переубивают, что ли? За что?
– Значит так, – подвела итог встречи Сологубова. – Мы остаемся. Работаем все в прежнем режиме.
– Работаем, – подтвердил Торопов. – Ребята из охраны у нас дежурят, тревожная кнопка у нас есть…
– Спасибо всем, конечно, – растроганно поблагодарил Востриков. Он позволил себе секундную слабость – растрогаться, но тут же взял себя в руки. – А теперь, Кира, я хотел у тебя попросить фотографии той модели, которую убили. Дай их сюда, от греха подальше. А то мало ли, полиция найдет…
– Какой модели? – не поняла Глафира. – По поводу которой приходила ее свекровь? Про которую по телеку говорили, что ее в ванне нашли зарезанной? А она что, прямо настоящая модель?
Востриков кивнул головой. Кира пошарила в тумбочке и растерянно протянула:
– А фотографий нет. Странно, вроде, я их клала в этот ящик.
– Ну, правильно, одной нет, – сказал Востриков. – Потому что ее нашли у Назиры в сумке. Но, как я понял, была и вторая. Так что дай мне эту фотографию.
Раздались удивленные возгласы.
– А зачем Назире была нужна эта фотка? – удивилась Глаша.
– Я тоже хотел бы это знать. Кто отдал ей тот снимок? – зыркнул глазами Антон Семенович.
– Да никто не давал. Много она спрашивать будет. Взяла сама, да и все, – в сердцах сказала Глаша.
– Когда она могла это сделать? – строго спросил Востриков.
Все принялись вспоминать, и вырисовалась следующая картина.
Несколько дней назад Назира пришла к Глафире в «Искру». Женщины рассматривали фотографии невестки Орефьевой.
– Грудь у нее, конечно, силиконовая…
– И ресницы наращенные…
– И губы накаченные…
– Ой, да ладно, завидуйте молча…
Назира подошла к столу, взяла в руки сначала одно фото, потом другое. Долго смотрела. Потом выдала:
– Классная телка. Породистая, – и равнодушно вернула фото на место.
– А как тогда карточка оказалась у нее? – повторил вопрос Похлебкин. И тут он обратил внимание на Кучинскую. Она стояла ни жива, ни мертва.
– Ну-ка, иди сюда, – он подхватил Аллочку под локоток и вывел из кабинета.
Пока они отсутствовали, Востриков снова расспрашивал Глафиру о подруге. Но та ничем помочь не могла. Да и что она могла рассказать? Только то, что Назира позвонила Глаше во время перерыва в «Сатисфакции» и сказала об открывшихся возможностях, и о том, что теперь ее карьера пойдет в гору. И все. А что за возможности, так и не сказала. Назира, когда надо, могла быть очень скрытной.
Вернулись Похлебкин и заплаканная Аллочка.
– Коллеги, у нас чудеса за чудесами, – и он жестом фокусника бросил на стол фотографию модели Николь с выколотыми глазами.
Глава 17
Уже который день Кира ночевала в приемной «Искры», поэтому приходилось просыпаться очень рано. А что делать? С девяти часов начинался прием людей, однако уже в восемь появлялись первые посетители. Они собирались около подъезда и начинали галдеть. Естественно, жители ближних домов были недовольны. Поэтому Кира, как только просыпалась, приводила себя в порядок и выпивала кофе, сразу открывала приемную и запускала людей внутрь. Пусть шумят в коридоре.
Она только успела включить чайник, как позвонили из детективного агентства:
– Кира Анатольевна, у нас есть кое-какие новости.
И она помчалась в «Мегрэ». На этот раз ее снова принимали в похожем на зимний сад зале с глубокими креслами. Разговор был не с Романом, а с Игорем, высоким худым парнем с глубокими залысинами.
Именно ему было поручено искать сведения о Кирином отце.
– Кира Анатольевна, а скажите, почему вы Анатольевна? – спросил ее сыщик.
– Здрасьте, пожалуйста! Потому что папа, наверное, был Анатолий. Или у вас есть другое объяснение этому странному факту? – с иронией спросила Кира.
– Представьте себе, есть, – сказал Игорь. – Ведь у вашей бабушки такое же отчество?
– Да, – подтвердила Кира. – Я не пойму, что вас удивляет. Вы заставляете меня волноваться.
Тот довольно засмеялся:
– Не обижайтесь! – он ободряюще похлопал Киру по руке. – Просто есть предположение, что у вас отчество вашего прадеда. Ваша мама была настолько обижена на вашего отца, что не захотела давать вам его отчество. Так часто бывает.
– А с чего вы так решили? Разве не может быть двух одинаковых отчеств, у бабушки и у меня? – совсем разволновалась Кораблева. – Имя-то распространенное.
– Может, может, все может, – протянул Игорь.
– Я даже боюсь задать вам вопрос… – Кира замялась. – Вы что, нашли моего… папу? – спросила она, чувствуя комок в горле.
– Разберемся с Анатольевной, тогда можно будет делать выводы. Мы надеялись, что вы нам в этом поможете. Может, ваша мама говорила что-то типа: «Я никогда не дам ребенку отчество этого подлеца»? – Игорь провел рукой по залысине, приглаживая остатки волос.
– Нет, ничего такого, – Кораблева с досадой покачала головой.
– Ну и ладно. Сами справимся. На то мы и сыщики, – ободрил ее Игорь. – А уж после этого определимся с ценой. Договорились?
Кира согласно кивнула головой.
– Теперь по поводу Самохина. Нам удалось привлечь к поискам общество «Мемориал». И вот что мы выяснили. Следы Катерины, единственной любви Самохина, отыскались в Оренбурге. Потом в поселке Красноуральск. В 1952 году она умерла, а ее дочь оказалась в детском доме города Ишим, что в Тюменской области. В восьмидесятых годах она появляется в поселке Дзержинский Московской области. Известно, что и у нее родилась дочь, то есть внучка Макара Евграфовича. И все. Пока больше ничего не нашли. Знаем, что дочь Самохина звали Ниной, а внучку Ларисой. Фамилия Нины на момент рождения дочери была Найденова.
И вот с этой информацией Кира спешила к старику. Она перебежала через дорогу и остановилась у дома, в котором жил Самохин. Возле него был разбит ухоженный палисадник, по периметру которого под углом были уложены друг на друга красные кирпичи. Кораблева подняла голову и залюбовалась основательностью постройки, оштукатуренным фасадом и сверкающей на солнце новой жестяной крышей.
Тесть Макара Евграфовича был каким-то крупным военным чином, поэтому ему выделили квартиру в величественном доме с колоннами, барельефами и высоким бельэтажем. Когда его дочь вышла замуж, он разменял свою роскошную квартиру на две. Он с супругой остался в том же доме, только в квартире меньшей площади, а Самохины переехали в дом послевоенной, так называемой, сталинской постройки.
В свое время в нем жили высшие слои советского общества, то есть, партийные и хозяйственные руководители, представители творческой интеллигенции. Со временем состав жильцов значительно поменялся. Новые жильцы без сожаления вырывали старые чугунные батареи, делали натяжные потолки, объединяли кухни с залами.
А в квартире Макара Евграфовича время будто остановилось: на стенах были добротные белорусские обои, на потолке гипсовая лепнина с растительным орнаментом, а на кухне встроенная мебель, изготовленная комбинатом бытового обслуживания еще в застойные времена. Но вся скудность и неприглядность интерьера с лихвой компенсировалась высоченными потолками, широкими подоконниками, паркетными полами, просторными комнатами и обилием воздуха. В квартире был даже закуток, который использовали под кладовую.
Они подходили друг другу – квартира и Самохин.
Кира еще немного постояла у дома, вдыхая полной грудью медовый аромат меленьких белых цветочков, высаженных вдоль дорожки к подъезду. Подождала, вдруг Макар Евграфович выглянет в окно, увидит ее, обрадуется… Но за стеклом никого не было, и у Кораблевой вдруг отчего-то тревожно сжалось сердце.
Девушка подбежала к квартире, хотела нажать на звонок, но потом передумала. Самохин ведь может отдыхать, а тут она со своим перезвоном, поэтому решила открыть дверь ключами. Как-то Макар Евграфович дал ей второй экземпляр со словами:
– Пусть у тебя будут, а то мало ли что. Вдруг со здоровьем что неладно будет. Во мне ж пуля с войны до сих пор сидит. Да и сердце пошаливает. Ежели станет мне плохо, не смогу доковылять до двери, так у тебя ключи будут.
Кира открыла дверь, стараясь не шуметь, на цыпочках прошла на кухню. В квартире было тихо. Она заглянула в спальню, Самохин лежал на боку, укрытый одеялом по самый подбородок. Одна рука беспомощно свесилась, редкие седые волосы плотно облепили череп. У Киры от жалости сжалось сердце. Боже мой, почему они так поздно встретились?
Кораблева тихонько прикрыла дверь спальни, переложила купленные продукты в холодильник, перемыла составленную в раковину посуду и стала ждать, когда же проснется Макар Евграфович. Прошло около получаса, и Кира забеспокоилась. Старик в силу возраста засыпал в течение дня несколько раз. Вернее, даже не засыпал, а впадал в дрему. И находился в таком состоянии минут десять-пятнадцать. Но сегодня…
Кира снова тихонько зашла в спальню. Наклонилась и прислушалась к дыханию старика. Ей показалось, что она его не слышит.
– Макар Евграфович, – тихонько тронула она его за плечо. От этого прикосновения его тело безвольно откинулось, и Кораблева увидела совершенно восковое лицо. На шее старика еле-еле пульсировала жилка темно-фиолетового цвета. Пары секунд Кире хватило, чтобы прийти в себя. Она схватила телефон Самохина, лежащий на тумбочке рядом с кроватью, и набрала номер скорой. Быстро и четко ответила на вопросы диспетчера по поводу состояния больного, его фамилии, возраста.
И только после этого она рухнула на колени перед иконой, висевшей в углу, и стала истово молиться, чтобы врачи не опоздали. К стыду своему, из всех молитв она знала только «Отче наш», поэтому стала читать ее. «Отче наш, Иже еси на небесех!.. – лихорадочно бормотала она, – …и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого», – заканчивала и начинала снова: «Отче наш…».
Ей казалось, что время остановились, но когда раздался звонок в дверь, часы показали, что прошло около пятнадцати минут.
Доктору стоило только взглянуть на пациента, как он мгновенно принял решение:
– Немедленно носилки. Какие у пациента хронические болезни?
– Я не знаю. Он говорил только, что у него слабое сердце. И пуля с войны сидит, – лихорадочно вспоминала Кира.
– Понятно, – сердито зыркнул на нее доктор. – Давайте его страховой полис.