Кира открыла дверцу секретера и достала папку, в которой Самохин хранил всю свою, как он называл, «больничную историю». Доктор мельком ее просмотрел, буркнул: «Понятно». Затем взял блистер с тумбочки, в котором не хватало нескольких таблеток, и снова произнес: «Понятно». Кирино сердце что-то царапнуло, что-то показалось ей неправильным, но в это время санитары принесли носилки, и она бросилась им на помощь. Собрав нехитрые пожитки старика, она села в машину рядом с больным. Дверца закрылась, и они тронулись в путь. Глава 18 Аллочка трудилась секретарем в интернет-компании «Биплан». Коллектив был молодой, творческий и по этой причине очень неорганизованный. Ребята курили на рабочем месте, бросали где попало кофейные чашки, приходили в офис и уходили, когда взбредет в голову. Поэтому Алла не только отвечала на телефонные звонки, оформляла заказы, вела документацию, но и мыла, убирала, напоминала, проветривала. Это было хлопотно и походило на сизифов труд – только она вымоет чашки, как они опять стоят грязные, только вытряхнет пепельницу – та снова полна окурков. Аллочка несколько раз порывалась уволиться, но так и не смогла оставить неприспособленных, безалаберных, но ставших такими родными ребят. Матвей, если его не покормить, так и будет в монитор пялиться да кофе ведрами глушить, пока язву не заработает. Егор пожар устроит, вечно он окурки везде разбрасывает. Степан обязательно забудет инсулин уколоть. Как они без нее? Но было в этой службе большое преимущество – график работы. Он был свободным, даже слишком свободным. Можно было опоздать, уйти пораньше домой, а то и вообще прогулять. И сегодня такой вольный режим был как нельзя более кстати. Аллочка проснулась очень рано, приняла душ и задумчиво выпила две чашки крепкого кофе, не ощущая ни вкуса, ни аромата. Поразмыслив, она, наконец, решилась: распахнула дверцы платяного шкафа и стала придирчиво рассматривать свой гардероб. Затем вытащила серую юбку, она единственная была ниже колена, и блузку под горло. Приложила выбранный наряд к себе, наклонила голову и уставилась в зеркало. Оно показало симпатичную, но обычную, даже примитивную, по Аллиному мнению, мордашку. Таких кругом полным-полно, только повернись, и искать не надо. Цена им пять копеек за пучок в базарный день, как любил говорить Селиванов. Алла горько усмехнулась. Прав был Артем, ох как прав, нет в ней класса. Она тряхнула головой, отгоняя мысли о Селиванове, кинула выбранные вещи на кровать и отправилась приводить себя в порядок. Аллочка особенно тщательно накрасилась, чтобы и ярко, и не вульгарно. Высоко заколола волосы, отчего шея стала казаться хрупкой и беззащитной. Повесила тонюсенькую золотую цепочку с жемчужиной-капелькой. Снова посмотрела на себя в зеркало. Да, абсолютно обыкновенная. Неудивительно, что Артем не узнал ее в ресторане. Обыкновенная! Кучинская быстро натянула на себя выбранный наряд, мазнула по запястьям духами, вызвала такси и отправилась к Зое Павловне Орефьевой. На лавочке ярко-голубого цвета у подъезда свежеоштукатуренного здания сидели две бабульки и с неодобрением поглядывали на Аллочку. Между ними на целлофановом пакете лежала горка семечек. Старушки по очереди брали их в пригоршню – в пясточку, как говорила Аллина бабушка, – и по одной закидывали в рот. Аллочка вот уже битых полчаса прохаживалась мимо дома и никак не решалась войти. Несколько раз она порывалась развернуться и уйти подальше от этого опасного места. Но снова и снова возвращалась, понимая, что если она струсит, проблема так и останется нерешенной. Лучше пожалеть о том, что сделала, чем о том, чего не сделала. Алла прохаживалась, старушки провожали ее глазами, наклонялись друг к другу, о чем-то шептались и лузгали семечки. Наконец одна из них поднялась, отряхнула с халата шелуху и, тяжело переваливаясь, потянулась к дому. Вторая еще немного посидела, потом глянула вверх и тоже засобиралась. По небу целый день мотались тучи. А сейчас их сгрудило ветром в одну большую темную кляксу, которая начала увеличиваться прямо на глазах и внезапно прорвалась потоком теплой воды. Это помогло Аллочке решиться. Она еще секунду посомневалась и заскочила в подъезд. Захлопнув дверь, девушка удивилась, как быстро потемнело на улице. Сквозь фрамугу было видно, как ветер наклонял деревья, срывал с них тяжелые мокрые листья и расшвыривал по сторонам. Алла еще немного полюбовалась на непогоду, потом повернулась к лестничной клетке. Та выглядела просто образцово-показательной. Алла поднялась на пятый этаж. Было чисто, красиво, между этажами стояли цветы. Это были не засохшие герани, которые жалко выбросить, поэтому проще вынести на лестничную клетку, а шикарная монстера и лобастые фикусы. Кучинская даже позавидовала такой роскоши, но тут же себя одернула, никто не мешает и ей в подъезде навести красоту. Алле просто необходимо было побеседовать с Зоей Павловной Орефьевой, свекровью убитой модели Жаклин-Николь. Вот чувствовала, что ей это нужно, хотя не очень понимала, зачем. Она часто принимала решения не разумом, а сердцем. Возможно, потому что всегда была не очень умной. Мужчины ей это прощали, находили даже милым, однако никто так и не взял замуж. Может, все дело именно в этом. В ее уме. Она вспомнила, как однажды мама Артема, Наталья Ивановна (она требовала называть себя Натэлла Яновна) сказала ей об этом. Не прямо, разумеется, а намеком. Алла тогда рыдала у нее на плече, увидев Артема с этой тощей каланчой, то ли Жаклин, то ли Николь. И Натэлла Яновна, поглаживая ее по голове, проворковала: – Аллочка, золотце, ну не надо так убиваться. Встретишь ты еще своего принца. – Но я люблю Артема, мне никто другой не нужен, – подняла Алла заплаканное лицо. – Его многие любят. Так что же ему, разорваться? – печально спросила Селиванова. – И тем более, раз ты его любишь, девочка, ты должна желать ему счастья. Ты пойми, Артемка очень талантлив, жизнь открывает перед ним такие перспективы! У него престижный ВУЗ и желательно, чтобы будущая супруга разделяла его увлечения. Училась в том же институте, занималась наукой, помогала ему, ходила на рауты, умела поддерживать умные разговоры. Ты ведь не сможешь ему этого обеспечить, правда? Алла вытерла слезы и согласно кивнула головой. Тогда она даже не поняла, что ее оскорбили и поставили на место. Она во всем согласилась с Натэллой Яновной и, действительно, решила, что она не та женщина, которая может стать супругой Артема. Алла мотнула головой, отгоняя ненужные мысли, и решительно позвонила в красивую металлическую дверь, в центре которой, словно глаз циклопа, размещался огромный глазок. Некоторое время стояла тишина, потом загремели замки, и дверь открылась на длину цепочки. – Кто такая? Учти, мы ничего не покупаем, никаких пылесосов и кремов для лица. – Зоя Павловна, моя фамилия Кучинская. Я из партии «Народная власть», вы приходили к нам в приемную по поводу вашей невестки. Цепочка откинулась, из-за двери высунулась сухонькая ручка и неожиданно с силой втянула Аллу в квартиру. – А ну-ка заходь, нечего в дверях всякую ерунду голосить. Проходь, я сейчас. Алла решительно перешагнула порог, разулась и босиком прошлепала на кухню. Села на табуретку, стоящую возле окна, и осмотрелась. Вдоль стены стояла мебель приятного молочного цвета, современный холодильник и большой стеклянный стол, окруженный кожаными стульями цвета топленого молока. Очевидно, обстановку выбирали либо сын, либо невестка. Дальше в дело вступила практичность хозяйки квартиры. Стеклянный стол с одного края был покрыт клеенкой в подсолнухах, на стульях лежали вязаные подстилочки, на мебели то тут, то там ухватки, деревянные туески, хохломские ложки. А на самом видном месте гордо выстроились металлические баночки для сыпучих ингредиентов, красные в белый горох. Ну и, конечно, весь подоконник был заставлен цветами: фиалкой, столетником, и – куда же без нее – геранью. Эдакий микс вкусов производил очень странное впечатление. Видимо, хозяйка всеми силами держалась за милые ее сердцу вещи, которые помогали ей ощущать почву под ногами. Аллина бабушка тоже упорно сопротивлялась любым новинкам, которые появлялись в их доме. Если мама покупала модный в восьмидесятые стильный журнальный столик, бабушка немедленно накрывала его вышитой салфеткой. На кресла и подлокотники дивана раскладывались вязаные крючком покрывала. Бабушка до самой смерти спала на перине, которую каждое утро и вечер энергично взбивала. На перьевом чуде одна на другой лежали подушки, верхняя из которых обязательно ставилась треугольником. А сверху на них – о роскошь! – были наброшены капроновые накидки. Когда Аллочка была маленькая, она наряжалась невестой, и из этих накидок мастерила себе фату. Бабушка ссылалась на то, что новые вещи не в ее вкусе, они неуютные, современные и напоминают о том, что ее молодость прошла. Поэтому никакие уговоры мамы о том, что пора все старье выкинуть на помойку, не помогали. Орефьева вошла на кухню и осторожно села на край табуретки. – Ну и чего пришла? Про какую такую невестку говорить? Нету у меня никакой невестки, – острое личико и хитрые глазки делали ее похожей на хорька. – То есть как это нету? – возмутилась Алла. – Вы же приходили. Скандалили, фотографии ее оставляли… Вот меня и послали к вам разобраться, вдруг и правда мы сможем чем-нибудь помочь. Было видно, что старушка нервничает. Она суетливо поднялась со своего места, включила конфорку и плюхнула на нее чайник. Орефьева стояла к Алле спиной и то и дело вытирала стол, смахивая с него одной ей видимые крошки. Подняла с газа чайник, протерла его, снова вернула назад, потом на секунду задумалась и стала решительно доставать из шкафчика чашки, блюдца, конфетницу и все это ставить на стол перед Кучинской. – Так не признала я тебя. Когда к вам ходила, ты вроде другая была, – она бросила исподлобья тяжелый подозрительный взгляд. – Ну да, другая. В смысле, не я другая, а вы обращались к другой нашей сотруднице. Начальство попросило меня сходить к вам и разобраться, потому что я опытней, – Аллочка выдала легенду и осторожно посмотрела на Зою Павловну. Та ничего не говорила, лишь внимательно следила за закипающим чайником. Едва тот набрался пара, чтобы следом выдать залихватский свист, как Орефьева моментально выключила конфорку, не дав ему возможности исполнить свою песню до конца. Так же молча она плеснула кипяток в фарфоровый чайничек, в котором, по всей видимости, уже был заварен чай. Аллино подозрение подтвердилось после того, как из носика заварочника в ее чашку потекла бледно-желтая жидкость. Налив заварку до половины, Орефьева добавила в кружку воды. «Прямо Плюшкин, – вспомнила Аллочка героя романа «Мертвые души». – Скупердяйка». Закончив «чайную церемонию», Зоя Павловна села и сложила руки на коленях. Аллочка поняла, что та наконец готова к разговору. – Ну вот, приходили же к нам. А говорите, нет у вас невестки, – с укором сказала Кучинская. – Так и нету у меня невестки, померла она. Вот потому я так и сказала, что нет, мол, ее. Аллочка ахнула и картинно приложила руки к щекам. «Да, артистка из меня никудышная», – подумала она. – Как это померла? Ведь она такая молодая! – О то ж, молодая. Все хвостом крутила, так и убили ее. В ванне. В чем мать родила. Срамота. Вот жила, как срамница, так и упокоилась. Спаси Господь ее душу грешную, – и Орефьева вяло перекрестилась. – А кто ее убил, вы уже знаете? – спросила Алла заинтересованно. – И-и, милая, да кто же знает! Там милиция разбирается. Только ничего никто не найдет. Она же хвостом крутила направо и налево. Сына маво чуть не срестовали. Хорошо, что он в командировке был, когда ее убили. Милиция даже проверяла. А у ей-то, у Ники, столько хахалей было – не приведи Господи. Вот и пойди, разберись, кто ее прибил-то. Ты, девка, в милиции-то не говори, что я у вас была. А то они сразу перестанут искать виноватого и меня начнут пытать. Да ты пей чаек-то, пей! Алла развернула конфету, та была покрыта белым налетом. Интересно, сколько лет этим сладостям? Подержала ее, посомневалась – удобно ли – и положила на блюдце. Зоя Павловна проводила «Красный мак» острым взглядом. На кухне было темно. Небо заволокло тучами, дождь лупил по подоконнику, но Орефьева свет не включала. В замке заворочался ключ, и в проеме двери показался рослый силуэт. – А что ты сидишь впотьмах? – под потолком вспыхнула лампочка. – О, у нас гости? На пороге стоял самый настоящий богатырь. Алла в детстве смотрела фильм про Александра Невского, его играл бабушкин любимый актер Николай Черкасов. Так вот, пришедший был просто его копией, правда без бороды. «Черкасов» замер на мгновение и уставился на Аллу. Та смущенно потупилась от его пристального взгляда. Это надо же, как назло сегодня и одета, как старая дева, и тени на веки не наложила, и прическа бабская. – Да вот, сынок, сидим, сумерничаем. А чего свет-то зря палить? Денежки-то с неба не валятся, – заискивающе сказала Зоя Павловна. – Ну и как зовут твою прекрасную гостью? – спросил «сынок» у матери. – Дык у нее и спроси. Иди мой руки, будем пить чай. – Меня Аллой зовут, – представилась Кучинская, почувствовав невероятное волнение, чему очень удивилась. Давно уже никто кроме Селиванова не вызывал у нее такого трепета. Как только сын вышел, Зоя Павловна, понизив голос, зачастила: