– Но как достичь этой цели без протестов, без появления у населения враждебности по отношению к нам? Как не прослыть гнусными рабовладельцами? Ответ прост: сначала усыпить бдительность, желание бунтовать, а затем убедить народы в том, что наша новая модель цивилизации имеет единственной целью их благо. И они пойдут за нами, как бараны, счастливые возможностью расплачиваться собственной шерстью. Знаю, я не открываю ничего нового, речь идет ни более ни менее как о претворении в жизнь самой блистательной идеи, порожденной мозгом милейшего Ла Боэси: добровольное рабство. Когда в зале поднялся гул, Пассажир постучал, должно быть, по пюпитру. – Однако, несмотря на все наши усилия, многие народы еще обладают спрятанным в них инстинктом, желанием, потихоньку тлеющим в них, но способным вспыхнуть в один момент. Оно наш злейший враг: свобода! В публике вновь начался ропот. – Да, свобода. Вопреки нашим попыткам задушить этот старый идеал, заменив его культом безграничного наслаждения и бескультурия, эта роскошь, которой они недостойны, по-прежнему воодушевляет некоторых из них. Они смотрят на горизонт, словно сонные животные, и, точно бдительный часовой, готовы поднять тревогу при малейшем неловком или чересчур откровенном действии с нашей стороны. И вот уже вокруг нескольких бдительных собираются те, кого мы усыпили, они выходят из спячки и начинают размышлять, объединяться, любить и ненавидеть. Всякий раз, когда мы терпели поражение, происходило это из-за свободы, дамы и господа! Всякий раз именно она срывала наши попытки установления контроля. Почему? Потому, что в душе эти голодранцы, эти обыкновенные людишки знают, точнее, чувствуют, что без фундамента свободы не будет существовать ни один из принципов, необходимых для их благосостояния: ни братство, ни равенство, ни правосудие. Эта проклятая идея является единственной универсальной ценностью, способной объединить население и, следовательно, сделать его сильнее, осторожнее, независимее. Значит, именно от нее мы должны избавиться раз и навсегда. Казалось, Пассажир дрожит от гнева. – Но, как бы сильны мы ни были, мы не можем напасть на нее открыто. Она чересчур могущественна. Она делает людей слишком гордыми, наполняет их излишними храбростью, силой и уверенностью. Так что же нам делать? Есть только одно средство победить ее. Противопоставить ей другую, еще более сильную идею: безопасность. На этот раз шепот был более одобрительным, даже восторженным. – И нам предстоит сделать так, чтобы безопасность стала новым фундаментом мировой цивилизации. Тогда мы будем контролировать народы по собственному усмотрению! В зале раздались восклицания. – Безопасность должна стать религией индивидов, ради которой они откажутся от всего остального. Эта жажда защищенности должна проникнуть всюду. Должна стать такой настоятельной, такой необходимой, чтобы свобода воспринималась как роскошь, которую, к сожалению, больше нельзя себе позволить! Новая овация встретила эти слова Пассажира, который тут же продолжил: – Разумеется, поначалу они станут оплакивать такой порядок вещей, возможно, сожалеть о своей независимости, но примут его, потому что в их мозгу не будет вырисовываться никакой альтернативы. И, мало-помалу, противники этой новой системы ценностей будут отвергнуты большинством как опасные бунтари, стремящиеся разрушить общество и его стабильность. Если мы грамотно сыграем свою партию, их любимая свобода превратится в старую рухлядь, которую они выбросят ради сохранения своей безопасности. Грейс показалось, что она слышит смешки. Несмотря на отвращение к цинизму, свидетельницей которого являлась, она сохраняла сосредоточенность, запоминая каждую фразу речи. – Вы меня спросите: как сделать это желание постоянным? Как превратить его в систематический рефлекс, а не в решение, принимаемое по здравом размышлении? Как в зародыше убить всякие дебаты? Как заставить забыть хрупкое равновесие их демократии? Чтобы народы не переставали требовать этой ультрабезопасности, даже когда угроза находится позади них… Я вам отвечу: чтобы подсадить весь мир на наркотик безопасности, существует грозное оружие – страх. Страх повсеместно, всегда! От тона, каким Пассажир произнес последние слова, у Грейс застыла в жилах кровь. – И вот почему ставка на страх беспроигрышна, – продолжал руководитель «Олимпа». – На протяжении двухсот тысяч лет сапиенс эволюционировал и развивался с единственной целью: обеспечить свое выживание. Он искал для себя и своих близких лишь одного: безопасности. Когда наконец сумел покорить природу, защититься от диких зверей, легче находить пропитание, эффективнее защищаться от холода и болезней, его страхи уменьшились. Тогда он стал думать о развитии новых ощущений, таких как счастье, радость, расцвет, любовь, а после веков рабства понял, что для того, чтобы наслаждаться удовольствиями существования, прежде всего нужно быть свободным. Свобода оказалась основополагающим принципом гуманизма. Эта свобода стала таким мощным фактором, что миллионы человек погибли, защищая ее. Но сапиенс есть сапиенс, мои дорогие товарищи. И если вернуть его в атмосферу постоянной неуверенности и неминуемых угроз, если его жизнь на Земле вновь станет тревожным, тягостным и беспросветным существованием, он вернется к инстинктам былых времен. И свобода, как явление новое в жизни этого биологического вида, будет запрятана в дальний ящик и забыта, чтобы быть замененной безопасностью в качестве высшей ценности общественного устройства. Точно так же, как мы эксплуатировали слабости мозга в системе ненасытной погони за вознаграждением, за дофамином, в наших приложениях и соцсетях, надо использовать биологическую слабость человека, его потребность в защите от страхов. Мы снова должны обращаться с человеком, как с животным, руководствующимся своими инстинктами. Вот вторая часть нашего Плана: отбросить сапиенса назад, во времена, когда свобода была всего лишь зародышем идеи. Послышались несколько криков «Браво!», «Блестяще!», заглушенных громом аплодисментов. Державшаяся начеку Грейс боялась, что дверь может открыться в любой момент. Но шум в зале стих, и Пассажир заговорил вновь. Поезд резко качнуло слева направо, и стало слышно, как присутствующие восклицают от удивления. Это проявление человеческих эмоций показалось странным, потому что Грейс уже не считала их способными на такое. Когда вагоны выровнялись, Пассажир развил свою теорию установления господства: – Чтобы сделать страх частью повседневности, необходимо каждому гражданину давать почувствовать, что глобальные угрозы нависли над Землей, а следовательно, и над ним лично: угрозы экологическая, эпидемиологическая, экономическая, технологическая, финансовая, дипломатическая. И я подчеркиваю: «угрозы», а ни в коем случае не «вызовы» или «проблемы». Выбор слов имеет принципиальное значение. Я особо обращаюсь к присутствующим здесь нашим друзьям из СМИ. Необходимы паника, ужас, отчаяние. Эффект лупы при малейшей драме должен работать на полную мощь, как если бы частный случай был общим. И главное, никаких отступлений, никаких перспектив для сравнения или анализа. Бросайте людей в катастрофы, не давайте им возможности высунуть голову из воды. Надо подавлять, деморализовывать, обескураживать, дезориентировать, десолидаризировать, разобщать индивидов и, сверх того, изолировать их! Если вы хорошо сделаете вашу работу, они не захотят больше даже разговаривать друг с другом. И это самое главное. Потому что, если они начнут собираться, чтобы дискутировать, сравнивать свои точки зрения, они начнут размышлять, эволюционировать, знания их расширятся, и они могут снова взбунтоваться. Вам все ясно? Несколько человек ответили утвердительно. – Разумеется, против наших действий раздадутся отдельные возражающие голоса. Кое-кто будут информированы, предупреждены, здравомыслящи и взвешенны в суждениях. Эти будут самыми вредными для нашего дела, и ваша роль, роль медиа, будет заключаться в том, чтобы заставить их замолчать. Наиболее эффективный способ их уничтожить – это объявить их опасными диссидентами либо фантазерами, оторванными от реальности. Играя на смятении, на обобщениях, мы дискредитируем всех, кто не будет следовать нашей линии. Любой человек, предлагающий точку зрения, отличную от нашей, будет рассматриваться не как бдительный страж, поднимающий спасительную тревогу, а как одержимый, ставящий под угрозу чужие жизни. Действуя постепенно, мы приравняем свободную мысль к терроризму. Так мы сможем оправдать цензуру в наших сетях. А когда закроем аккаунты или страницы этих пресловутых диссидентов, люди будут нам аплодировать и радоваться, что заставили замолчать очередного врага Правды и Добра. Когда до людей дойдет, что однажды настанет день, когда цензуре подвергнутся уже они сами, когда уже их забанят за прошлые лайки, будет слишком поздно: мы поставим юридические рамки, которые не позволят отыграть ситуацию назад. И прекрасный принцип демократии, когда сражались за свободу слова, под нашим чутким руководством превратится в мягкую тиранию. Я подчеркиваю: «мягкую», обратите внимание. Люди должны верить, что они все еще живут при демократии, чтобы не выходить из своего состояния отупения. В этом вся деликатность нашего подхода. Из-за двери Грейс услышала несколько фраз, восхищенно одобряющих тактику, излагаемую Пассажиром. – Еще одно слово о медийной стратегии. Я вас знаю, дорогие братья из средств массовой информации. Вы так любите героев, что рискуете угодить в ловушку. Монополия на устранение угроз не должна попасть в руки яркого харизматичного деятеля, который, устранив их быстро и эффективно, нашел бы последователей во всех странах. Потому что, как мы знаем, мировые проблемы, конечно, решаются хорошими людьми, хорошими словами и добрыми делами. Но общий проект нашей цивилизации ни в коем случае не должен быть позитивным. Позитивная энергия создает понимание, радость, мудрость, знания, короче, все то, что идет вразрез с покорностью. Мы ни в коем случае не должны быть тем врачом, который говорит своему пациенту: «Вы выздоровеете», но тем, который постоянно ему напоминает: «Вы больны». Нельзя давать никакому провиденциальному существу разрушить очарование коллективного проекта человечества. Если мы рассказываем добрую историю, жители каждой страны очень скоро присоединятся к нашему глобалистскому видению, потому что они постоянно испытывают страх. Даже лучше: они подвергнут остракизму тех, кто не хочет поддаваться страху, и будут считать их преступниками, обвиняя в том, что они ставят мир под угрозу. И страх будет продолжаться столько, сколько мы захотим, потому что мы, разумеется, позаботимся о том, чтобы не ликвидировать причину проблем, а лишь облегчать ее проявления. Истощение природных ресурсов, загрязнение воздуха и почвы, рост терроризма и преступности, вредная еда, перегруженность здравоохранения, вирусы, дипломатическая напряженность, экономический кризис, крах на бирже – все это наш капитал. Так мы богатеем и усиливаем навечно нашу власть над массами… Пассажир собирался продолжить, но его прервали восторженные восклицания. – 99 % должны жить в туннеле страха день и ночь! – заговорил он вновь через несколько секунд. – Детей уже сейчас мучают кошмары из-за глобального потепления и проблем окружающей среды. Продолжим в том же духе. Чтобы они поняли, что выживут только те, кто поддержат наши решения. Решения, стоящие нам очень дешево, потому что они будут покупать их у нас в авральном порядке, не требуя никакого реального контроля. Последняя фраза наэлектризовала аудиторию. – Дамы и господа, вот рассказ, который должен звучать в ушах всех человеческих существ от нуля до ста лет по всей планете, а в первую очередь по всему Западу: вы умрете, потому что слишком загрязняете окружающую среду, если только не купите наш электромобиль. Вы умрете, потому что экономический кризис вас разорит, если только вы не отдадите свои деньги, чтобы спасти наши банки. Вы умрете, потому что на Земле не хватает воды, если только она не будет принадлежать нам и мы не будем ею распоряжаться. Вы умрете от нападения террористов, потому что системы распознавания лиц, которые мы продвигаем, еще не достаточно распространены в вашем городе. Вы умрете из-за повышения уровня океанов, если только не являетесь владельцем апартаментов в одном из наших защищенных жилых комплексов в высокогорных районах. Вы умрете из-за роста преступности, если только не приобретете наше оружие. Вы умрете, потому что больницы переполнены и не смогут вас принять в экстренном случае, если только вы не абонировали себе место в одной из наших частных клиник. Вы умрете, потому что мир депрессивен и каждое утро вызывает у вас желание покончить с собой, если только вы не будете принимать новое поколение наших антидепрессантов. Вы умрете, потому что еда отравлена, если только не будете покупать наши антипестицидные препараты. Вы умрете, потому что вас заставят отдать ваш дом и три четверти ваших доходов государству для погашения долга вашей страны, если только вы не подписаны на нашу последнюю программу страхования от нищеты. Вы умрете, потому что ядерная война неизбежна, если только вы не согласитесь жить под землей в наших противоатомных убежищах. Вы умрете, потому что не пользуетесь нашей технологией наблюдения за состоянием вашего здоровья в режиме реального времени. Вы умрете, потому что не купили наши препараты, продлевающие жизнь. Вы умрете, потому что не подключили ваше сознание к компьютеру. Вы умрете, потому что однажды метеорит ударит в Землю, если только вы не будете финансировать нашу программу исследования космического пространства. Вы умрете, потому что излучение телевизоров, по которым вы смотрите ваши сериалы, нагревает планету, если только не приобретете абонемент класса премиум. Вы умрете от тревоги, потому что пропустили первостепенной важности информацию на вашем телефоне, слишком старом, чтобы на нем работали наши новые приложения, если только не приобретете самую последнюю модель. Вы умрете, потому что потеряли три лайка к одному из ваших постов в Фейсбуке, если только не дадите нам полный доступ к вашей частной жизни. Пассажир выдержал паузу, чтобы торжественным тоном завершить речь: – Классовая борьба, дорогая нашему вдохновителю Уоррену Баффетту, не закончена, мы еще не победили, но, если буквально осуществим метод Туннеля Страха, то проиграть не сможем. Земля принадлежит нам сегодня, будет принадлежать завтра и дальше. Мы – «Олимп», мы боги, и мы должны творить историю мира! Те, кто контролируют страх людей, становятся владыками их душ. Тишина, затем лихорадочные оглушительные аплодисменты на протяжении двух с лишним минут, без перерыва. До того момента, пока по залу не разлилась околдовывающая мелодия. – Слушайте, мои соратники, эту музыку, которая дошла до нас сквозь века… Вы слышите зов Флейтиста? Нашего общего господина и учителя. Того, кто сумел насытить свой голод нежной плотью, уведя добычу из-под носа тех, кто должны были оберегать своих детей… Почувствуйте, как в вас просыпаются инстинкты хищников… Мы, находящиеся на вершине пищевой цепочки, мы одни можем испытывать экстаз от нарушения последних запретов. Опьяняйтесь старинной музыкой и наслаждайтесь моим урожаем 2021 года. Он получился отменным. Дьявольского вам вечера! Когда похотливые возгласы донеслись до Грейс, та была словно раздавлена тем, что услышала. Но очень скоро отбросила изумление и снова стала сама бдительность. Пассажир мог войти в дверь в любой момент. Только бы он был один, мысленно взмолилась Грейс. Глава 41 У Грейс был выбор: спрятаться в одну из спален Пассажира, дожидаясь, когда он придет туда после выступления. Но какого он сегодня рода? Мужского или женского? Она быстро сделала выбор в пользу апартаментов с львиными шкурами, вспомнив последние слова Пассажира о хищниках… Грейс пробежала по навощенному паркету и вошла в ванную комнату. Прижавшись спиной к душевой кабине, непрерывно повторяла себе одно и то же: Ты должна просто взять флешку, нейтрализовать Пассажира и вернуться в салон с твоим пропуском, сославшись на приступ почечной колики, задержавший тебя в туалете. Остальное пройдет благополучно. Конечно, она обманывала себя, но что еще могла делать в этой критической и отчаянной ситуации? Прошло много минут. Грейс знала, что каждая лишняя секунда приближает момент, когда будет поднята тревога в связи с ее исчезновением. Наконец, дверь спальни открылась. Замерев неподвижно, она слышала скрип паркета, дыхание, шорох одежды, брошенной на софу, и звон горлышка графина о край стакана. Грейс едва дышала, по спине у нее от волнения тек пот. Шорох ткани приблизился к ванной комнате, и Грейс увидела его. Сначала профиль. В тот момент, когда она бросилась на него, он повернул к ней голову. Это лицо было самым невероятным из всего, что она видела в жизни. Наполовину мужское, наполовину женское, со всеми самыми яркими стереотипами того и другого. С левой стороны глаз был подведен, ресницы накрашены, губы красные от помады, легкий мазок румян улучшал цвет лица, на лоб свешивалась длинная прядь волос. На правой стороне двухдневная щетина, суровый взгляд, грубая кожа и зачесанные назад волосы. Грейс была так ошеломлена, что остановилась, не завершив бросок. Пассажир воспользовался этим, чтобы выхватить из внутреннего кармана пиджака пистолет. Инспектор прыгнула на него, сумев отвести ствол оружия на миллиметр в сторону за мгновение до выстрела. За ее головой разлетелась на куски фарфоровая ваза. Грейс вырвала пистолет и направила на него. Он тотчас замер неподвижно, глядя на нее двойственным взглядом с какой-то болезненной пристальностью. – Отдайте мне флешку с информацией, позволяющей вам держать на поводке ваших компаньонов и подручных, – приказала Грейс. – С кем вы говорите? Невозмутимость Пассажира делала его двойное лицо еще более тревожащим. Создавалось впечатление, что стоишь перед привидением, на лице которого невозможно прочитать никаких эмоций. Грейс никогда не испытывала подобного ощущения. Она была словно загипнотизирована, попала под власть этого человека. Держать свою мишень на мушке становилось все труднее и труднее. – К кому вы обращаетесь? Кто должен вам отвечать? Он? Она? Или оно? Грейс помотала головой, словно прогоняя головокружение. Она немного вернула контроль над собой. – Флешку, или закончите как ваша гувернантка – в канаве под откосом! После того, что я услышала в вашей речи, не пытайтесь меня убедить в том, что не боитесь смерти, в то время как находитесь так близко от цели… Пассажир посмотрел на Грейс своими женским и мужским глазами. Потом долго смотрел на ствол пистолета, направленный ему в лоб. Казалось, он взвешивает за и против, хладнокровно и отстраненно, как бухгалтер. – Флешка в моем сейфе, – произнес он наконец. Грейс, качнув пистолетом, приказала ему идти туда. Она старалась не разговаривать, но все же один вопрос готов был преодолеть преграду сжатых губ. Пассажир вышел из комнаты и остановился перед третьей дверью в коридоре, которую отпер при помощи своего бейджа. Они оба вошли в кабинет, поражавший своей скромностью: из мебели был лишь длинный деревянный стол. Безукоризненно чистые стены украшала единственная картина. Портрет Николо Макиавелли. Пассажир остановился перед ним и потянул на себя, как открывают дверь. Действительно, позади скрывалась маленькая бронированная дверка. – Почему дети? – бросила Грейс дрожащим голосом. – Простите? – Зачем насиловать, мучить и убивать детей? – Не знаю, кто вы, но вы говорите, как жертва. – Почему? – завопила Грейс, ткнув дулом пистолета в затылок Пассажиру. – Потому что скучно. Потому что смерть. Потому что на нашем уровне власти, могущества, как еще почувствовать себя живым, если не через нарушение последних запретов? И потом, если вы слушали мою речь, то должны понять, что испытавшие такую травму дети, в тех случаях, когда выходят живыми из рук своих мучителей, вырастают в напуганных, то есть покорных взрослых. Покровительство педофилам и обеспечение существования их организаций представляет для нас двойную выгоду, и мы были бы глупцами, если бы не воспользовались ею. Пристрели его! – подсказывал Грейс голос из дальних глубин ее существа. – Пристрели – и все закончится. Но она устояла, потому что хотела вырвать зло с корнем, а не отрубить ему голову, вместо которой быстро вырастет новая. Пассажир не стал ждать, пока она потребует от него набрать секретный код. Он постучал пальцами по клавиатуре, дверца приоткрылась и показался черный бархатный мешочек. – Вот то, что вы ищете, – сказал Пассажир, запуская руку внутрь сейфа. Лишь услышав щелчок, она поняла. Слишком разнервничавшаяся и шокированная всем, что пережила и узнала, она не почувствовала ловушку. Из сейфа вырвался сноп света и дыма. Ослепленная, Грейс выстрелила наугад и тут же была с силой отброшена назад. Падая, она заметила тень, пробегающую мимо нее в коридор. Прежде, чем успела подняться, в вагоне прогремел мощный взрыв: целая стена рухнула, открыв пролетающие мимо горы. Пассажир собирался вылезти в брешь, крепко сжимая в руке мешочек. Грейс выстрелила в него, сумела ранить в ногу. Он вскрикнул от боли и исчез в темноте. Она бросилась к тому месту, где он находился секундой раньше, думая, что он свалился. Но, обернувшись, увидела, что он бежит вдоль вагона по узкому карнизу. Не давая себе времени испугаться, Грейс поставила одну ногу на металлический край, оказавшись над адским мельканием рельсов. Ледяной ветер трепал ее волосы, тело сопротивлялось дыханию скорости, она пошла вперед, сжимая в одной руке пистолет, а другой цепляясь за оказывавшиеся в пределах доступности редкие выступы, за которые можно было ухватиться. Малейшее неловкое движение, и она полетела бы на землю и разбилась насмерть. Пассажир воспользовался ее страхом и увеличил отрыв. Он уже достиг платформы в конце вагона. Она собралась снова выстрелить в него, но тут вагон качнуло. Удар был таким сильным, что она отлетела назад. Свободная рука соскользнула с ручки. Другая выпустила оружие, и его тотчас поглотил железнодорожный путь. Грейс уже видела себя летящей в пустоту, но с быстротой, которую за собой не знала, сумела уцепиться за выступ всего в три пальца. На дрожащих от страха ногах, под порывами ветра, она заорала от злости, чтобы выпустить наружу свой страх. На другом конце вагона Пассажир смотрел в ее сторону не двигаясь. Почему он не бежал дальше?