Волчьи метисы зашли дальше боятся только нацеленного именно на них ружья, и то не слишком. И прекрасно понимают, как беззащитен даже вооружённый человек глухой, слепой и лишённый обоняния в сравнении с ними, не способный обнаружить подкрадывающуюся смерть до самого последнего момента, до сомкнувшихся на горле клыков Пока их немного, новых ночных хозяев полей и перелесков. Разбившись на стаи в пять-шесть голов, лежат на днёвках тихо в глухих местах: по заросшим густым кустарником оврагам, по пустошам, прилегающим к промзонам. А ночью выходят на охоту. Их мало, но становится всё больше Бобики, так до конца и не одичавшие, и несколько старомодные волки постепенно проигрывают борьбу за экологическую нишу. Всё ещё впереди Вы спите спокойно? Ночной вой не долетает до центра города? Под окнами не мелькают стремительные тени? Случайно увидев на загородной прогулке окровавленные кусочки шкуры, вы говорите малолетней дочке: «Не смотри сюда, здесь гадость!» и тут же забываете? Ну что же, блаженны неведающие. Но, как писал классик, если жизнь и рассудок дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот и перелесков, окружающих Южную ТЭЦ. Особенно ночью. Прочитав материалы из двух синих папок, Капитан был ошарашен и испытывал двоякие чувства. Создавалось впечатление, что для решения проблемы диких собак и волчьих метисов не делается абсолютно ничего. Нет, конечно, правила охоты разрешали и даже предписывали всем охотникам круглый год отстреливать бродячих собак, относя к таковым всех беспородных без ошейника и намордника, встреченных далее трёхсот метров от жилья. Но если учесть, что за шкуру метиса или собаки в отличие от волчьей никакой премии не полагалось, а основной ареал их обитания (полоса на тридцать пятьдесят километров от городской черты) входил в пригородный заказник, где всякая охота запрещалась, этот пункт правил выглядел чистой воды профанацией. Выступления немногих людей, оценивших масштаб и мрачные перспективы проблемы, звучали гласом вопиющего в пустыне. Но им всё-таки удалось вызвать дискуссию с радетелями всего живого (гораздо лучше организованными и подпитываемыми грантами западных «зелёных» фондов). Диспут на эту тему даже показали по одному из центральных каналов. Странная была, надо сказать, дискуссий. Полное впечатление, что одну из сторон представляли люди поражённые избирательной глухотой, слышащие только себя. Им демонстрировали тревожные, растущие цифры и говорили, что позже, когда опасность станет всем очевидной, когда польётся кровь и станут гибнуть люди, тогда решать проблему станет гораздо сложней и дороже. В ответ радетели рассуждали о необходимости прививать детям с самого раннего возраста любовь к животным тогда и собак выгонять не будут, и ряды преступности не пополнят, и вообще А коли ребёнок узрит ненароком собачников за работой пиши пропало, быть ему моральным уродом. Станет наёмным убийцей, киллером. В лучшем случае каким-нибудь Шариковым из подотдела очистки. Гуманисты Их спрашивали просто и конкретно: затюканные вами собачники, отлавливающие шавокдля учёных, в силах лишь замедлить темпы прироста опасной живности. Если и их прикрыть, то что делать с уже имеющимися в наличии животными? Оппоненты с энтузиазмом лепетали о недавно открывшемся благотворительном приюте для бродячих собак. Аж на семьдесят мест! А одна вконец поехавшая крышей дамочка озвучила вовсе глобальную идею: контрацепция бездомных животных. Выдавать, значит, как минимум раз в месяц каждой бедной кошечке и собачке кусок колбасы е подмешанным противозачаточным порошком и через несколько лет они вполне гуманно повымрут от старости, не оставив потомства. Капитан не знал смеяться или плакать, читая всю эту природолюбивую ахинею. Власти, по своей милой манере, пребывали над схваткой и не делали ничего. Но нет худа без добра, и теперь Капитан понял причины странного спокойствия Генерала, не спешившего звонить во все колокола и объявлять глобальную тревогу. На таком фоне художества объекта и в самом деле могли долго не привлечь ничьего пристального внимания. Проблемы это не снимало, но давало достаточный запас времени для поисков решения. Конечно, жертв не избежать растерзанные и изуродованные трупы будут находить время от времени в глухих уголках. Но Капитан давно научился не считать потери. Если ведь вдуматься, то под колёсами автомобилей народу гибнет гораздо больше но автоконструкторы муками совести по этому поводу не страдают. А сотрудники их службы безопасности тем более. К тому же, думал Капитан, у ночи теперь появился новый страшный хозяин есть сильное подозрение, что скоро количество волкособак и просто собак в округе резко уменьшится. С такой успокаивающей мыслью он вошёл в неприметную со стороны деревянную и неказистую дверь Лаборатории эта бутафорская дверца только маскировала дверь настоящую, из брони четвертьметровой толщины, способную противостоять кумулятивным зарядам. Вошёл и спокойствие как ветром сдуло. Глава VI Две достаточно толстые ольхи, ближайшие к воронке, послужившей местом упокоения Магдалене, эти два дерева всё-таки росли от неё далековато, шагах в двадцати пяти. Старик предпочёл бы двадцать, а лучше пятнадцать. Но выбирать не из чего ближе зеленели только кустарники и молодая, тонкая поросль, никак для сооружения лабаза не подходящая. В принципе специалисты ночной охоты сладят себе лабаз и в любом мелколесье на опорах-сохирях. Старик видел такие конструкции каждый угол подпирают две-три толстые жердины с боковым откосным сучком, и получается достаточно надёжное сооружение. Но сам никогда таких не устраивал, да и видел последний раз полвека назад, и сразу от такой идеи отказался. Не хватало сверзиться в самый ответственный момент. От Магдалены после первой кровавой трапезы осталось не так уж и много, а тут на радость голодным псам рухнет сверху нежданная добавка. Лучше стрелять издалека, но сидеть надёжно. Ночи сейчас светлые, попадёт уж как-нибудь. Возился он долго, почти три часа. Но сделал всё надёжно: прочный настил из жердей покрыт толстым войлоком на жёстком долго не посидишь в неподвижности; к стволу одной ольшины прибиты ступеньки-поперечины, здесь же свисает толстая верёвка с узлами эх, да лет двадцать назад взмахнул бы по стволу без всяких перил-ступенек ушли, ушли те годы. До земли три метра. Идеальная высота, что для стрельбы, что для безопасности. Прикинул всё так и этак, поводил туда-сюда топорищем, словно ружейным стволом. Срубил две мешающие ветви. Всё готово. Всё в порядке. Всё должно получиться. Не в первый раз охотится на опасных зверюшек. Но как-то тревожно сегодня Что-то не так вокруг, что-то такое в воздухе Он никак не мог понять и определить что не в порядке, да оно, наверное, вокруг-то всё в порядке, а дело в нём. Отработали своё не мышцы, мышцы для его лет хоть куда, нервы поистрепались, поизносились за долгие годы Старик неосознанно кокетничал сам с собой нервам его позавидовали бы и молодые. Это срабатывало полузабытое, уснувшее, казалось, чутьё на опасность. А ещё он просто устал. Грудь давило. Собрал всё ненужное: топор, оставшиеся верёвки и гвозди, оттащил в сторону срубленные ветви. И пошёл домой отсыпаться перед ночной засадой. Вообще-то на такой охоте полагается дать лабазу постоять дня три, чтобы осторожные звери успели присмотреться к изменившемуся виду местности. Но старик подозревал, что через три дня от коровы останутся лишь голые косточки, и надеялся, что объекты его охоты излишней осторожностью не страдают и не испугаются лабаза и даже человека. Он был прав. И даже не догадывался, насколько он был прав Генерал сразу понял, что у них опять что-то стряслось. Серьёзное, это было ясно по голосу Руслана, попросившего срочно приехать. И не объяснившего причин. С Русланом Генерал работал шесть лет знал, зря тревогу тот не поднимет. Так и есть: кучка шушукающихся белых халатов, мгновенно рассосавшаяся при его появлении; лаборантка с искажённым лицом; Капитан мрачнее тучи. Когда у Капитана такой вид дело плохо. И Генерал сознательно, чтоб хоть немного разрядить обстановку, заговорил в манере старого и сварливого дедушки, брюзжащего на домочадцев: Ну что за пожар, что за набат? С полпути меня заворотили, ну прямо как дети малые На день оставить одних нельзя Ничего сами решить не могут. Прямо беда с вами Продолжая ворчать, прошёл в свой кабинет, сделал приглашающий жест Капитану. За дверью ворчание как ножом обрезало. Глянул вопросительно и, жёстко. Доктор застрелился! без предисловий выпалил Капитан. Генерал был потрясён. Капитан редко видел его потрясённым, а посторонний человек мог даже сказать, что Генерал остался абсолютно равнодушным на лице ничего не дрогнуло. Понять всю меру потрясения можно было лишь по вопросу: Как застрелился?! Таких бессодержательных вопросов он не задавал, Никогда. И Капитан сорвался. Впервые за все годы их знакомства сорвался в общении с Генералом. Из пистолета! Пулей!! В голову!! прокричал он. И рухнул на стул без приглашения. Откуда у него пистолет? Короткой истерики подчинённого хватило Генералу, чтобы мгновенно взять себя в руки. Это был уже не риторический вопрос, это началась работа. Не знаю убито ответил Капитан. Немецкий. Маузер 6.35 сорокового года. Крохотный, игрушка У него отец воевал Трофейный Когда? Ночью. Прямо за рабочим столом. Кто обнаружил? Лаборантка утром. Они перебрасывались не важными, в общем, фразами, не желая признаться ни сами себе, ни друг другу, что ждали чего-то подобного. Были сейчас искренне потрясены, но ждали. Где-то очень глубоко и неосознанно знали, внимательно наблюдая последние недели за Доктором вроде и не впадавшим в запой или в чёрную депрессию, лихорадочно, сутки напролёт, работавшим и так же лихорадочно, словно в последний раз, любившим очередных лаборанток. Ждали, хотя и не могли объяснить причины ни себе, не другим. Просто люди, перешагнувшие через столько трупов, приобретают чутьё особого рода, интуитивно чувствуя лёгкий аромат приближающейся смерти Генерал молчал. Потом, после паузы: Что-нибудь оставил? Письмо, записку? Капитан молча вынул и положил на стол четвертушку бумаги. Генерал недоумённо изучал ровные строчки. Стихи? Генерал слабо разбирался в поэзии. Свои? Переписанные? Капитан пожал плечами. В его работе литературные познания не требовались. Чушь какая-то протянул Генерал. Никакого отношения На первый взгляд. Что такое: «болота дней непониманье » Ахинея, хоть бы запятые ставил Код? предположил Капитан не слишком уверенно. Генерал покачал головой. Но что-то же он хотел сказать Или кому-то намекнуть, не обязательно нам. Так Вот что: ты со своей девушкой, с Мариной, под какой легендой встречаешься? Командированный, из Новосибирска Военный завод. В любой момент могут отозвать обратно. Мало, конечно, приятного, когда твоя личная жизнь под таким микроскопом. Но служба есть служба, он и сам изучает внеслужебные контакты сотрудников. Точнее, изучал. Пока на такие штудии Оставалось время. Хм удобная легенда По тону Генерала было непонятно, одобряет он или осуждает. Тогда так: перепиши, дай ей посмотреть. Дама образованная, университет оканчивала может, опознает, откуда списано. А то в книжке перед этими виршами или сразу после может какой отрывок идти с намёком. Генерал помолчал. Он занимал голову идиотскими стихами по одной-единственной причине не допустить туда простую мысль: как они справятся без Доктора? Эскулап, конечно, талантище, но в некоторых областях не силён; остаются спецы, ломающие головы над отдельными кусочками проблемы в нескольких разбросанных по городу точках, есть среди них молодые, хваткие, не бессребреники шестидесятых а жаждущие подороже продать свои умные головы Но они не знают всего, уж тем более самого главного об источнике исследуемых тканей и сывороток, и вводить в курс дела надо осторожно и долго, чтобы втянулись, чтобы не было, как Генерал оборвал свою мысль: Эскулап справится, большая часть дороги пройдена, Эскулап, конечно, справится Успокаивал сам себя получалось плохо. Сказал совсем не в тему, просто чтобы отогнать мрачные мысли: Кстати, о Марине Ты жениться, часом, не собираешься? Возможно, тебе, командированный ты наш, придётся из Новосибирска сюда переехать. Не пойми меня неправильно, но из Конторы тебе надо уйти. По крайней мере на время охоты. Пока не закончится вся нынешняя свистопляска. Я же сам вижу, что ты разрываешься; и обязанности в Лаборатории придётся передать другому человеку, кандидатуру подберём вместе. Получишь свободу рук и действий. Ну а деньги, сам понимаешь, останутся те же, даже побольше надбавка за полевые условия. Нужно какое-то прикрытие, а тут легенда готовая, обкатанная, с нами никак не связанная А закончим дело разведёшься и уедешь в Новосибирск. Если, захочешь. Потому что, сдаётся мне, работы за этими стенами нам надолго хватит. Как перспектива? Перспектива Капитана не порадовала. Тут ему не просто руки развязывают, его и от Лаборатории дистанцируют, и если он, зачищая концы, крупно ошибётся спишут в расход легко и просто. И без ущерба для репутации. Мы такого не знаем. Маньяк-одиночка. Не грусти, словно прочитал его мысли Генерал. Это пока так, только намётки. Пошли лучше на Эльдаровича глянем. В последний раз. Может, заметим что необычное. Необычного ничего не было. Труп как труп. Вчера живой, а сегодня мёртвый. Ничего особенного, обычная смерть. Проблема не в наличии трупа, а в отсутствии в Лаборатории живого Доктора. А мёртвых тел они навидались. Не о чем было говорить и раздумывать. Капитан подумал только о том, что уж если приспичит стреляться так только из калибра 6.35 и только в рот, как Доктор. Из соображений эстетики. Крохотная пулька остаётся в голове, не пробив изнутри череп. Мозги не загаживают половину комнаты, и божедомам работы меньше, дабы привести в достойный вид для похорон Словом, эстет был покойный, самый настоящий эстет На лабаз старик взобрался за час до заката. Впрочем, в июне под Ленинградом (он называл город только так по старинке) закаты понятие относительное. Темнеет неохотно, словно кто-то медленно, капля за каплей, капает чёрную тушь в ведро с водой Он сидел неподвижно, положив рядом ружьё со взведёнными курками старая двустволка-горизонталка, ещё курковая, подарок от командования к двадцатипятилетию службы. На самом деле ружьё можно было смело считать Одноствольным левый ствол из четырёх выстрелов давал три осечки. Что-то случилось с механизмом, что-то износилось за долгие годы, а разбирать и чинить сейчас времени не было. Патроны, снаряжённые волчьей картечью, он вложил в оба ствола вдруг и левый выстрелит. Сидел, ждал. Темнело.