– Наружное наблюдение за лавкой было, именно оно открыло Кутасова… – Кого? – Ну, того негодяя, что пырнул меня ножом. Его тоже недавно возвели в «иванское» сословие, да вишь, не удалось Никитке долго проходить в аристократах. Так вот. После моего ранения наблюдение сняли. Надо его восстановить. Но и ты мог бы пригодиться. – Смотря чем, – тоже свел брови агент. – У них разговор короткий. – Давай рассказывай все, что приметил. Как живет Верлиока, кто у него в приказчиках, куда он отлучается и когда. Мелочи, по которым можно догадаться о круге общения. Образ жизни его опиши. Любая деталь может сгодиться. Ты часто к нему наведываешься? Как вы договариваетесь о встрече? Суровиков начал вспоминать: – Курьера я обычно посылаю. Если вопрос возник, закупорка или деньги накопились и нужно их отдать. – Сам Верлиока к тебе приезжает? – Один только раз был, поглядеть захотел, как я живу. А так он это… конспирируется. Все же Лиговка, а они там переворот готовят. – Насчет переворота что ты думаешь? – уточнил сыщик. – Завалить хотят Неточая? А кого на его место? – Про то мне не говорят. Никифор Ильич лишнего не скажет, он тертый. А я сам спрашивать опасаюсь. Придет время – сообщат. Если сочтут нужным. А скорее, узнаю из газеты. – Однако, Захар Нестерович, ты ведь тоже тертый. Какие мысли в голову приходят? Освед хмыкнул: – Что толку от моих мыслей? Я простой лавочник. – У тебя по пятницам собираются мазы со всей Лиговки, – напомнил статский советник. – Есть среди них люди Неточая? – Сам Осип ко мне не ходит, не его калибр. Есаул евойный, Славка Челогузов, иногда заглядывает. – Вячеслав Челогузов по кличке Кастет? Ему запрещено проживание в Петербурге. – У Фредерикса паспортного контроля не бывает. Статский советник принялся срамословить, потом унялся. – Расскажи про этот твой клуб, – попросил он. – Сколько человек к тебе ходит? Что за публика? – Ну, комнаты у меня небольшие, прислуга – одна кухарка. Но стряпает хорошо, и народ неприхотливый, жрут да нахваливают. Так что сходится обычным порядком восемь человек. – Какого ранга? – Мазы и родские[54], ниже не бывает, я не пускаю. – Восемь игроков… – записал в блокнот Алексей Николаевич. – Это главные на Лиговке шайки? – Можно сказать и так. Лавка моя напротив Ямского рынка, очень удобное положение. Ну и сам я, так сказать, проверенный. Адамова Голова! Деньжата водятся, скупаю потихоньку слам[55]; полезная фигура. Тут освед испугался: – Ваше высокородие, иначе там нельзя! Понимаю, что закон нарушаю и все такое… Могут и за курдюк взять – такие времена. Вы уж того… в случае чего… Лыков отмахнулся: – Ты мой агент, маклакствуешь для прикрытия, не бойся никакого преследования. Околоточного того перевели? Который с тебя взятку вымогал. Я забыл спросить. – Артекулу? Давно убрали, еще в сентябре. Спасибо! Теперь у нас Плешаков, он порядочный. Лишнего не требует. – Продолжай. Кто эти игроки? Ты в тот раз назвал мне несколько фамилий, – Лыков справился в блокноте: – Лука Бедовый, Тимоха Ряхин и еще какой-то Галахов из Свечного переулка. – Они и есть, – подтвердил лавочник. – Плюсом еще Челогузов, самый из них авторитетный, потому как есаул у Неточая, второй на Лиговке человек. И четверо мазов с округи. Которые стригут бан[56], Семенцы, Разъезжую да Боровую улицы. – То есть у тебя плебеев нет, одни патриции в картишки дуются? – съязвил Алексей Николаевич. – И ты человек, допущенный к тайнам. Вот и разведай мне, что за переворот готовит у вас новоиспеченный «иван иванович». – Сдается мне, что хотят поменять Неточая на Челогузова, – неуверенно сказал лавочник. – Кастет станет хозяином в ваших краях? Он ведь тоже «иван»? – Давно. Вячеслав умный, поумнее даже своего атамана. Он сам мне говорил, что на выборах голоснул за того же, кому отдал свой голос Неточай. То есть за конкурента Сорокоума, за Мезгирева Петра Лукьяныча. А в душе-то… – Ну? – В душе Вячеслав скорее ближе к Сорокоуму будет. Он молодой, еще тридцати пяти нет, коростой покрыться не успел, как иные. И… Лыков удивился: – Есаул сам тебе это сказал? Что он наружно принял сторону атамана, а по совести отдал бы голос другому? – Ну, не то чтобы сказал. А намекнул. Он меня выделяет, видит, что я не как другие барыги. Иной раз советуется. Словом, отношения у нас приятельские, можно сказать. – И? – стал догадываться сыщик. – Так точно. Передал я этот разговор Верлиоке. И тот попросил меня устроить встречу. В Сангальском саду они покалякали, я на стреме стоял. Кажись, договорились. – Получается, Кастет перебегает на сторону «ивана ивановича», они кладут Неточаю голову на рукомойник, а его место занимает бывший есаул? – Смекаю так. Алексей Николаевич остался доволен полученными сведениями. Хозяином Лиговки станет другой человек. Ему в этом карьерном скачке поможет лыковский осведомитель. Тем самым он повысит и свои фонды. И сделается еще более полезным. Так со временем Адамова Голова может добраться и до самого верха… Пора было заканчивать конспиративную встречу. Сыщик решил поберечь агента и не поручать ему рискованных заданий. Постепенно, шаг за шагом, он даст больше. – Держи меня в курсе дела, – велел на прощание статский советник. – А мои торговые операции? – опять разволновался Суровиков. – Точно меня за них в дядин дом[57] не укатают? – Нет, веди по-прежнему. Это путь к «ивану ивановичу». Когда-нибудь тебя приблизят, вот уж тогда не растеряйся. – А что? – насторожился лавочник. – Сам понимаешь, что. Мне бы личность его установить. По какому паспорту живет. Дальше я уж разберусь. Освед лишь вздохнул. Из явочной квартиры статский советник сразу поехал в охранку. Полковник фон Коттен долго жал ему руку, и видимо, искренне. – Рад, рад, Алексей Николаевич. В который раз вас угораздило? Правда, что вы тогда государю не смогли ответить, когда он о ранениях спросил, со счету сбились? – Правда, Михаил Фридрихович. Однако это обстоятельство не уберегло меня от Литовского замка. Жандарм сразу скис: – А кого убережет? Придет время, и меня спишут, если так карта ляжет… После этого беседа перешла в деловое русло. Статский советник сообщил полковнику, что резбенно-иконостасная мастерская на Амбарной улице действительно является «иванским» штабом, и поэтому наблюдение за ней нужно срочно восстановить. Он, Лыков, выздоровел и вернулся к служебным обязанностям. За это время уголовный мир выбрал себе премьера, и пора эту птицу раскассировать… Фон Коттен умел читать между строк и тут же спросил: – Распоряжения министра на восстановление филерского наблюдения не будет? – Не будет, Михаил Фридрихович. Макарову сейчас не до этого. – Тогда пускай Степан Петрович бросит мне бумажку. Этого достаточно. – Спасибо, Белецкий не откажет. Теперь что мне нужно… Хозяин мастерской по фамилии Чухонцев – на самом деле старый уголовный, Никифор Ногтев по кличке Верлиока. Я его знаю с тысяча восемьсот восемьдесят третьего года, и он тогда уже был «иваном». Полковник кивнул: – Помню, вы говорили. – А вот чего я не говорил, поскольку тогда сам этого не знал: Верлиока находится на прямой связи с «иваном ивановичем», он из его ближайших помощников. И в таковом качестве должен с ним время от времени встречаться. Лично, без посредников. Чуете, куда клоню? – Проследить за его выходами в город? – Точно так, Михаил Фридрихович. И здесь без ваших топтунов не обойтись. Верните их, пожалуйста, на прежнее место. Так же, как было: с экипажем наготове. – Будет сделано… Как только вы дадите мне распоряжение Белецкого.