– А на самом деле? – На самом деле, ваше высокородие, не болит у парня ничего. – С какой целью он тогда лег? – Чтобы спрятаться, когда головы полетят. И лавочник рассказал любопытные вещи. Банда Неточая готовит налет на ломбард Второго общества кредита для ссуд под заклад движимости. Это угол Кабинетской и Ивановской. Заклады там богатые, атаман рассчитывает взять слама тысяч на шестьдесят. А тут его ближайший помощник убыл в лазарет. На его место вышел подъесаул Мишка Корявый, который давно метил на должность Челогузова. Обрадовался, дурак, что может себя показать… – И что ожидается в ломбарде? – спросил статский советник. – Да они туда не дойдут, – пояснил Адамова Голова. – Их по пути стрельнут. – Прямо-таки убьют? – А то! Для дела намечены человек десять, самых духовых[72]. Это все людишки Корявого, Челогузов своим идти запретил. Во главе сам Неточай, Осип Пасхалов. Он давно ножа в руках не держал, хочет оскоромиться. А Славка доложил наверх, Верлиоке с Сорокоумом. Там решили Осипа кончить, а Челогузова, значит, на его место. Он выйдет из больнички, а трон уж пустует. Такие дела… – Когда налет? – Точно не знаю, ваше высокородие. Но на днях. – Может, в ломбарде засаду поместить? – стал размышлять Лыков. – Для чего? Чтобы всех спугнуть? – не одобрил освед. – Внутри у Неточая свой человечек, он сразу расскажет про засаду. Пускай уж ребята сделают, что задумали. Мне Пасхалова не жалко, а вам? – Мне, пожалуй, тоже. Он ведь убийца? – Непременно так. – Пускай сдохнет, – порешил сыщик. – А там поглядим на твоего ставленника, Кастета. – Он не мой, а «иван иваныча», – обиделся Суровиков. – Для меня что ж, они все едины. Кастет молодой, не совсем еще скурвился. Пусть царствует, мне легче будет при нем обретаться. – Решено, – подытожил Алексей Николаевич. – Но сложить десять человек… Для столицы дело небывалое. Ты не ошибаешься? Адамова Голова почесал лысину: – А вдруг? Десять и впрямь многовато. Но как еще выманить Неточая из дома Фредерикса? Он осторожный, вылазит наружу редко, и всегда при нем два-три человека охраны. – Попробуй разузнать получше, Захар Нестерович, – попросил Лыков. – Пальба в центре города, десять жмуров – это Драчевскому не понравится. Как бы Владимиру Гавриловичу по шапке за такое не дали: почему не уследил? Градоначальник Петербурга генерал Драчевский держал Филиппова на ниточке. Большое кровопролитие, да еще в Московской части, чуть не под окнами главного здания Министерства внутренних дел, выйдет начальнику ПСП боком. Суровиков ушел и через два дня вновь вызвал сыщика на явку. – Узнал я все, – доложил он статскому советнику. – Там тоже не дураки, сообразили. Сорокоуму шум ни к чему. Короче, он распорядился так: Неточая выманить и шлепнуть. На днях его позовет на встречу Верлиока, будто бы обсудить, как заклады награбленные реализовать. Там же серебро, по описи; здесь сбыть не получится. Никифор Ильич предложит отправить слам в Киев, где човые[73] барыги купят скуржу из семидесяти процентов. Якобы. Ну и… – То есть атаман с охраной приедут на Амбарную улицу? – Никак нет, Алексей Николаич. Зачем Верлиоке свой дом клюквенным квасом[74] марать? В стороне где-нибудь кончат. Где именно – выведать не удалось. Зато знаю, кто будет палачом. – Докладывай. – Шлепнуть поручено Па́ше-паше́, – торжественно объявил лавочник. – Ого! Вот он где обнаружился. Теперь Запрягаев у Сорокоума штатный каратель? Это важные сведения, спасибо. Павел Запрягаев по кличке Паша-паша давно числился в циркулярном розыске. Опасный, жестокий и весьма умелый головорез… Статский советник простился с агентом и, невзирая на поздний час, поехал в департамент. Там велел дежурному по Восьмому делопроизводству принести ему из Регистрационного бюро карточку на Запрягаева. Получив бумаги, сыщик сел в кабинете и стал их изучать. Итак, Павел Кононович Запрягаев. Крестьянин Костромской губернии, Галичского уезда, Фомичевой волости, слободы Авиновой. Круглый сирота. Срочную службу проходил в Отдельном корпусе пограничной стражи на Кавказе. Дело у парня ладилось: трижды министр финансов[75] награждал его за поимку контрабанды. Получив лычки унтера и оставшись сверхсрочно, Запрягаев вдруг сбился с пути. Смелый, решительный, отличный стрелок (чемпион бригады), он не устоял перед соблазнами пограничной службы. И открыл на кордоне секретный проход, через который недуром пошли запрещенные товары. Туземцы, восхищенные его лихостью, дали парню кличку Паша́, и она так и прилипла. Скоро проделки чемпиона стали известны начальству. Наглого унтера попытались арестовать, но он сбежал из-под стражи и ударился во все тяжкие. Запрягаев сделался специалистом по заказным убийствам. На Кавказе всегда был спрос на такие услуги. С 1907 по 1910 год он казнил около дюжины человек. Когда тифлисская сыскная полиция взяла его в оборот, Паша-паша исчез. Объявленный в циркулярный розыск, в последнее время он отметился парой громких ликвидаций. В Москве в собственном доме на Солянке зарезали известного торговца фаянсом и фарфором Храпуна-Нового. Видимо, младший брат избавился от старшего. А в Питере застрелили прямо на Невском проспекте управляющего колбасной торгового дома «Мария» дворянина Ерешко. В обоих случаях по приметам сыщики опознали в убийце беглого пограничника… Лыков задумался всерьез. Он часто решал судьбы злодеев, не ставя в известность руководство. Жить или не жить нелюдю? Мнение директора департамента или министра сыщика не интересовало. Вот и теперь – как поступить? Можно выяснить, где готовится покушение на Неточая, дать Пашке прикончить «короля» Лиговки и тут же взять его с поличным. Или можно позволить наемному убийце уйти, чтобы не провалить Суровикова. Пусть пограничник постреляет атамана с телохранителями, земля только чище станет. Пашу же осторожно принять под наблюдение и попробовать через него выйти на Сорокоума. Вариант? Вполне. Решив судьбу нескольких фартовых, статский советник приказал дежурившему у входа городовому поймать ему извозчика и поехал домой отсыпаться. А еще через несколько дней случилось массовитое убийство в трактире «Муравей» на Большой Белозерской улице. Туда явились четверо, сели в чистой половине и заказали водки. Но выпить они не успели. Из комнаты для половых выскочил человек и расстрелял их в упор. Он бил из двух наганов, причем ни один заряд не прошел мимо цели. Чемпион пограничной бригады показал класс. А потом спокойно удалился через главный вход. Приехавшие сыскные опознали жертв. Осип Пасхалов по кличке Неточай получил три пули в голову. Рядом с ним на полу лежали Мишка Корявый, Витька Живорез и Коська Каторжный, известные на Лиговке бандиты. Суровиков не успел сообщить статскому советнику о месте встречи заранее. А скорее, не захотел. Поиски Сорокоума не продвинулись ни на шаг. Глава 10 Персидские будни Персия удачно расположилась на пересечении главных путей между Западом и Востоком. Слева Турция, Магриб, Европа, а справа Индия и Китай… Сама география уже делала государство крайне важным и для политики, и для экономики. Прежняя Персия давно осталась в истории. Есть страны с великим прошлым и скромным, или даже жалким настоящим. Так случилось и с Ираном[76]. Ушедшая в прошлое многовековая культура сохранилась лишь в трудах археологов. Персия вела четыре войны со своим северным соседом и в итоге потерпела полное поражение. Последняя из кампаний закончилась в 1828 году Туркманчайским мирным договором. Условия его для побежденных были тяжелы. В частности, им запретили иметь на Каспии военный флот. А Россия могла, согласно секретной четвертой статье договора, в любой момент ввести свои войска на персидскую территорию. Государство было надломлено и продолжило ветшать. Девять миллионов человек жили в бедности, а то и в нищете. В XX век страна Льва и Солнца[77] вошла уже изрядно побитая молью. А тут еще правящая династия Каджаров. Тюрки по происхождению, шахи управляли титульной нацией (персами и близкими им туркменами) через пень-колоду. Развращенный, коррумпированный Двор обходился народу неимоверно дорого. Чиновные должности продавали тому, кто больше заплатит. Процветали казнокрадство, судебное беззаконие, поборы с населения… Принцы Каджары вызывали у персов ненависть и желание сбросить династию с трона. Армия существовала лишь на бумаге, командные места передавались по наследству, в результате полками командовали десятилетние мальчики. Жалованья военные не получали, оружие и снаряжение покупали на свой счет. Офицеры увольняли солдат в бессрочные отпуска, а средства на их пропитание клали себе в карман. Учения сводились лишь к шагистике и ружейным приемам, без стрельб и маневров. Винтовки устаревших образцов плохо годились для боя. Пехота формально состояла из 77 батальонов, в которых будто бы насчитывалось 63 700 штыков – на самом деле под ружьем находилось только 13 000 сарбазов. Артиллерия числила 20 полков при 1000 орудий и 6000 канониров. Но орудия были гладкоствольные, бронзовые, середины прошлого века. В Тегеранском арсенале хранилось более 70 современных пушек системы Шнейдер-Крезо, купленных во Франции, но их не выдавали пушкарям, а держали в разобранном виде в ящиках. Орудиями командовали одни командиры, конными упряжками – другие, расчетами пушкарей – третьи. Такой дурацкой системы не знала больше ни одна армия мира… Лишь кавалерия, сувари, сохраняла относительную боеспособность. Она состояла из 91 эскадрона, в которых числилось 12 000 сабель, но подчинялась больше своим племенным вождям, чем шаху. При таком состоянии центральной власти разнузданность окраинных царьков не знала границ. Губернаторы беззастенчиво брали взятки. Сбор налогов отдали на откуп частным лицам, и малиат – налоговая система – был в результате разрушен. Подати платили только горожане и сельские жители центральных останов[78]. Четверть населения составляли кочевые племена: курды, луры, шахсевены, бахтиары, кухчи-луйе, кашкайцы, афшары, бахариу… Они сделались головной болью рассыпающегося государства. Вожди племен имели собственные вооруженные отряды и не желали подчиняться шаху. Тот ничего не мог поделать и терпел беззакония князьков. Илаты[79] жили разбоем. В итоге торговля была парализована, сбор пошлин прекратился, казна окончательно опустела. Грабители заставили купцов сидеть по домам. А шах Мозаффар эд-Дин повадился брать займы у России. И вместо того чтобы наводить порядок, тратил полученные деньги на путешествия по Европе. Еще однажды он приказал выдать огромный пенсион своему астрологу. Поскольку Его Величеству приснилось, что тот спас его, когда шах тонул… Атабег-и-азам[80] отказался выполнить дурацкий приказ – и вылетел в отставку. В народе легкомысленный государь получил прозвище «абджи» – «тетушка Мозаффар». В конце концов людям это надоело, и они начали бунтовать. Возникло движение конституционалистов, требовавших создать народное представительство – меджлис. Их поддержало духовенство, очень влиятельное в мусульманском мире. Шах упирался и делал вид, что все в порядке, ничего менять не нужно. Негодование подданных росло. За неделю до смерти больной Мозаффар подписал фирман о конституционной реформе – и помер. А в парламент попали противники верховной власти и сразу начали с ней состязаться. Новым правителем страны стал старший сын покойного, тридцатипятилетний Мохаммед Али, управлявший до этого Тавризом. Он терпеть не мог политические новации папаши и хотел бы повернуть реформы вспять. Но сил для этого уже не было. Возник острейший кризис. Парламент возбуждал страсти, на улицах бушевали толпы недовольных. Кочевники окончательно распоясались, не ставя шахскую администрацию ни в грош. Они провели своих вождей в меджлис, протащили их на важные должности и фактически создали параллельную власть. Особенно отличились в этом бахтиары. Даже в Тегеране Мохаммед Али-шах почти ничего не решал, на окраинах же и вовсе царило беззаконие. Против короны объединились три силы: конституционалисты, духовенство и кочевники. К ним примкнула четвертая сила, самая скрытная – масоны. В 1904 году влиятельный политик Аббасголи-хан Казвини создал тайное Общество Человечности (Джамеэе Адамийат). В него вошли всего триста человек, но среди них насчитывалось 16 депутатов меджлиса, 20 принцев и около 100 крупных чиновников. Вступил в Общество Человечности и сам Мохаммед Али-шах, причем Аббасголи-хан принял его лишь со второго раза! Масоны продвигали идеи свободы и равенства всех людей, ратовали за демократическое развитие страны. После неудачного покушения на шаха он вышел из ложи и объявил масонам войну. Революционеры придумали себе опознавательный знак: розетку из желтой ткани с булавкой в форме полумесяца, которую нашивали на правый рукав выше локтя. Таких решительных людей становилось все больше. Появился у них и лидер – принц Зюлли-Султан, готовивший государственный переворот. Шах, трусливый и нерешительный, метался по дворцу, из которого убежали не только вельможи, но даже слуги. Вот-вот его должны были низложить, но тут вмешалась Персидская казачья Его Величества Шаха бригада. Эту уникальную военную часть создали почти тридцать лет назад по образу Кубанского казачьего войска. Дед нынешнего шаха Наср эд-Дин, будучи в гостях у русского императора Александра Второго, увидел его конвой – и захотел себе такой же. При помощи русских инструкторов, офицеров и урядников были собраны и обучены добровольцы. Бригада состояла из четырех конных полков двухэскадронного состава, пластунского батальона (четыре роты), двух артиллерийских батарей (восемь новых скорострельных орудий) и пулеметной команды (восемь вьючных «максимов»). Командовал ею всегда полковник российской армии, начальники менялись. Бригада стала личной шахской гвардией, ее боеспособность, дисциплина и выучка не имели аналогов в Иране. Чины бригады получали жалованье и держались за должность как только могли. Вооружение и снаряжение – тоже за казенный счет! Офицеры в большинстве своем были персы, русских полагалось всего десять человек: командир, четыре штаб-офицера и пять урядников. Но они держали кадр в своих руках. Казачья бригада почти никогда не собиралась в полном составе. Ее эскадроны и роты находились при губернаторах провинций, составляя их военную силу. Но, когда обстановка в Тегеране стала близка к критической, командир бригады полковник Ляхов начал тайно стягивать их в столицу. 27 мая 1908 года шах перебрался из осажденного дворца в казармы бригады. Ляхов в сопровождении своих людей охранял его в конном строю. 9 июня Мохаммед Али объявил Тегеран на осадном положении, а полковника назначил генерал-губернатором, подчинив ему весь гарнизон и полицию. Уже на следующий день решительный и смелый Ляхов перешел к действиям. Его казаки получили приказ вытеснить мятежников из мечети Сапех-Салар, ставшей штабом революции. Мечеть находилась рядом с дворцом Бахеристан, где помещался меджлис. Пластуны выгнали вооруженных бунтовщиков, но стрелять пока не решались. И фанатики опять захватили мечеть. По казакам открыли огонь. Тогда Ляхов поставил напротив Бахеристана все восемь орудий и дал несколько залпов. На этом мятеж и прекратился… Депутаты и их сторонники разбежались, уличных боев не случилось. А назавтра казаки провели аресты лидеров оппозиции. Грабежи, разбои, неповиновение властям сразу сошли на нет. Гвардейцы патрулировали улицы и расстреливали мародеров на месте. Некоторых вождей оппозиции удавили в казематах. Казалось бы, Мохаммед Али-шах мог праздновать победу. Однако ленивый олух, больше всего любивший негу восточной жизни, не сумел воспользоваться ситуацией. В Тавризе, столице Южного Азербайджана, вспыхнуло восстание. Город был самым экономически развитым в стране и вторым после столицы по численности населения. Движение возглавил некий Саттар. Человек простого звания, контрабандист, конокрад, телохранитель наследного принца вдруг встал грудью за свободу. Он обладал выдающимися качествами вождя. Очень скоро народ присвоил ему титулы Саттар-хан и Сардари Милли («народный генерал»). Восставшие тавризцы захватили арсенал, а затем и весь город и заявили властителю, что не сложат оружие, пока конституция не будет восстановлена. Помощниками бывшего конокрада стали каменщик Багир и садовник Карб-Али-Хуссейн. Движение начало распространяться по всей Персии. Шах послал карателей уничтожить очаг смуты. Тавриз осадили правительственные войска и наемные головорезы бандита Рахим-хана, желавшие ограбить богатый город. Осада была длинной и привела к повальному голоду. Люди ели траву, падших животных, многие умерли. Тогда возмутились уже Россия и Великобритания. Год назад они разделили страну на зоны влияния и теперь могли диктовать шаху согласованные требования. Гибель гражданского населения проняла даже циничных политиканов. Кроме того, опасность угрожала российскому консульству в Тавризе, русским подданным и русской торговле. Империя предъявила шаху ультиматум: в сорок восемь часов отозвать войска и начать переговоры с конституционалистами. На деблокаду города был отправлен русский военный отряд. Он прогнал карателей и спас множество людей. Те уже были готовы в отчаянии открыть ворота войскам шаха, и тогда началась бы невиданная резня. Пока Тавриз держался из последних сил, начались волнения в других городах. Восстала столица Гиляна Решт, фадайяны[81] захватили Казвин и двинулись на Тегеран. К ним присоединились Исфахан, Бешер, Бендер-Аббас, а вскоре и кочевники-бахтиары. Север и юг объединились против узурпатора, и он струсил. Мохаммед Али-шах обратился за помощью к дипломатам. Посланники России и Англии хором посоветовали ему отречься от престола. Восстановление конституции и примирение с меджлисом – обязательные условия, иначе помощи не будет. Властитель медлил. Тогда фадайяны нанесли поражение верным ему войскам у стен Тегерана и вошли в столицу. Шах бежал в Заргенде, в летнюю резиденцию русской миссии. Туда же были перевезены его сокровища. На улицах Тегерана начали вешать уже шахских сановников. В числе прочих удавили Андужан-баши Исмаил-хана, командовавшего артиллерией, которая расстреляла парламент. 16 июля 1908 года Мохаммед Али был низложен. Новым шахом провозгласили его двенадцатилетнего сына Ахмад-мирзу. Ребенка быстро привели к присяге и назначили регента. Экс-правитель долго торговался насчет пенсии. В конце концов он поселился в Одессе, в доме № 2 по улице Гоголя и зажил вполне безбедно. Толстый мальчик на троне стал, разумеется, куклой в руках взрослых. Борьба за власть развернулась с новой силой. Персов раздражали русские батальоны, стоявшие в окрестностях Тавриза. Они требовали вернуть их обратно в Россию. Но это не нужно было Николаю Второму и его дипломатам. Увы, им требовалась слабая страна, покорная и согласная на все. Иран рассматривался как сателлит, как рынок сбыта русских товаров, причем на невыгодных для него условиях. Русско-персидская торговля давно стала однобокой. Пошлины на товары с севера были максимально занижены, а на товары других стран – запретительно повышены. Эти поощрительные пошлины сделали цены на продукцию иваново-вознесенских фабрик неконкурентными для англичан или немцев. Мало того: был учрежден Учетно-ссудный банк Персии, который сопровождал экспортно-импортные операции. Его придумал Лазарь Поляков, известный магнат, жулик и авантюрист, а также тайный советник (третий чин Табели о рангах) и генеральный консул Персии в Москве. Он создал заодно Персидское страховое и транспортное общество. Очень скоро контрольный пакет акций общества был куплен российским Государственным казначейством, а Учетно-ссудный банк – Государственным банком. Таким образом, сложилась инфраструктура для контроля за экспортом и импортом несчастного соседа. Казенное финансирование, надо отдать ему должное, шло в дело. На русские средства был расширен порт Энзели на Каспийском море, главные морские ворота на севере страны. Вновь учрежденное Общество Энзели-Казвин построило новую, небывалую для здешних мест дорогу от побережья до Казвина и теперь продолжало ее на Тегеран и Хамадан. Торговый путь для русских товаров улучшался к пользе всей страны, и пошлины за них платились вовремя. Но это была игра по правилам, которые гости навязали хозяевам. Не случайно британцы называли страну «русским заповедником»… Желая закабалить соседа еще больше, наши дипломаты искали повод призвать дополнительные войска. Мотив был все тот же: защита интересов отечественной торговли. Персия имела с Россией границу длиной 2000 верст: 698 верст на Кавказе, 412 – по Каспию и 890 – в Закаспийской области. Сорок процентов всего ввоза и пятьдесят – вывоза были связаны с северным колоссом. Коммерческие интересы в отношениях двух стран действительно имели место. И основания, чтобы защитить их, тоже. Разбой на дорогах продолжался. Угроза консульствам и русскоподданным существовала всегда. И долги России правительство никак не могло вернуть из-за развала экономики. К этому добавились новые обстоятельства. Поддержав шаха, Россия настроила против себя народ Персии. Духовенство призвало к бойкоту русских товаров. Тех купцов, которые отказывались присоединиться к бойкоту, убивали. С Нижегородской ярмарки совершенно исчезли персидские товары, что отрицательно сказалось на ее оборотах. Новое правительство пыталось наладить хозяйство, взять под контроль важнейшие финансовые потоки. В первую очередь это касалось таможенных и концессионных платежей, единственно надежных. Чтобы навести порядок, в Америке был нанят финансовый консультант Шустер. Он сразу вступил в конфликт с русскими интересами. Правильно организованной страной труднее помыкать! Дипломаты Ак-падишаха[82] потребовали от меджлиса уволить чересчур ретивого комиссара, да еще еврея. Британия поддержала незаконные требования русских. Она слишком ценила недавно подписанный договор о сотрудничестве в Азии, чтобы рисковать дружбой с Россией из-за какой-то там моральной правоты. Союз двух давних врагов был направлен против Германии, тихой сапой готовившей мировую войну. Масла в огонь подливали частные проблемы. Когда в Тавризе вспыхнуло восстание, радикалы вызвали на подмогу боевиков с русского Кавказа. Там загасили революцию, и лихие ребята, спасаясь, перебежали в соседнюю Персию. Дашнаки, грузинские националисты, эсеры, анархисты, социал-демократы усилили народное ополчение мятежной провинции. Например, начальником артиллерии у Саттар-хана был матрос Гончаров, убивавший офицеров на броненосце «Потемкин». Дашнаки быстро наладили террор в отношении армянских купцов, если те не платили в фонд борьбы за свободу или отказывались закрыть лавки для русских товаров. Все вместе это дало повод дипломатам Сазонова[83] требовать у Военного министерства ввести в Персию крупные воинские подразделения. Государь охотно поддержал идею. И началась секретная Персидская экспедиция, которая ни для кого не была секретом. Она продолжалась до Первой мировой войны. Быстро выяснилось, что войск для наведения порядка нужно много. Батальоном пехоты и сотней казаков не обойтись. К 1912 году на северо-западе Ирана Кавказский военный округ сформировал четыре отряда. В Тавризском, самом крупном, состояли отдельные роты Кавказских стрелковых полков (1-го, 5-го, 6-го и 8-го), а также знаменитого 16-го гренадерского Мингрельского полка. Их усиливали артиллерия (четырнадцать полевых и горных орудий), саперная и искровая[84] роты, автомобильная команда и интендантство. Казвинский отряд (самый близкий к Тегерану) насчитывал три батальона 206-го пехотного Сальянского полка и в полном составе 205-й пехотный Шемахинский, 2-й и 4-й Кавказские стрелковые полки. Их подкрепляли двенадцать орудий, саперная рота и автомобильная команда. Ардебильский отряд (самый близкий к русской границе) имел оставшийся батальон сальянцев, неполный батальон мингрельских гренадер и батарею из четырех горных орудий.