Рука русалки замирает, не выпуская гребень. Звенит комарик, над головой плывет монетою луна, подсвечивая поле тусклым ночником. На влажной коже капли, налипший на нее песок, напоминающий корицу в белом тесте. Сильно пахнет тиной и какими-то знакомыми духами – такими мама обливалась, прежде чем из дома выходить. Оборотившись, она хлопает чешуйчатым хвостом, тот оставляет след в песке. Улыбка на ее лице, зубы во рту красны, по-щучьи остры. – Как долго тебя нету, Паша, – она протягивает руку. Из-под истлевшей плоти просвечивает кость. Павел бежит вдоль берега, всё дальше от русалки, всё ближе к устью. Река становится широкой, бескрайний лаковый простор, песок спускается к воде, а та темнеет нефтью до луны. В ней плещет изредка, кто-то невидимый бросает камни. Плюх. Тишина. И снова – плюх. Опять дом, камин, жена Краснова читает книжку сыну, вся в сполохах огня. Рядом с ней Клюев, полностью нагой, держит поднос, а на подносе сласти. Краснов гладит Клюева по бедрам, смотрит ласково. Павел стучит в окно. Никто его не слышит. 6 Правильно Соне говорили, что нельзя спать днем, кошмары сниться будут, сплошной морок. Теперь она и ночью толком спать не сможет, ворочаться станет до двух часов. А она всего-то прилегла после обеда. За окном приятно шелестел дождь, на «Премьере» обсуждали «перебои с электричеством» в Чэнду – на самом деле ничего странного, просто «контрас» на пять минут полностью выключили свет и ролик об этом уже гулял по сети. Потом завели речь о востребованности российских IT-специалистов в мире. В кадре возник аналитик делового вида, который отрапортовал о том, как российская квалифицированная рабочая сила позволяет китайским компаниям удерживать превосходство в области инноваций, несмотря на растущее давление со стороны Запада. «Существует не так уж много стран, в которых есть столько программистов и инженеров. Конечно, Россия – не единственная страна, которая может предложить сильных специалистов в этой области, но это один из наиболее распространенных вариантов, когда китайские компании находят работников именно у нас. Благодаря огромным финансовым ресурсам, у Китая есть хорошие шансы привлечь российские таланты». Соня включила следующий ролик, надеясь вновь увидеть чат. «Контрас» же ей теперь должны, так? Рано или поздно они выйдут на связь, и тогда она попросит помощи с работой. Но всплывающих окон не было. Ведущая говорила о погоде. «Над европейской частью России установилась аномально холодная погода, – сообщила красивая девушка в брючном костюме. – По прогнозу синоптиков, незначительное улучшение можно ожидать лишь в августе…» Бормотанье слиплось в монотонный гул, он удалялся, уходил во тьму, и Соня вдруг провалилась в сон, мертвенно-голубоватый и очень странный. Они с Пашей на кухне. Опершись локтем на стол, Паша ковыряет ложкой в миске глиняной, карминового цвета, с нарисованным цветком. Родом та миска из сетчатых коробов на распродаже в продуктовом, где свалена фигня по семь юаней. В тех коробах Соня нашла половину утвари на кухню. Порой кажется, что Соню тоже отыскали в ящике в «Монетке», примерно на эти семь юаней она обычно чувствует себя. Она стоит у подоконника, спиной к окну. На ней лишь фартук. Грудь Сони прикрывают скрещенные руки, а то, что ниже – ткань с китайским мишкой, на морде – брусничное пятно от соуса, не отстиралось. Вроде июль, но с улицы сочится холод, стекает по спине в ложбинку между ягодицами. Что-то в Паше – отстраненное выражение узкого лица, то, как небрежно он держит ложку, прячет взгляд, – ужасно раздражает. Сейчас он витает где-то далеко. Опять о работе думает? Да видит ли он Соню, помнит ли, что та рядом? Наверняка на уме одни нули и единицы, бинарные компьютерные шифры, команды и пароли, вся его работа, на которой он женат. Чипы, гадкие чипы. – Как борщ? – спрашивает Соня. Сама того не замечая, ногтями щиплет свое предплечье. Кожа в том месте горит. Паша ковыряет в миске снова, вытаскивает ложку. На ней что-то темное и склизкое – водоросли, речные сопли. Одна сопля шевелится, обвила Пашин палец, скользит обратно в чашку. Остальное попадает в рот. – Нормально. Павел промакивает рот салфеткой, на бумаге расплывается болотное пятно. Он зачерпывает снова, вытаскивает много, столько в миске не уместилось бы. Обида теснит грудь, жар распирает изнутри, нормально, всё ему нормально, да сколько ж можно? Что ему ни делай, нет благодарности в ответ. – Вкусно хоть? Паша кивает, не отрываясь от еды. Закончив, поднимает янтарные монгольские глаза на Соню. Взгляд их холоден, холоднее, чем сквозняк зимой. – Спасибо за внимание, – говорит. – На этом я закончу. Паша встает, одергивает серый шерстяной пиджак, почему-то кланяется, коротко роняет голову и уходит. Из квартиры снизу шум аплодисментов, как прибой, опять глухая тетя Шура парад врубила. Соня выходит следом на площадку, а там Руслан пройти мешает, набрасывает ей на шею провод, кругом качаются веревки с мохнатыми кистями на концах. Гогочет кто-то, похожий на Валерку. Соня бежит за Пашей по ступеням, сор колет пятки, перила извиваются, скользят под пальцами. И вот он, двор, но Паши уже нет. Он растворился серым среди сугробов серых, голых деревьев и панельных стен. Зря она открыла то письмо на его планшете, зря. – Паша! – Соня кричит, и эхо бродит по двору, от пятиэтажки к пятиэтажке, той, что под снос в следующем году. – Пашка! Ветер свистит, гудит снегоуборочный робот, неловкий холодильник на гусеницах, ледяная крошка тает между пальцами ног. За глухим забором в детском саду смеются дети, и смех их искрами ссыпается в вечереющее, с морозной коркой небо. Соня идет по улице Тверской от площади Манежной, где Лин и Енисеев из гранита стоят на фоне пряничных куполов Кремля – бок о бок, руки сцеплены и подняты над головами, на лицах суровая решимость. Соня бредет по тротуару мимо Музея почты, когда-то бывшего главным телеграфом, вдоль длинной очереди туристов в пуховичках. Двери музея открываются, выглядывает Паша, и Соня машет ему рукой. Но Паша занят. Он поднимает красную табличку, гавкает что-то на китайском, и часть очереди, змеясь, втекает внутрь. Остальные терпеливо ждут, их запорошило, между шарфами и капюшонами видны одни глаза. Над головами вьются дроны, делают сотни снимков. Ветер становится сильнее, немного холодно ногам. Сталинки с бугристой облицовкой, похожей на пористый шоколад, слепит неоновая реклама, голограммы МАТРЕШКИ ДЕШЕВО! САЛОН МАССАЖ! Выпрыгивают буквы и иероглифы, с мемориальных досок строго смотрят лица умерших. Коптит пробка, над проезжей частью порхает голограмма, опять реклама: прокладки, памперсы, чипы, шампунь. Мокрый снег липнет к щекам, тает на ресницах, путается в волосах. Надо работать, приходит Соне в голову, в стылый туман ее мыслей. За дверью «Али» темнота, Соню не ждут там, Мария из отдела кадров ей сказала: к нам нельзя. Поэтому она плывет к туристу, заступает ему дорогу, выставив из-за фартука голое бедро – ведь так ей предлагали делать? – Как тебя зовут? – спрашивает Соня с отточенной улыбкой: немного обещания, немного загадки, капельку насмешки (ведь так ей говорили делать, так?). Китаец шарахается, обходит Соню, описывая полукруг. Соня идет за ним, ветер задувает под короткий фартук, приходится держать его руками. – Девушка! – кричит на китайском. – Русская хорошая девушка! Китаец ускоряет шаг и исчезает в белой пелене. Ему не нужна русская девушка, и следующей паре тоже не нужна. Прохожие огибают Соню по кривой дуге, если и замечают, то брезгливо морщатся. Их лица сливаются в одно, белое, со снежной крошкой. – Да, я такая! – кричит им Соня вслед. – У нас свободная страна! Стыдно возвращаться с ярких люминесцентных улиц в свой тихий двор без денег. А у подъезда Соню уже ждут, переминаясь, сантехник и электрик, один косой, другой хромой, мужик в тулупе и с подбитым глазом, таксист на стареньком «лифане», профессор из пятьдесят второй, блондин из Пашкиного офиса и бомж со станции метро, студентики, одноклассник из Костеево и оператор робота-погрузчика, робот-погрузчик стоит рядом, мигает габаритными огнями. Очередь тянется вдоль дома до самого угла, закручивается и пропадает. Блондин из офиса смотрит на часы, нетерпеливо машет Соне. Она торопится домой – как же, ее ведь ждут! – взбирается по лестнице, а мужчины на ступенях приветствуют ее хмурыми кивками. Быстрей бы отпереть замок, ноги помыть и в бой, как говорится, в комнату с зеркальным потолком… Соня открыла глаза и расплакалась. А если Паша уедет в свой Пекин, в новую жизнь? А Соня что? Ни института, ни работы. В Костеево вернется? Где мать звенит бутылками, и будет говорить с ухмылкой отчиму, что «Соньке дома бы сидеть, ну попробовала, всё хорошо, конечно, но сразу же понятно было – ничего не выйдет», как будто Сони нету рядом и она не слышит. Вот брат смотри чего добился, бизнес медовый, скажет, два процента с прибыли, и Соня вновь провалится в детское ничто и пустоту, когда убирала за Валеркой, «потому что девочка», не отсвечивала, всю жизнь по остаточному принципу была где-то в тени и за. Вдруг она упустила свой единственный шанс? Почему все нормальные парни бежали от нее, как от чумы, а те, что липли, жили у мамки лет до сорока или ночами сидели в виртуале, зарабатывали копейки в сети и тут же их спускали на игры, как ее отец когда-то? Вдруг Паша – единственный нормальный вариант – и тот уедет? Бросит? И почему сейчас, когда у них наладилось в постели, разладилось во всем другом? Она не понимала. Она как будто стала маловажной, недостойной. Слишком многого хотела. Глаза жгло, мир сжался до размеров острой боли где-то глубоко в груди. Ужас накатывал волнами, затягивал на беспросветную глубину. Соня выбралась из постели и в чем была пошла на кухню, к сигаретам. Закурив, она остановилась перед полочкой, на которой стояли бабкины иконы: образы Спасителя, Николая Чудотворца, архангелов Михаила и Гавриила и главная ценность – копия иконы Иверской Божьей Матери. Богородица держала на колене упитанного Спасителя и смотрела на Соню с легкой усталостью, а из ранки на ее подбородке вытекала рубиновая капля. Спокойный лик, красивый. И почему Соня раньше этого не замечала? – И что ты посоветуешь мне? – спросила Соня. – Ты, покровительница слабых, что посоветуешь? Богородица взирала на нее с легкой укоризной. Терпение, Соня, смирение, словно говорила она. Никуда он не уйдет, никуда. Приехал же вчера, и договорились встретиться еще раз на неделе. Да, она открыла то письмо на его планшете, прошла по ссылке, и что с того? Ничего, Пашка об этом даже не узнает. Всё будет хорошо. Солнце уже подкатилось к горизонту, проглядывая между разбухшими тучами. Снова зарядил дождь, косо хлестал по стеклу. Соня сделала последнюю затяжку и вкрутила окурок в пепельницу. Глянув на холодильник, отключила функцию автозаказа: он покупал онлайн без оглядки на цену, а Соне теперь стоило быть осмотрительнее с деньгами. Она снова принялась чесаться, раздирать ногтями старые болячки. Поймав себя на этом, убрала руки от плеч, но через пять минут, открыв сайт с вакансиями, уже грызла заусенцы. За день ее резюме набрало еще тридцать просмотров, но на собеседование никто не приглашал. Только висела пара входящих сообщений с просьбой выслать фото в белье и предложением «поработать личным помощником руководителя-экспата, с ночными сверхурочными два-три раза в неделю». Соня даже не стала уточнять, что за ночные сверхурочные, просто забанила пользователя. Разослала резюме по новым вакансиям, всем сразу. Хоть кто-то да откликнется. В ухе динькнуло. «Контрас»? Паша? Но, когда Соня открыла сообщение, кухню заслонила Мадина – в дорогом халате, накрашенная, с уложенными волосами, царственно сидящая на фоне зарешеченного окна. Точно как в жизни – ей, с ее ровной кожей, даже не требовались фильтры. Соня будто оказалась рядом, могла потрогать мягкую напудренную щеку. – Здравствуй, дружочек, – сказала Мадина, улыбнувшись. – Как ты там? На этой неделе тебя не было видно, и я очень скучала… 7 Работа в офисе кипела, и без того короткие сроки сокращались, а голова у Игоря будто проходила нагрузочное тестирование – еще немного, и система ляжет. Впрочем, стандартная для аврала ситуация. Всё делалось слишком медленно, могли быстрее, но вечно кто-то тупил, Маршенкулов орал, политики нахваливали чипы с экранов, китайцы заявлялись в самые неподходящие моменты – считай, день насмарку, кружи вокруг них, бросив прочие дела. Игорь нашел выход. Чжану очень нравилось болтать с китайцами, каждый раз он навязывался в караоке. Вот пусть и таскается с ними целый день, раз ему в кайф. Игорь заодно хотел переговорить насчет графика группы данных: все основные косяки были у них, а Павел не торопился что-либо исправлять. Но рабочее место Чжана пустовало. Ни наушников, ни планшета, ни аниматора для делегации китайцев. И в груди зародилось неприятное ноющее чувство, так ныли бы зубы, имейся они у души. Какое-то предчувствие, хотя обычно Игоря они не мучили, волнения эфира, магнитные бури и прочие пятна на солнце всегда обходили его стороной. Всё чертов «бизнесмен» Кирилл Максимович со своими братками. Звонили-названивали, гундосили в наушники не переставая. Курили у кофейни, пугая посетителей, и ментов не вызовешь, предъявить-то нечего: улица общественная. Игорь проверил: компания «СК Аврора» и еще пять однодневок застроили полгорода, отжимая самые лакомые места для торговых центров. Рядом с автовокзалом тоже хотели возвести один вроде бы как многофункциональный комплекс, с большой парковкой, торговой зоной, развлекательными штуками и ресторанами. Конторы были оформлены на тещу и невестку, часть бизнеса де-факто принадлежала главе Коломенского городского округа, сам Кирилл Максимович был братом заместителя главы, всё как полагалось. Игорь подумывал нарыть на них побольше, написать в СК и еще распространить в сети. Позже, пообещал себе. Закроет проект с чипами – и нароет столько, что не отмоется «уважаемый Кирилл Максимович». Придется ему забрать намытое и свалить куда-нибудь на виллу за бугор на ПМЖ. Ну или в СИЗО, этот вариант Игоря тоже бы устроил. Но это позже, пока о Чжане. Может, еще не успел приехать? На часах и одиннадцати не было. – Да он третий день не появляется, – сообщил патлатый Коля, сняв очки. На бледном лбу и под глазами остались розовые полосы, совсем как у ныряльщика от маски. – А в личке не отвечает. Ты бы сказал Маршенкулову. – Не надо никому говорить, – сказал Игорь. – Сам разберусь. Менять коней на переправе было худшим вариантом для проекта, так они могли отстать еще больше. Он разберется с Чжаном, это обязательно, но после сдачи готового ПО, не раньше. Пока проще вправить ему мозги. «А он еще весь проект хотел», – с досадой подумал Игорь, выискивая номер Павла в памяти планшета. Михалыч как-то раз об этом проболтался и добавил, что Павел ему подставу сделал: через его голову договорился с китайцами о разработке какой-то мутной фичи, из-за которой они все сильно рискуют. Если сказать ему о прогулах, Михалыч совсем взовьется, пойдет на принцип. Номер Павла был недоступен. Игорь попробовал другой мессенджер, но ответ был тем же. Нулевым. Кто-то мягко тронул за локоть, и Игорь обернулся. Рядом стояла девица из группы Павла. Ничего-такая-брюнеточка с большим размером груди и круглой попой, которую она любила выставлять, облокотившись на стол в офисной кухне, словно приглашая задрать узкую трикотажную юбку. Не во вкусе Игоря, но неплоха.