— Ксатра! Она хотела обернуться, чтобы ответить что-то язвительное, но стоило отвести взгляд, как орк внезапным ударом ткнул ее головой в лицо и сшиб с ног. Сзади вскочил Казар. Ксатра змеей нырнула к орку вплотную, выхватила акинак и сграбастала в горсть жесткие косички, превозмогая боль в плече. Разбитые губы налились, и кровь теплой струйкой потекла по подбородку. Ксатра слизнула кровь и сильнее сдавила в кулаке волосы, далеко вывернув голову орка. — Любишь играть? — прорычала она, вдавив лезвие в темную кожу щеки. — Ксатра перестань! Это плохо закончится! — крикнул за спиной Казар. Но она его не слышала. Яростное, неудержимое желание унизить и сделать обидчику больно заполнило уши шумом. В голове звенело от сильного удара, кровь неприятно наполнила рот солью. Она сильнее прижала лезвие и грубо чиркнула вниз, сделав глубокий порез от глаза до нижней челюсти орка. Он не проронил ни звука. — На тебе подарочек от меня, — она плотно поцеловала его в кровоточащую рану и смачно сплюнула на землю, — носи до завтра, пока у тебя еще есть кровь! Она больно дернула орка за волосы и в этот момент земля задрожала. Лошади нервно заржали. Под ногами запрыгали мелкие камешки, и послышался тревожный, воющй гул. Вдруг с гор донесло приглушенный расстоянием грохот, и землю сотрясла тяжелая судорога, от которой холм пошел мелкими волнами и вдруг с оглушительным грохотом пополз в сторону реки, заваливая русло грязным месивом. Сходящим пластом зацепило корни вяза и потащило все дерево вниз. С вершины холма, со свистом разрезая пыль, понеслись булыжники. Все заволокло пылью. Ксатра почти оглохла и перестала понимать, что где находится. В бедро влетел острый камень. Ее развернуло ее и повалило на землю. За спиной послышался вскрик Казара. Орк, привязанный к вязу, теперь висел боком. Пролетающие камни в щепки дробили древесину, а ствол все ниже клонился к земле, увлекаемый обвалом. Орк с силой рванул веревку, удерживавший его сук треснул, и он завалился на Ксатру. В пыли мелькнул силуэт Казара. Орк вырвал меч, который далла все еще сжимала, и с силой метнул в приближающегося юнца. Лезвие по рукоять вошло в грудь. Казар захрипел и повалился на землю. Орк, все еще притянутый за ноги к дереву, навалился на Ксатру. Связанными руками он вцепился ей в уши и придавил веревкой шею. Вместе с деревом их обоих волокло к реке. Ксатра впилась ногтями в грубые запястья и била взбесившуюся землю ногами, пытаясь вывернуться. Очередным камнем разорвало последнюю веревку, державшую ноги орка, и он всем весом запрыгнул на извивающуюся даллу и сильнее продавил шею. Рот девушки свело судорогой, язык залепило пылью, ногти царапали сжимающие голову пальцы. Она вцепилась обеими руками в большой палец орка, норовивший пробуравить глазницу, и вывернула из сустава, но в ушах внезапно зазвенело. Все происходящее стремительно сжалось до размера нависшей над ней тени. Грубые руки медленно ломали трахею. Ксатра в последнем рывке выгнулась вверх, но все утонуло в грохоте, и на нее навалилась темнота. Сильно пахло лесом. * * * Очнулась Кстара от того, что ее голова размеренно болталась и билась о пахнущий конским по̓том покатый, мерно вздымающийся бок. Руки ее безвольно висели, а ноги были перекинуты с другой стороны этого раскачивающегося сооружения. Под закрытыми веками расплывались цветные пятна, горло нещадно саднило, и каждый вдох причинял ужасную боль. Ей казалось, что нескончаемая качка — это продолжение безумной пляски земли, и она все еще лежит где-то под упавшим вязом. Вдруг ее накрыла холодная волна липкого ужаса — ее пленный! Он сбежал?! Нет, это невозможно! Ксатра пошевелилась и застонала от боли, заново ощутив на теле все недавние раны и ушибы. Она попыталась вывернуть голову, чтобы оглядеться, но резким тычком чья-то рука вернула ее обратно. Ксатра вновь попыталась извернуться и посмотреть по сторонам, но злой голос Рауки осадил ее: — Лежи! Перед ардаром теперь будешь отвечать. И Ксатра закусила разбитую губу, понимая, что из-за ее самонадеянной глупости произошло нечто непоправимое. Она содрогнулась, припомнив клинок, по самое перекрестье засевший в груди Казара. Не пойди она к орку, тот не сумел бы сбежать и уж точно не забрал бы жизнь ее товарища ее же клинком. Ксатру обожгло стыдом за непозволительную беспечность, но она твердо решила, что не станет оправдываться и прикрываться обвалом и расскажет все, как было, и, возможно, хотя бы этим сохранит достоинство. Она ткнулась головой в горячий конский бок и бессильно застонала. — Прибереги для ардара свое покаяние, — сухо заметил Баивар, и они в молчании и темноте продолжили путь. На подъезде к становищу следопыты не стали трубить в рог, как делали обычно, опасаясь других лазутчиков. Они молча подъехали к центральной палатке и, быстро спешившись, Баивар и Раука, не предупреждая, зашли внутрь. Там их уже ожидали. Землетрясение и шум, поднятый обвалом, привел лагерь в напряженное возбуждение, а плачевное состояние вернувшегося отряда только подстегнул тревожные настроения. Ксатра пошевелилась, стараясь принять более удобное положение и, не удержавшись без твердой руки седока, безвольно сползла с лошадиного крупа. Ноги предательски подкосились, бедро обожгло болью, и со стоном Ксатра плюхнулась на землю. Кругом уже начали собираться воины. На соседней лошади, перекинутое через седло, лежало тело Казара, и Ксатра снова содрогнулась от недавних воспоминаний. Подошедшие воины сняли тело с седла, кто-то подал Ксатре воды. Никто, однако, не лез с расспросами или словами поддержки: старшие ушли к ардару, а Ксатру оставили как никчемный груз, не распорядившись о помощи или знахаре. Значит, ардар сам примет решение и объявит о нем остальным. А до того они будут соблюдать правила военного племени. Из шатра молча вышел Раука, взял притороченный к седлу длинный сверток и снова скрылся за пологом. Ксатра похолодела, узнав в завернутом предмете свой акинак. Она постаралась привести мысли в порядок, предчувствуя, что вскоре от ее слов и поведения будет зависеть не просто наказание, а, возможно, и сама жизнь. Раука снова вышел и молча подошел к девушке. Он негрубо, но сухо и отстраненно, словно берет под уздцы лошадь, ухватил ее под руку и потащил к вождю. Нога горела огнем, левая рука болталась, рот слипся от крови и грязи, но Ксатра распрямила спину, насколько смогла, и постаралась принять достойный вид. Уверенная рука Рауки откинула яркий полог и, войдя, девушка разом оробела: хмурый вождь, освещенный красными сполохами углей из медной жаровни, молча держал в руках ее акинак. Баивар с окровавленным плечом стоял у него за спиной. Раука поставил Ксатру на середину шатра и молча встал позади ардара. Его лицо было бледным даже в тусклом свете углей, на лбу и над губой выступила испарина, а в левом боку все еще торчал обломок стрелы. Ардар покрутил меч и поднял тяжелый взгляд на Ксатру: — Объясни. Ксатра похолодела: как объяснить, почему меч — достоинство и честь степного воина — пробил грудь ее товарища? Она прокашлялась, собираясь с мыслями. Раздавленное горло ошпарило болью. Ксатра сморщилась, но не желая выглядеть жалко, распрямилась и просипела: — Я была беспечна. — Ты знаешь, что были и другие орки, но Баивар и Раука упустили их из-за землетрясения? — Ксатра покачала головой. — Этот пленный мог рассказать нам об их планах. Теперь они знают, что мы будем ждать, и нападут раньше, а мы вынуждены отправить конных помогать пастухам: оползень перекрыл Мата-Дану, и к утру низины выше по течению будут затоплены. Ксатра молча смотрела на носки своих сапог, радуясь в некоторой степени тому, что орк передавил ей трахею, и она не может рассказать о своем позоре. Она стиснула кулаки и с изумлением поняла, что сжимает какой-то предмет. Девушка незаметно попыталась его ощупать, но поняла, только, что предмет небольшой и металлический. Вождь и следопыты тихо совещались, не обращая на ее внимания. Ардар, не оборачиваясь, махнул в ее сторону и отдал приказ двоим доверенным из личной дружины: — Девчонку в яму. По ней давно плачут степи безмолвия, мне некогда сейчас разбираться. Ксатра похолодела. Не обращая внимания на боль и крепко схватившие ее руки, она отчаянно рванулась вперед: — Нет! Вы не имеете права! Невысокий, крепко сбитый предводитель медленно повернулся и раздраженно уставился на даллу: — Я здесь на все имею право, не забывайся. — Я требую истинного суда! Мой род не простит! Седоватый, рыжеволосый, как и все, ардар смерил Ксатру брезгливым взглядом бесстрастных, выцветших глаз и презрительно заметил: — Ты опозорила свой род, последняя дочь истинных. Так хотя бы наказание прими с честью. Быстрым, почти незаметным движением он скользнул вперед и бегло коснулся груди, подбородка и лба девушки и, словно ничего не случилось, отвернулся и продолжил тихо отдавать указания остальным. Ксатра почувствовала, как ноги подогнулись, боль в теле сменило опустошенное, бессмысленное блаженство, а сознание медленно потянуло в бесцветное дрожащее марево. Ксатра, не в силах сопротивляться этой мягкой, убаюкиваюшей трясине, в последнем отчаянном рывке попыталась закричать, но рот оплела безвольная слабость, из разбитого горла не вырвалось ни единого звука. Черный, безраздельный океан отчаяния охватил теряющую сознание даллу, и уже проваливаясь в небытие, она крепко сжала в руке странный предмет, словно тот мог удержать ее в этом мире. Воины подхватили обмякшую даллу и выволокли на улицу. Стоящий в тени Раука тихо обратился к вождю: — В моем роду было много славных ардаров. Позволь мне сказать. Вождь неохотно поднял на воина взгляд и устало проговорил: — Только из уважения к твоему роду. — Девчонке не выбраться, к тому же она ранена. — Так пусть там и остается. Сил моих больше нет. — Но это казнь без суда. Светло-зеленые глаза вождя вспыхнули гневом. — Следи за языком, туслах! — Прошу прощения, ардар, — Раука низко склонил голову, — но она последняя. Ее род не заслужил такого конца. — Ее род иссяк и ничего не стоит. Их земли высохли, а сила покинула воинов. Она сама навлекла на себя бесславный конец. И я не буду ни с кем обсуждать приказы. Надеюсь, тебе все понятно, туслах? — Да, мой ардар, — Раука еще ниже склонил голову. Вождь раздраженно передернул плечами и повернулся к остальным. На улице Ксатру потащили на край палаточного лагеря, где держали скот. За кругом шатров на некотором отдалении была обустроена яма для пленных: узкий земляной мешок глубиной в два человеческих роста. Воины миновали встревоженных лошадей и направились к прикрытому хворостом провалу. Один из даллов откинул плетеную решетку, Ксатру спихнули вниз и со стуком опустили крышку. Далла скатилась и застыла на дне. Из руки выкатилось широкое серебряное кольцо с длинным острым лепестком. В тонком орнаменте и блестели мелкие черные камни. ГЛАВА 7 Тамаш-Эрнальд, в степях Тамаш с Эрнальдом в нерешительности стояли у выхода из ущелья, а впереди, бурля и перекатываясь, несся мутный, вспененный поток. Некогда чистая, неглубокая протока, с журчанием сбегавшая по мелкому каменистому руслу, теперь вздулась и разлилась. Было слышно, как выше по течению река клокочет в тесных каменных берегах. А на равнине многочисленные низины вдоль русла оказались затоплены и превратили степь в подобие озерного края. Широкие заводи длинными протуберанцами проскальзывали между холмами и заполняли обширные круглые впадины, ярко отблескивая мелкой рябью и отражая пеструю мозаику облаков. Ближе к горизонту лента круто изгибалась на север в первой из череды широких петель и скрывалась между холмами. Оправившись от первого впечатления, Тамаш с Эрнальдом прошли вперед и остановились перед открытым спуском, пересыпанным битым камнем. Прямо перед ними протока расширялась и сильно мелела. Вероятно, раньше в этом месте был брод, но сейчас грязные воды бурлили на камнях и заворачивались воронками, грозя утянуть излишне рискового путника. Тамаш разочарованно вздохнул и устало потер покрытую щетиной щеку: — Пойдем-ка присядем. Надо подумать. Юноша, рассеянно глядя на залитую водой равнину, молча кивнул и последовал за ним. Выбрав камень повыше, Тамаш аккуратно присел. Эрнальд скинул тяжелые сумки и понуро сел рядом. — Ты ведь родился здесь. Что думаешь? — спросил лекарь. — Я? — растерялся Эрнальд. — Конечно. Не я же, — усмехнулся Тамаш, — Я эти земли знаю из летописей и слухов, но это не самые надежные источники. Эрнальд скептически сморщил лицо: — Я был ребенком, вы же понимаете… — Понимаю, но больше мне спросить не у кого, — развел руками лекарь.